Изменения

Перейти к навигации Перейти к поиску

Блаватская, Елена Петровна (просмотреть исходный код)

Версия 16:27, 20 февраля 2011

38 197 байт добавлено ,  16:27, 20 февраля 2011
→‎Письма
Строка 406: Строка 406:     
{{Подпись-ЕПБ-Письмо|Фадеевой|4}}
 
{{Подпись-ЕПБ-Письмо|Фадеевой|4}}
 +
 +
Мне было 35 лет, когда мы с вами виделись в последний раз. Давайте не будем говорить о том мрач­ном времени,'' заклинаю вас'' позабыть о нем на­все­гда. Я тогда только что потеряла единственное существо, ради которого стоило жить, существо, которое, выражаясь словами Гамлета, я любила, как «сорок тысяч братьев и отцов любить сестер и дочерей своих не смогут». Несколько недель я провела в Одессе у своей тети госпожи Витте, которая по-прежнему живет в этом городе. Там я получила письмо от одного индуса, с которым при весьма необычных обстоятельствах познакомилась в Лондоне 28 лет назад и который убедил меня предпринять мою первую поездку в Индию в 1853 году*. В Англии я виделась с ним лишь дважды, и во время нашей по­следней встречи он мне сказал: «Судьба навсегда свяжет вас с Индией, но это произойдет позже, через 28-30 лет. Пока же поезжайте и познакомьтесь с этой страной». Я туда приехала, почему — сама не знаю! Это было словно во сне. Я прожила там около двух лет, путешествуя, каждый месяц получая деньги неведомо от кого и честно следуя указанным мне маршрутом. Получала письма от этого индуса, но за эти два года'' не виделась с ним ни разу''. Когда он на­писал мне: «Возвращайтесь в Европу и делайте что хотите, но будьте готовы в любой момент вернуться», — я поплыла туда на «Гвалиоре», который у Мыса потерпел кораблекрушение<ref>К.Джинараджадаса считает, что корабль, на котором плыла Е.П.Блаватская, потерпел крушение между Пиреем и островом Специя, недалеко от Греции, однако С.Крэнстон указывает, что это произошло у мыса Доброй Надежды.</ref>, однако меня и еще десятка два человек удалось спасти.
 +
 +
Почему этот человек приобрел такое влияние на меня? Причина мне до сих пор не ясна. Но вели он мне броситься в пропасть — я бы не стала колебаться ни секунды. Я побаивалась его, сама не зная почему, ибо не встречала еще человека мягче и проще в обращении, чем он. Если вам захочется побольше узнать об этом человеке, то, когда будет время, прочтите «В дебрях Индостана»<ref>Е.П.Блаватская. «Из пещер и дебрей Индостана»</ref>. Вещь напечатана в «Московском вестнике», где я выступаю под псевдонимом «Радда Бай». Пусть они вышлют вам ее отдельной брошюрой. Мой индус представлен там под именем Такур Гулаб Сингх.
 +
 +
{{Пропущено}}
 +
 +
В 1869 году я по­ехала в Египет, а оттуда — снова в Индию и возвратилась в 1872 году. Затем, уже будучи в Одессе, в 1873 году я получила письмо от моего таинственного индуса, в котором он велел мне отправляться в Париж, и отбыла туда в марте 1873 года (кажется, второго числа). Сразу же по прибытии я получила еще одно письмо с указанием отплыть в Северную Америку, что я и сделала без всяких возражений. Там мне пришлось доехать до Калифорнии, а оттуда — плыть до Иокогамы, где после девятнадцати лет разлуки я снова повстречала своего индуса: он, оказывается, обосновался в маленьком дворце, то есть в загородном доме в трех-четырех милях от Иокогамы. Пробыла у него лишь неделю, ибо он с по­дробнейшими наставлениями отослал меня обратно в Нью-Йорк. Там я с ходу приступила к работе. Для начала индус велел мне проповедовать против спиритуализма.
 +
 +
{{Пропущено}}
 +
 +
На следующий, 1875 год, численность его составляла уже от восьми до девяти тысяч человек. Тут я получила еще одно письмо, заставившее меня оставить лекторскую работу (меня заменил пол­ковник Олькотт), сесть и написать книгу, которая в напечатанном виде составила 1400 страниц мелким шрифтом, — два толстых тома под названием «Разоблаченная Изида»!
 +
 +
Не стану о ней говорить, ибо не было газеты, которая не упоминала бы о ней — либо для того, чтобы разнести в пух и прах, либо для того, чтобы уподобить величайшим творениям всех философий прошлого, настоящего и грядущего. Я писала ее совсем одна — рядом не было никаких помощников, писала на английском, который тогда едва знала, однако, как и в случае с моими лекциями, оказалось, что я писала на классическом английском без единой ошибки, подкрепляя свое небрежное изложение цитатами из известных и неизвестных авторов, порою из книг, существующих в единственном экземпляре где-нибудь в ватиканской или в бодлианской библиотеке, — книг, к которым у меня тогда просто не могло быть доступа, но которые со временем помогли подтвердить правильность написанного мною и отомстить клеветникам, ибо выяснилось, что я точно процитировала все до последнего слова. Эта работа была и остается сенсацией. Она переведена на несколько языков, включая сиамский и хинди, и является'' Библией'' наших теософов.
 +
 +
Написала ли я ее сама? Нет, она была написана'' моею рукою'' и'' моим'' пером. В остальном же я от сво­его авторства отказываюсь, ибо сама в этой книге до сих пор ничего не смыслю. Но десять тысяч экземпляров первого издания по 36 шиллингов за штуку разошлись буквально за месяц; мне же в качестве прибыли от продаж пришлось довольствоваться лишь славой, не получив ни гроша, так как, будучи убеждена, что все это — праздная болтовня, не стоящая и одного-единственного издания, я продала ее издателю, как говорится, за спасибо, тогда как он заработал на ней сто тысяч долларов, ибо за последние три года книга эта выдержала шесть изданий. Вот так-то.
 +
 +
Собрав весь урожай авторских почестей, а в качестве'' материального'' вознаграждения получив только оскорбления со стороны моих фанатичных критиков, я получила распоряжение выбрать семь теософов, готовых при надобности пожертвовать жизнью ради успеха своей миссии среди язычников, и вместе с этими'' делегатами''<nowiki> сесть на корабль, отплывающий в Индию*. С 1865 по1868 год, когда все думали, что я в Италии или где-нибудь еще, я побывала в Египте, откуда я должна была отправиться в Индию, но отказалась это сделать. Именно тогда я вернулась в Россию вопреки советам моего учителя, желавшего, чтобы я поехала в ламаистский монастырь Топ-Линг за Гималаями, где я так хорошо себя чувствовала, — вернулась, изменив маршрут, влекомая желанием вновь увидеть [...]* (нет, простите, но я, видимо, не в силах это выговорить) — скажем, свою родную страну, и приехала в Киев, где потеряла все, что мне было дороже всего на свете, и чуть не лишилась рас­судка. Впрочем, с тех пор я наверняка безумна, ибо временами мне кажется, что я сплю и все это вижу во сне! Однако...</nowiki>
 +
 +
Сразу по прибытии в Лондон, где было основано наше первое «Британское Теософское Общество» с графом Карнарвоном и Балкарресом (лордом Линдсеем) во главе (смотрите Устав, который я вам посылаю), мы возобновили наше путешествие. В Суэце, в Адене и везде, где только можно (в первую очередь во Франции, на Корфу и на Мальте), мы основывали наши Общества, ибо друзья,'' собратья'' были у нас уже повсюду. Прибыв в Бомбей, я оставила в покое англичан, потому что хотела посвятить все свое время коренным жителям. Увы, последствия не заставили себя долго ждать! Как только мы сошли на берег по просьбе поднявшейся на борт корабля депутации из двухсот индусов, на набережной нас приветствовала толпа из пятидесяти тысяч тысяч че­ловек, и англичане были вне себя от ярости. Меня приняли за русскую шпионку!! Англо-индийское правительство с проницательностью, присущей милордам с'' Оксфорд-стрит'', которых направляют в Индию вместо обычных лордов, решило, что меня подослал генерал Кауфман* — мой бедный невинный красноносый друг Константин Петрович! Я не виделась с ним с 1848 года; тогда, в Абаз-Тумане, он имел обыкновение попусту объясняться мне в любви, восседая на куче картошки с морковью.
 +
 +
Представляете? Эти глупые англичане стали тратить огромные суммы денег на слежку за дочерью моего отца. Краснощекие агенты тайной полиции с пышными выцветшими усами целых семь месяцев ходили за мною по пятам, проехав на поезде около пяти тысяч километров, следя за мною всю дорогу от Бомбея на север Индостана в Раджпутану*, оттуда — в Центральную Индию, затем в Пенджаб, Кашмир, Дарджилинг, где по истечении семи месяцев я покинула британскую территорию, на прощание показав шпикам нос. Им запрещено ступать на территорию Тибета, и я отправилась туда'' одна'', расставшись с индусами и американцами — моими спут­ни­ками, которые остались дожидаться меня в Дар­джилинге. Я отправилась в монастырь к своим друзьям-ламам, совершая паломничество «в поклонение Будде», как я в насмешку написала в записке, отправленной шпику, который следил за мною до самого конца пути. Возвратившись через три недели, я снова встретила и своих спутников, и шпиков, поджидавших мою'' опасную'' персону. Уверена, что англичане и по сей день считают, что у меня в Тибете была тайная встреча с Кауфманом, переодетым в далай-ламу*.
 +
 +
Поняв, что с этими глупцами-англичанами ничего не поделаешь, я принялась понемногу с ними знакомиться и обнаружила, что в глазах туземцев они стали просто посмешищем, но закончилось все тем, что они «успокоились в собственном волнении», как говаривала моя старая няня, раскладывая карты для гадания. В конце концов мы отбыли на Цейлон по приглашению наших друзей, теософов-буддистов. Итак, в прошлом году наша делегация из девяти человек, посланных девятью Обществами, в составе которой были представлены самые разные народы: американец, русская, индус, англичанин, итальянец, парс, пенджабец, непалец и раджпут* — высадилась на Цейлоне, и клянусь вам, дорогой мой князь, такой прием, как нам, не оказывали и принцу Уэльскому!
 +
 +
В течение трех месяцев одно триумфальное шествие сменялось другим: процессии, во главе ко­торых шли сотни высокопоставленных буддийских священнослужителей и слоны (я сама ехала на слоне кофейного цвета); вдоль дороги через весь Цейлон — гирлянды из цветов и триумфальные арки через каждые десять шагов; женщины из центральных провинций, украшенные, вернее,'' одетые'' в алмаз­ные ожерелья в качестве единственного предмета ооблачения; процессии сингальских аристо­краток, разодетых наподобие средневековых голландских дам, подходившие ко мне, чтобы про­стереться передо мною ниц; священнослужители сиамской секты* в желтых накидках на голое тело, перекинутых через левое плечо, и так далее.
 +
 +
Англичан снова охватила ярость, однако они не стали ничего предпринимать: боялись революции, на­­родного восстания. «Убивайте индусов и будди­стов, но не трогайте их религии, иначе они сами поубивают вас», — гласит местная поговорка. В глазах туземцев я была пророчицей, которую послал им Будда. Как они до такого додумались, откуда у них столь странное наваждение — не знаю! Тем не менее это неоспоримый факт, и поэтому англичанам приходилось со мною считаться. Я быстро выучила санскрит и пали; скоро буду читать лекции на обоих этих языках. Сингалы выбрали меня своим третейским судьей в религиозных вопросах. На Цейлоне есть две буддийские секты — сиамская и секта Амарапура*, постоянно враждуюие друг с другом. После семи веков вражды я их примирила. Я дискутировала с ними по религиозным проблемам и объясняла им тот или иной метафизический вопрос из'' Трипитаки'' и'' Абхи­дхармы''<nowiki>* — буддийских священных писаний. Откуда мне известны эти столь абстрактные и метафизические вещи? О! В этом-то и заключена страшная тайна. Но я чувствую себя в силах держаться с достоинством перед величайшими знатоками санскритской учености и побеждать в публичных дискус­сиях как брахманов, так и буддистов, которые на своих священных писаниях собаку съели.</nowiki>
 +
 +
Вам достаточно пролистать мой журнал «Theo­sophist» — издаваемый мною в Бомбее ежемесячник, куда пишут величайшие'' пандиты''<nowiki>* (ученые, астро­логи, богословы и прочие), скромно получая наши критические отзывы и замечания. Где я этому научилась? Наверное, в другом воплощении, но истина в том, что я все это знаю.</nowiki>
 +
 +
{{Пропущено}}
 +
 +
После возвращения с Цейлона и моего буд­дий­ского триумфа вышеупомянутая аристократия на­чала со мною заигрывать. Из Симлы ко мне стали поступать настойчивые приглашения провести там'' жаркие месяцы'' — сезон, когда на равнинах Индостана все горит, изжаривается и превращается в пепел. В прошлом году я провела этот сезон в гостях у г-на Синнетта (сезон чудес, описанный в его «Оккультном мире»). В этом году я получила приглашение в Ротни-Касл, расположенный в десяти тысячах футов выше уровня моря, от г-на Хьюма, которого'' только что назначили губернатором'' северо-западных провинций*. (Позже вам станет ясно, почему я об этом упоминаю.) Прошел месяц, и маркиз Рипон, который три года назад обратился в католичество и всецело находится в руках иезуитов, перепугался и... принял меня за'' дьявола''! Сказать-то он ничего не осмелился, хотя и является вице-королем, однако его партия принялась подрывать мое влияние в тех кругах, где я властвовала безраздельно. В ход пошло все: злословие, ложь, клевета и прочее. Все это делалось по наущению рипоновского духовника-иезуита — от­ца Керра, этакого'' venticello<ref name="ftn55">''Venticello (итал.) — ветреник, повеса.''</ref>, о котором говорит, вернее, поет дон Базилио*.
 +
 +
 +
Общество раскололось на два лагеря, причем боль­шинство осталось со мною. Все дамы, все придворные и великое множество военных — молодых'' агностиков'' — бросились на мою защиту, готовые сто­ять за меня насмерть, причем возглавил их сам г-н Хьюм. Последний пошел гораздо дальше. Он набрал около пятидесяти светских львов и львиц и, когда все они вступили в Теософское Общество, ос­новал его параллельную ветвь под названием «Эклектическое Теософское Общество Симлы», был избран председателем оного и под предлогом того, что дела Общества занимают все его время и требуют полной самоотдачи,'' подал вице-королю прошение об отставке'','' отказавшись от поста губернатора провинции'' и заявив, что службе Ее Величеству он предпочитает теософию*! Общественное положение и богатство позволили г-ну Хьюму осуществить все это.
 +
 +
 +
Однако поскольку это отделение Общества подчинено нашему, «материнскому» Обществу,'' истинным'' руководителем которого являюсь я, выбор г-на Хьюма расценили как оскорбление и вице-король, по-видимому, отметил, что г-н Хьюм предпочитает служить не Ее Величеству ко­ро­ле­ве-императрице, а г-же Блаватской (смотрите прилагаемую брошюрку с нашим Уставом*). Полковник Олькотт, хотя и числится нашим председателем, на самом деле мой ученик и обязан мне во всем повиноваться. В прессе поднялся страшный шум. Боже праведный! Меня при­нимаются рвать в клочья. Католические миссио­неры преследуют меня со всею'' odium theologicum<ref name="ftn56">''богословской ненавистью (лат.).''</ref>, на какую только способны. Но я'' никого не боюсь''. Я могу отправиться в Тибет, в Лхасу,'' когда мне вздумается'', а им этого не дано.
 +
 +
Тем не менее, убедившись, что я никакая не русская шпионка, мои недруги измыслили очередную инсинуацию: будто я'' не госпожа Блаватская'','' ''а'' некая особа'','' знакомая с нею и укравшая ее документы'', которую здесь принимают за госпожу Блаватскую. Настоящая же госпожа Блаватская'' умерла'', и люди говорят, будто «она похоронена в Адене... мы сами видели имя этой дамы на могильной плите». Насчет плиты все верно, ибо я специально заказала мо­гильный камень с выгравированным на нем моим именем — это было в Лондоне более двадцати лет назад. Я брала этот камень с собою во все путешествия, чтобы, случись что со мною, меня могли бы опознать. Но в конце концов это надгробие стало обузой. Когда в 1871 году я сошла на берег в Адене, у меня умерла Коко — моя абиссинская обезьянка. Я так горько оплакивала ее смерть, что по­жертвовала своей любимице собственную мраморную плиту, которой предназначалось в один прекрасный день прикрыть мои останки. Я лишь приписала черной краской перед своей эпитафией слова «''favourite monkey of''...»<ref name="ftn57">«любимая обезьянка...» (англ.).</ref>, после чего надгробная надпись, первоначально гласившая:
 +
 +
 +
<center>HELENA P. BLAVATSKY</center>
 +
 +
<center>died ...................<ref name="ftn58"><center>ЕЛЕНА П. БЛАВАТСКАЯ</center>
 +
 +
<center>скончалась.....</center></ref></center>
 +
 +
 +
теперь приобрела следующий вид:
 +
 +
 +
<center>The favourite monkey of</center>
 +
 +
<center>HELENA P. BLAVATSKY</center>
 +
 +
<center>died in 1871<ref name="ftn59"><center>Любимая обезьянка</center>
 +
 +
<center>ЕЛЕНЫ П. БЛАВАТСКОЙ</center>
 +
 +
<center>скончалась в 1871 г.</center></ref>.</center>
 +
 +
 +
Однако слова, дописанные краской, смыло дождями, а мое выгравированное имя осталось. Ходили слухи, что эту мраморную плиту с тех пор успели похитить. Вот почему в Симле меня стали принимать за мою же собственную служанку или горничную! Более того, поговаривали, что я не дочь моего отца, не племянница моего дяди и даже (о если бы я только могла пригубить этот волшебный нектар!) не возлюбленная супруга старика Блаватского.
 +
 +
Как-то раз на вице-королевском балу в связи с подобными слухами разгорелась ссора между г-ном Синнеттом, издателем «The Pioneer», и г-ном Прим­роузом, личным секретарем лорда Рипона. Синнетт в ярости подошел ко мне в сопровождении сэра Лайэлла и леди Лайэлл и поинтересовался, не желаю ли я написать своему дяде (имя которого здесь хорошо известно) или графу Лорис-Меликову* письмо на предмет опознания моего почерка и попросить их сообщить мне о результате, что помогло бы идентифицировать мою личность. Я жутко разозлилась. Во-первых, Лорис-Меликов не знаком с моим почерком. Во-вторых, я не знала, на какой адрес писать моему дяде. Я отказалась. Но, вернувшись с бала, Синнетт обнаружил конверт с письмом от своего индуса (Кут Хуми), который вдруг откуда-то выпал прямо у него перед носом (конверт, а не индус). В письме были следующие слова: «Передайте ей, пусть на­пишет князю А.Дондукову-Корсакову, генерал-губернатору Одессы, и попробует все уладить через него. Князь ее знает». Так что они о вас наслышаны, эти таинственные индусы с Тибета!
 +
 +
Я сделала то, о чем меня просили, боясь потревожить вас своей просьбой и страшась, что вы пошлете меня с моим письмом к черту. «Если генерал Фадеев, — заявили мне сэр А.Лайэлл и г-н Хьюм, — признает ваш почерк и ответит на ваше письмо, направив свой ответ на имя г-на Примроуза, дабы тот прочел его и затем вручил вам, то в этом случае мы разобьем наших врагов».
 +
 +
<nowiki>И вот, прежде чем до меня и г-на Синнетта дошел ответ моего дяди, когда я была еще в Симле, прямо на большом званом обеде у г-на Хьюма мне принесли письмо от вас. На вас, мой князь, явно снизошло вдохновение свыше, когда вы писали эти слова: «Узнав ваш почерк, я вспомнил...» и так далее! Полный триумф, сокрушительное поражение моих недругов! Вы, князь Д[ондуков]-К[орсаков], один из российских «сильных мира сего», пишете такое письмо, и кому — «мелкой авантюристке»!</nowiki>
 +
 +
Господи, какой потрясающий эффект возымело письмо князя,'' настоящего'','' живого'' князя в среде всех этих парвеню*, этих лавочников, из которых в основном и состоят официальные круги и'' аристо­кратическое'' общество Симлы и Индии в целом! Это вам я обязана тем ежедневным ворохом визитных карточек, которые я лично получала следующие пару недель. Вы ведь простите мне, не правда ли, мою нескромность (ввиду критической ситуации, в которой я оказалась), с коей мне пришлось потрясать вашим письмом перед носом у моих врагов, демонстрируя им вашу подпись и первые строки послания? А теперь, мой дорогой князь, я к вашим ус­лугам.
 +
 +
{{Подпись-ЕПБ-Письмо|Дондукову-Корсакову|2}}
 +
 +
вместе со своей фотографией посылаю вам снимок моего слона Ваньки — моего лучшего друга. Снимок сделан в Ратнапуре (Цейлон), где у Общества одна из штаб-квартир, каковые у нас теперь повсюду.
 +
 +
{{Пропущено}}
 +
 +
Если уж вы решите что-то вставить в рамку, то пусть это будет Ванька, мой слон, ибо так уж распорядилась капризная судьба, что это меланхоличное животное непременно станет фигурировать однажды в «истории религиозно-философского раз­вития цивилизации Индии и Цейлона» в качестве лошадки, любимого ездового животного «махатмы Блаватской», и затмит исторического верблюда Магомета.
 +
 +
{{Пропущено}}
 +
 +
Когда это я изобретала какую-нибудь религию или веру? И зачем, если уж я не повинна в такой глупости, коверкать мою фамилию, которая и так уже имеет свойство несколько смущать меня и к тому же весьма неблагозвучна, — зачем же переделывать ее в «Главатскую», которая звучит еще хуже?! И все это враки. «Слышал звон, да не знает, где он». Ничего я не изобретала; не для того я отринула всяческую поповщину, отвернулась от разношерстных догматиков, чтобы на старости лет самой изобретать всевозможные религии и верования!
 +
 +
Моя вера — это полное отсутствие веры, даже в саму себя. Я давно перестала верить в видимых и незримых личностей, или в общепринятых и субъективных богов, в духов и в провидение — я верю''' только''' в человеческую глупость. Для меня всего, что обусловленно, относительно и конечно, не существует. Я верю лишь в Бесконечное, Безусловное и Абсолютное, но я не проповедую свои идеи.
 +
 +
В нашем Обществе, состоящем из представителей всех народов, всех религий, всех концепций,'' никто'', от президента до последнего члена, не имеет права распространять свои представления, и каждый обязан уважать убеждения и верования ближнего своего, какими бы абсурдными они ему ни казались. Нас не 75 000, а скорее 300 000, если учитывать все со­юзные общества. И весь секрет моего «[[аватар]]ства» (в которое верят глупцы) в том, что я защищаю право каждого честного человека, будь то буддист, брахманист, джайн*, иудей или поклонник дьявола, веровать и поклоняться как ему угодно, если только он делает это ''искренне''. Вот почему я говорю христианину: если ты веруешь в своего Христа, то жи­ви, как жил Христос, и старайся походить на Христа, а не на папу римского или на Лютера. То же самое я говорю и буддисту, приводя в пример Гаутаму Будду, величайшего философа на свете
 +
 +
{{Подпись-ЕПБ-Письмо|Дондукову-Корсакову|4}}
    
'''Сноски'''
 
'''Сноски'''
Источник — https://ru.teopedia.org/hpb/Служебная:Сравнение_версий/8374

Навигация