Блаватская Е.П. - Древние философы и современные критики: различия между версиями

В одной из древнейших философско-религиозных систем доисторических времен мы читаем, что в конце Махапралайи (всеобщего растворения) Великая Душа — Параматман, Само-Сущее, могущее быть «постигнутым лишь через сверхчувственное», — становится «манифестацией самого себя»<ref>«Манава Дхарма Шастра» («Законы Ману»), гл. I, 5-8 и далее.</ref>.

Давайте убедимся, насколько идеи брахманизма совпадают с философией дохристианского язычества и самим христианством. Лучше всего начать с философии Платона, наиболее продуманно излагающей глубочайшие системы древней Индии.

Теософ без труда узнает в этом «Боге»: а)''' Мировой Разум''' в космическом аспекте и б) высшее Эго в человеке и его микрокосме. Ибо, как говорит Платон, Он не является ни истиной, ни интеллектом, «но Отцом их» — то есть «отцом» низшего манаса, нашего личного «мозгового ума», зависящего в своих проявлениях от органов чувств. Хотя эту вечную сущность вещей нельзя воспринять нашими физическими чувствами, ее могут постичь умом те, кто не являются преднамеренными глупцами<ref>Этот «Бог» — Мировой Разум, Алайя, источник, из которого эманировал «Бог», пребывающий в каждом из нас.</ref>.

Почти столетие отделяло Платона от Пифагора, так что они не могли знать друг друга. Но оба были посвященными, и потому неудивительно, что оба проповедуют одну и ту же доктрину о Мировой Душе.

Огульное обвинение, будто древние философы только обобщали и практически ничего не систематизировали, не доказывает их «невежества»; более того, это неверно. Каждая наука в начале времен была открыта'' Божественным'' Наставником и тем самым сделалась священной и могла передаваться только в ходе мистерий посвящения. Поэтому ни один посвященный философ — такой, как Платон, — не имел права раскрывать ее. Один раз примите этот факт без доказательств — и предполагаемое «невежество» древних мудрецов и некоторых посвященных классических авторов объяснится. В любом случае, правильное обобщение даже полезнее любой системы точной науки, которая формируется только на основании ряда «рабочих гипотез» и предположений.  

...Эта теория существовала за много тысячелетий до Анаксимена, ибо была доктриной, принятой у халдеев, которые преподавали ее как ''экзотерически'' — на их цилиндрах и табличках, так и ''эзотерически'' — в храмах Эа и Нэбо — Бога и пророка, открывателя Тайной Доктрины<ref>«Мудрость Нэбо, Бога, моего наставника, всеблагого», — говорит стих 7 на первой табличке, дающей описание происхождения богов и сотворения.</ref>. Но в обоих случаях утверждения ''обманчивы''. То, что Анаксимен — ученик Анаксимандра, бывшего другом и воспитанником Фалеса Милетского, главы «семи мудрецов» и, следовательно, посвященным, как и эти два учителя — то, что Анаксимен подразумевал под «животными», отличалось от животных современной дарвиновской теории. В самом деле, человек с головою орла и разнообразные животные с человеческими головами могут указывать на два пути: происхождение человека от животных и происхождение животных от человека, как в эзотерической доктрине.  

В любом случае, таким образом, ясно, что даже самые важные из теорий нашего времени, включая Дарвина, не вполне оригинальны.

Они обращались не к профанам, но лишь к своим последователям и ученикам, слишком хорошо знавшим символику, использовавшуюся даже в ходе публичного обучения, чтобы не понимать значения сказанного Учителями. Таким образом, они были осведомлены о том, что понятия метампсихоза и трансмиграции означают лишь перевоплощение из одного человеческого тела в другое, когда это учение касалось'' человеческого существа'', а каждое упоминание мудрецов, подобных Пифагору, о бытности в предыдушем рождении животным, либо о перерождении в животное после смерти — аллегория, связанная с духовными состояниями человеческой души.

...Луч нашего высшего Эго, низший манас, имеет высший свет, разум или рациональные способности ноуса, дабы помочь ему в борьбе с камическими желаниями...  

Таковы положения Тайной Доктрины, оккультной философии. О возможности утраты человеком своего высшего Эго из-за порочности говорили в древности и до сих пор говорят в центрах восточного оккультизма. И вышесказанное достаточно ясно показывает, что Платон верил в перевоплощение и карму так же, как и мы, хотя и высказывался об этом в мифологической форме.

И если последнее вообще что-либо значит, то это означает, что учение о «двух душах» в точности соответствует учению теософов — как эзотериков, так и экзотериков. Две души — это двойственный манас: низшая, личная «астральная душа» и высшее Эго. Первая — луч второго, упавшего в материю, который одухотворяет человека и делает его думающим, разумным существом на этом плане; восприняв самые духовные элементы в божественную сущность перевоплощающегося Эго, она умирает в своей личной, материальной форме при каждой последовательной смене, как'' кама-рупа'' у преддверия каждой новой сферы или дэвакхана, за чем следует новое воплощение. Она умирает, ибо постепенно исчезает во времени — вся, кроме ее нематериальной, мимолетной фотографии в астральных волнах, выжженная сильным светом, который постоянно меняется, но никогда не угасает; тогда как неразрушимая и бессмертная «духовная Душа», которую мы называем Буддхи-Манас и индивидуальное''' Эго''', с каждым новым воплощением становится все чище. Нагруженная всем, что''' Оно''' могло сохранить из личной души, она несет это в дэвакхан, дабы вознаградить веками мира и блаженства. Это не ''новое'' учение, не «свежее течение», как старались доказать некоторые наши оппоненты; и даже в «Разоблаченной Изиде», самом раннем и осторожном из всех современных трудов по теософии, этот факт изложен четко.

Нам неоднократно говорили, что между пантеизмом и фетишизмом всего один шаг. Утверждают, что Платон был монотеистом. В некотором смысле, без всякого сомнения, он был таковым; но его монотеизм приводил его к почитанию не'' личностного'' Бога, а Универсального Принципа и к фундаментальной идее, что действительно'' существует'' лишь абсолютно непреложное и неизменное Существование, а все конечные жизни и изменения являются только видимостью —'' майя.'' Его'' Бытие'' было ноуменальным, а не феноменальным. Если Гераклит постулирует Мировое Сознание, или Космический Разум, Парменид — неизменное'' Бытие'' в идентичности космической и индивидуальной мысли, а пифагорейцы вместе с Филолаем открывают истинное Знание (которое есть'' Мудрость'' или Божество) в нашем осознании неизменных связей между числом и мерой — идея, позднее исковерканная софистами, — то именно Платон выражает эту идею наиболее понятно. В то время как у некоторых философов неясное определение Вечно-Становящегося слишком заводит человека, тяготеющего к аргументации, в безнадежный материализм, божественное'' Бытие ''некоторых других наводит на мысль, что антропоморфизм нефилософичен. Вместо того, чтобы разделять их, Платон показывает нам логическую необходимость принять оба, рассмотрев их с эзотерической точки зрения. То, что он называет «неизменным существованием» или «Бытием», в эзотерической философии названо'' бытийностью''. Это''' Сат''', который в установленные периоды становится причиной ''Становления'', которое поэтому не может быть рассматриваемо как'' существование'', но только как нечто вечно стремящееся в своем циклическом, поступательном движении к Единому Абсолютному Существованию — существовать в «добре» и в единстве с Абсолютным.  

Однако, поскольку никто не стал бы отрицать, что Платон был посвящен в мистерии, это ставит предел опровержениям. В «Диалогах» содержатся сотни выражений и намеков, которые никто из современных переводчиков и комментаторов не понял правильно — за исключением одного лишь Томаса Тейлора. Более того, наличие в лекциях Платона учения Пифагора о числах и священных цифрах окончательно разрешает вопрос.

Этими тремя качествами являются Разум, Сознание и Воля, соответствующие Мысли, Восприятию и Рассмотрению (Интуиции) Ксенократа, который, кажется, в своем описании души был менее скрытен, нежели Платон и Спевсипп. После смерти своего учителя Ксенократ путешествовал с Аристотелем, а затем стал послом при Филиппе Македонском. Но через двадцать пять лет он принимает на себя руководство Старой Академией и становится ее ректором после Спевсиппа, занимавшего этот пост более четверти века, и посвящает свою жизнь самым трудным вопросам философии. Его считают более догматичным, чем Платон, и потому более опасным для оппозиционных школ. Его три ступени знания или три раздела философии, разделение и соединение трех способов познания и понимания разработаны более четко, чем у Спевсиппа. Он относит науку к «той сущности, которая является предметом чистой мысли и не включена в феноменальный мир», — это является прямой противоположностью аристотеле-бэконовским идеям; чувственное восприятие относится к тому, что проходит в мир феноменов, а понимание — к той сущности, «которая одновременно является объектом чувственного восприятия и математически чистого разума — сущности неба и звезд».  

Это показывает, что Аристотель был не лучше некоторых наших современных ученых, которые замалчивают факты, дабы они не расходились с их собственными личными пристрастиями и «рабочими гипотезами».

Трудно не заметить в вышеизложенных учениях прямые отголоски гораздо более древних индийских доктрин, входящих ныне в так называемые «теософские» учения, касающиеся двойственного Манаса. Мировую Душу, которую эзотерики-йогачарья звали «Отец-Мать»<ref>См. «Тайную Доктрину», том I, станцы Книги Дзиан.</ref>, Ксенократ называл мужеско-женским принципом, мужской элемент которого, Отца, он определял как последнего Зевса, последнюю божественную энергию, точно так же, как изучающие'' Тайную Доктрину'' определяют его как третий и последний Логос, Браму или Махат. Мировой Душе вверено владычествовать надо всем, что подвержено изменению и движению.  

Божественная сущность, говорил он, вливает в Солнце, Луну и планеты свой огонь или Душу в чистом виде, в образе олимпийских богов. Как подлунная сила, Мировая Душа пребывает в элементах, порождая даймонические (духовные) силы и существа, являющиеся связующим звеном между богами и людьми, и относясь к ним, «как равнобедренный треугольник относится к равностороннему и неравностороннему»<ref>Цицерон, «De Natura Deorum», I, XIII (32-35); Страбон или Плутарх. «De defectu oraculorum», XIII, (416 D).</ref>.

Должно быть так, поскольку мы узнаем, что такие люди, как Цицерон и Панетий, а до них Аристотель и его ученик Теофраст, выражали Ксенократу высочайшее уважение. У него должно было быть множество трудов — трактатов о науке, метафизике, космогонии и философии. Он писал о физике и о богах, о Сущем, Едином и Безграничном, об аффектах и памяти, о счастье и добродетели; четыре книги о царственности, бесчисленные трактаты о государстве, о власти и законах, о геометрии, арифметике и, наконец, об астрологии. Десятки признанных классических писателей упоминают и цитируют его.