Изменения

Под словом “переплетены” автор, разумеется, понимает просто-напросто полнейшее единочувствие и единомыслие, и я, несомненно, извратил бы процитированную авторскую мысль, заяви я сейчас здесь о том, что идея, которую он стремится передать, и то, о чём мы здесь говорим, – это одно и то же. Но, в конце концов, а что такое сочувствие, как не ослабление того жёсткого “вяжущего” свойства (выражаясь терминологией Бёме), которое, собственно говоря, и составляет индивидуализм? И, подобно тем случаям, когда мы переживаем подлинное сочувствие, благодаря частичному подавлению индивидуализма и того, что является неотъемлемыми свойствами индивида, мы и способны переживать возвышенный восторг и ощущать своё бытие во всей его остроте. Так, возможно, и распрощавшись со всем, что запирает нас наглухо в духовной обители эго – ''целиком'', без остатка – мы можем впервые понять, чтó есть жизнь истинная и какими несказанными преимуществами она располагает.  

Под словом “переплетены” автор, разумеется, понимает просто-напросто полнейшее единочувствие и единомыслие, и я, несомненно, извратил бы процитированную авторскую мысль, заяви я сейчас здесь о том, что идея, которую он стремится передать, и то, о чём мы здесь говорим, – это одно и то же. Но, в конце концов, а что такое сочувствие, как не ослабление того жёсткого “вяжущего” свойства (выражаясь терминологией Бёме), которое, собственно говоря, и составляет индивидуализм? И, подобно тем случаям, когда мы переживаем подлинное сочувствие, благодаря частичному подавлению индивидуализма и того, что является неотъемлемыми свойствами индивида, мы и способны переживать возвышенный восторг и ощущать своё бытие во всей его остроте. Так, возможно, и распрощавшись со всем, что запирает нас наглухо в духовной обители эго – ''целиком'', без остатка – мы можем впервые понять, чтó есть жизнь истинная и какими несказанными преимуществами она располагает.  

И всё же это ещё не та почва, на которой можно надеяться обрести полное общественное признание, поскольку эта концепция бессмертия, представленная мною здесь столь пунктирно и расплывчато, будет противоречить ''обывательскому'', ''буржуазному'' представлению о вечности с его индивидуализмом и семейными привязанностями – а последние, вероятно, и составляют главное очарование спиритуализма в глазах у большинства его прозелитов. Весьма сомнительно, чтобы вещи, которых “не видел глаз, не слышало ухо” [1Кор.2:9 – Пер.], когда-либо особенно занимали воображение человека или примиряли его с утратой всего того, что отчётливо ассоциируется с радостью и движением жизни. И обитатель низшего плана едва ли будет доволен трансцендентной жизнью, усматривая в ней наивысшее блаженство. В лучшем случае он может лишь повторить то откровение, что посетило смятенный ум в романе “Sartor Resartus”: “Человек может обойтись без счастья и взамен его найти блаженство”.<ref>Карлейль, 1902. С. 214. – Пер.</ref> Это никакая не сублимация надежды, а всего лишь потребность мысли – она-то и заставляет нас искать состояние истинного бытия и бессмертия где-то за пределами тех доказательств, которыми оперирует индивидуализм. Истинная личность может существовать в сознании лишь при участии того, чтó мы можем определить только как именно отрицание индивидуальности – отрицание во всех смыслах, в каких она способна пониматься нами. Что же до того, что составляет содержание или “материю” сознания, то определить это мы можем только с помощью одного-единственного туманного слова “идеальный”. Но мы с уверенностью можем сказать, что в той области индивидуальные интересы и заботы уже не найдут для себя места. Более того, мы можем утверждать, что именно после того, как исчезнут все те помехи, что несёт с собой индивидуализм, этот приток новой жизни и получит для себя свободный канал. А значит, со всей неизбежностью должна состояться та самая мистическая смерть, которая является такой же подлинной смертью, как и та, что возвращает наше физическое тело к его первоэлементам.  

И всё же это ещё не та почва, на которой можно надеяться обрести полное общественное признание, поскольку эта концепция бессмертия, представленная мною здесь столь пунктирно и расплывчато, будет противоречить ''обывательскому'', ''буржуазному'' представлению о вечности с его индивидуализмом и семейными привязанностями – а последние, вероятно, и составляют главное очарование спиритуализма в глазах у большинства его прозелитов. Весьма сомнительно, чтобы вещи, которых “не видел глаз, не слышало ухо” [1Кор.2:9 – Пер.], когда-либо особенно занимали воображение человека или примиряли его с утратой всего того, что отчётливо ассоциируется с радостью и движением жизни. И обитатель низшего плана едва ли будет доволен трансцендентной жизнью, усматривая в ней наивысшее блаженство. В лучшем случае он может лишь повторить то откровение, что посетило смятенный ум в романе “Sartor Resartus”: “Человек может обойтись без счастья и взамен его найти блаженство”.<ref>Карлейль, 1902. С. 214. – Пер.</ref> Это никакая не сублимация надежды, а всего лишь потребность мысли – она-то и заставляет нас искать состояние истинного бытия и бессмертия где-то за пределами тех доказательств, которыми оперирует индивидуализм. Истинная личность может существовать в сознании лишь при участии того, чтó мы можем определить только как именно отрицание индивидуальности – отрицание во всех смыслах, в каких она способна пониматься нами. Что же до того, что составляет содержание или “материю” сознания, то определить это мы можем только с помощью одного-единственного туманного слова “идеальный”. Но мы с уверенностью можем сказать, что в той области индивидуальные интересы и заботы уже не найдут для себя места. Более того, мы можем утверждать, что именно после того, как исчезнут все те помехи, что несёт с собой индивидуализм, этот приток новой жизни и получит для себя свободный канал. А отсюда и необходимость мистической смерти — такой же подлинной смерти, как и та, что возвращает наше физическое тело к первоэлементам.  

Один индусский теософ (Пири Чанд Митра, Peary Chand Mittra) хорошо объяснил эти слова:

Один индусский теософ (Пири Чанд Митра, Peary Chand Mittra) хорошо объяснил эти слова: