Изменения

Идея Бога — понятие не врождённое, а приобретённое,<ref>См. Гольбах, с. 426: “. . . идея о боге есть благоприобретенное понятие, а не ''врожденная идея'' . . .” (''примеч. перев''.).</ref> и с теологами нас объединяет лишь одно: мы срываем покров с беспредельного. Но если все явления, происходящие из бесконечного и беспредельного — пространства, длительности и движения — мы сводим к ''материальным, естественным, чувственно воспринимаемым'' и ''известным'' (по крайней мере, нам) причинам, то теисты объясняют их ''духовными'', сверх-''естественными'', ''непостижимыми умом'' и ''неизвестными'' причинами.<ref>См. Гольбах, с. 431 (примеч.): “Таким образом, вся разница между атеистами и теологами, или богопочитателями, сводится к тому, что первые приписывают все явления материальным, естественным, осязаемым и известным, вторые же — духовным, сверхъестественным, непонятным и неизвестным причинам. Действительно, что такое бог теологов, как не ''скрытая сила''?” (''примеч. перев''.).</ref> Тот Бог, которому поклоняются богословы, — это просто-напросто некая воображаемая сила — ''un loup garou'',<ref>Оборотень (''фр''.) Это выражение, ''un loup-garou'', в “Системе природы” не встречается. Однако Гольбах использовал его в другой своей работе, “Le Bon Sens du Curé Meslier Suivi de Son Testament” (Paris, 1801, ch. 183, ''La Crainte Seule Fait les Théistes et les Dévots'', p. 267), где он говорит о том, что именно страх заставляет теистов “трепетать перед одним только именем божества, превратившегося в призрака, в домового, в оборотня, который их терзает” (“un loup-garou qui les tourmente”) (''примеч. перев''.).</ref> по выражению Гольбаха, — причём такая сила, которая ещё ни разу не проявила себя [явно и отчётливо]. Главная наша задача — освободить человека от этого ночного кошмара, научить человека ценить добродетель саму по себе и идти по жизни, полагаясь лишь на самого себя и отбросив те костыли, которые вручило ему богословие, — а именно эти костыли на протяжении бесчисленных веков и служили главной причиной почти всех человеческих страданий.  

Идея Бога — понятие не врождённое, а приобретённое,<ref>См. Гольбах, с. 426: “. . . идея о боге есть благоприобретенное понятие, а не ''врожденная идея'' . . .” (''примеч. перев''.).</ref> и с теологами нас объединяет лишь одно: мы срываем покров с беспредельного. Но если все явления, происходящие из бесконечного и беспредельного — пространства, длительности и движения — мы сводим к ''материальным, естественным, чувственно воспринимаемым'' и ''известным'' (по крайней мере, нам) причинам, то теисты объясняют их ''духовными'', сверх-''естественными'', ''непостижимыми умом'' и ''неизвестными'' причинами.<ref>См. Гольбах, с. 431 (примеч.): “Таким образом, вся разница между атеистами и теологами, или богопочитателями, сводится к тому, что первые приписывают все явления материальным, естественным, осязаемым и известным, вторые же — духовным, сверхъестественным, непонятным и неизвестным причинам. Действительно, что такое бог теологов, как не ''скрытая сила''?” (''примеч. перев''.).</ref> Тот Бог, которому поклоняются богословы, — это просто-напросто некая воображаемая сила — ''un loup garou'',<ref>Оборотень (''фр''.) Это выражение, ''un loup-garou'', в “Системе природы” не встречается. Однако Гольбах использовал его в другой своей работе, “Le Bon Sens du Curé Meslier Suivi de Son Testament” (Paris, 1801, ch. 183, ''La Crainte Seule Fait les Théistes et les Dévots'', p. 267), где он говорит о том, что именно страх заставляет теистов “трепетать перед одним только именем божества, превратившегося в призрака, в домового, в оборотня, который их терзает” (“un loup-garou qui les tourmente”) (''примеч. перев''.).</ref> по выражению Гольбаха, — причём такая сила, которая ещё ни разу не проявила себя [явно и отчётливо]. Главная наша задача — освободить человека от этого ночного кошмара, научить человека ценить добродетель саму по себе и идти по жизни, полагаясь лишь на самого себя и отбросив те костыли, которые вручило ему богословие, — а именно эти костыли на протяжении бесчисленных веков и служили главной причиной почти всех человеческих страданий.  

Да, нас можно назвать пантеистами, но агностиками — {{Стиль С-Капитель|никогда}}. Если людям так уж хочется, то, пожалуйста, пусть они и далее принимают за Бога нашу Единую Жизнь — на протяжении вечности никогда не меняющуюся и не имеющую сознания, — пусть и дальше они цепляются ещё и за эту гигантскую фикцию. Но тогда им придётся вслед за Спинозой сказать, что в мире нет ничего иного, кроме одной лишь субстанции: Бога, и только она доступна нашему пониманию, то есть повторить слова, сказанные этим знаменитым, но незадачливым философом в его четырнадцатом Положении: “Praeter Deum {nulla} dari neque concipi potest substantia”<ref>“Кроме Бога нет и не может быть представлена никакая субстанция” (см. Бенедикт Спиноза. Этика. Минск-Москва, 2001. — Часть первая. О Боге. Определения. Положение XIV, с. 17) (''примеч. перев''.).</ref> — и тем самым признать себя пантеистами<ref>См. Гольбах, с. 441: “. . . это положение будет тождественно предыдущему, если только мы не пожелаем отрицать существование материальной вселенной или утверждать вместе со Спинозой, что нет субстанции, кроме бога, и невозможно постигнуть какую-либо иную субстанцию: “Praeter deum, neque dari, neque concipi potest substantia” — вот как говорит этот знаменитый атеист в своей четырнадцатой теореме” (''примеч. перев''.).</ref> . . . И только какой-нибудь богослов, взращённый на понятиях тайны и самой нелепой сверхъестественности, способен вообразить себе, будто некое самосущее существо, которое по необходимости должно быть бесконечным и вездесущим, в самом деле может пребывать ''за пределами'' {{Стиль С-Капитель|проявленной}}''беспредельной'' вселенной.  

Да, нас можно назвать пантеистами, но агностиками — {{Стиль С-Капитель|никогда}}. Если людям так уж хочется, то, пожалуйста, пусть они и далее принимают за Бога нашу Единую Жизнь — на протяжении вечности никогда не меняющуюся и не имеющую сознания, — пусть и дальше они цепляются ещё и за эту гигантскую фикцию. Но тогда им придётся вслед за Спинозой сказать, что в мире нет ничего иного, кроме одной лишь субстанции: Бога, и только она доступна нашему пониманию, то есть повторить слова, сказанные этим знаменитым, но незадачливым философом в его четырнадцатом Положении: “Praeter Deum {nulla} dari neque concipi potest substantia”<ref>“Кроме Бога нет и не может быть представлена никакая субстанция” (см. Бенедикт Спиноза. Этика. Минск-Москва, 2001. — Часть первая. О Боге. Определения. Положение XIV, с. 17) (''примеч. перев''.).</ref> — и тем самым признать себя пантеистами<ref>См. Гольбах, с. 441: “. . . это положение будет тождественно предыдущему, если только мы не пожелаем отрицать существование материальной вселенной или утверждать вместе со Спинозой, что нет субстанции, кроме бога, и невозможно постигнуть какую-либо иную субстанцию: “Praeter deum, neque dari, neque concipi potest substantia” — вот как говорит этот знаменитый атеист в своей четырнадцатой теореме” (''примеч. перев''.).</ref> . . . И только какой-нибудь богослов, взращённый на понятиях тайны и самой нелепой сверхъестественности, способен вообразить себе, будто некое самосущее существо, которое по необходимости должно быть бесконечным и вездесущим, в самом деле может пребывать ''за пределами'' {{Стиль С-Капитель|проявленной}} ''беспредельной'' вселенной.  

Уже само это слово, “бесконечный”, несёт в себе отрицание, исключающее любую идею предела. Но ведь очевидно, что любое существо, если оно самостоятельно и вездесуще, не может быть ограничено чем-либо внешним по отношению к нему самому, да ничего внешнего — даже пустоты, — для него и быть не может,<ref>См. Гольбах, сс. 440-441: “Слово ''бесконечный'' выражает лишь отрицательную идею, означая отрицание всякой границы. Необходимым образом существующее независимое начало, или существо, очевидно, не может быть ограничено ничем находящимся вне его” (''примеч. перев''.).</ref> и где же тогда остаётся место для материи? и для проявленной вселенной, пусть даже и небеспредельной? Если задать теисту вопрос: “Что же такое ваш Бог? Он пустота, пространство или материя?”, то в ответ мы услышим: ни то, ни другое, ни третье. Тем не менее, они утверждают, что их Бог пронизывает собой материю, не будучи при этом сам материальным.<ref>См. Гольбах, с. 441: “Или, может быть, бог теологов — это то абстрактное существо, которое называют пространством, или пустотой? Теологи ответят на это отрицательным образом и скажут нам, что бог, который сам не является материей, проникает материю. Но чтобы проникать материю, надо соответствовать ей и, следовательно, обладать протяжением; обладать же протяжением — значит иметь одно из свойств материи. Если бог проникает материю, то, значит, он материален и сливается со вселенной, от которой его невозможно отличить” (''примеч. перев''.).</ref> Когда мы говорим о нашей Единой Жизни, то мы также утверждаем, что она не просто пронизывает собой материю, но является самой эссенцией каждого материального атома, а значит, она не просто сообщается с материей, но обладает также и всеми её свойствами — то есть она ''материальна'', она и есть ''сама материя''.  

Уже само это слово, “бесконечный”, несёт в себе отрицание, исключающее любую идею предела. Но ведь очевидно, что любое существо, если оно самостоятельно и вездесуще, не может быть ограничено чем-либо внешним по отношению к нему самому, да ничего внешнего — даже пустоты, — для него и быть не может,<ref>См. Гольбах, сс. 440-441: “Слово ''бесконечный'' выражает лишь отрицательную идею, означая отрицание всякой границы. Необходимым образом существующее независимое начало, или существо, очевидно, не может быть ограничено ничем находящимся вне его” (''примеч. перев''.).</ref> и где же тогда остаётся место для материи? и для проявленной вселенной, пусть даже и небеспредельной? Если задать теисту вопрос: “Что же такое ваш Бог? Он пустота, пространство или материя?”, то в ответ мы услышим: ни то, ни другое, ни третье. Тем не менее, они утверждают, что их Бог пронизывает собой материю, не будучи при этом сам материальным.<ref>См. Гольбах, с. 441: “Или, может быть, бог теологов — это то абстрактное существо, которое называют пространством, или пустотой? Теологи ответят на это отрицательным образом и скажут нам, что бог, который сам не является материей, проникает материю. Но чтобы проникать материю, надо соответствовать ей и, следовательно, обладать протяжением; обладать же протяжением — значит иметь одно из свойств материи. Если бог проникает материю, то, значит, он материален и сливается со вселенной, от которой его невозможно отличить” (''примеч. перев''.).</ref> Когда мы говорим о нашей Единой Жизни, то мы также утверждаем, что она не просто пронизывает собой материю, но является самой эссенцией каждого материального атома, а значит, она не просто сообщается с материей, но обладает также и всеми её свойствами — то есть она ''материальна'', она и есть ''сама материя''.  

В прошлом году Вы задавались одним и тем же вопросом: как может разум происходить или эманировать из того, что само не есть разум? Как высокоразумное человечество, венец разумности, может родиться из слепого закона или силы, не обладающих никаким разумом? Но если мы продолжим эту мысль, то и я в свою очередь мог бы спросить у Вас: а если бы абсолютная мудрость представляла собой некое мыслящее, разумное существо, некоего автора и правителя Вселенной, то как тогда она могла бы творить или производить на свет людей, страдающих врождённой идиотией, а также лишённых способности к логическому рассуждению животных и всё остальное “творение”? Как же так? — спрашивает Кларк, рассматривая доказательства существования Божества. “Если Бог создал глаза, то разве и сам он не должен уметь видеть? Если Бог создал уши, то разве и сам он не должен уметь слышать?”<ref>См. Гольбах, с. 443: “ Но скажут нам, как можно отрицать у творца качества, которые мы наблюдаем у его творений? Неужели работа более совершенна, чем работник? ''Неужели бог, создавший глаз и ухо, не видит и не слышит''! Но если рассуждать таким образом, то разве не следовало бы приписать богу все другие качества, наблюдаемые нами в его творениях?” (''примеч. перев''.).</ref> Однако, рассуждая подобным образом, придётся признать, что сотворивший идиота Бог и сам является идиотом и что создавший такое множество неразумных существ, столько физических и нравственных чудовищ Бог и сам должен быть неразумным существом . . .  

В прошлом году Вы задавались одним и тем же вопросом: как может разум происходить или эманировать из того, что само не есть разум? Как высокоразумное человечество, венец разумности, может родиться из слепого закона или силы, не обладающих никаким разумом? Но если мы продолжим эту мысль, то и я в свою очередь мог бы спросить у Вас: а если бы абсолютная мудрость представляла собой некое мыслящее, разумное существо, некоего автора и правителя Вселенной, то как тогда она могла бы творить или производить на свет людей, страдающих врождённой идиотией, а также лишённых способности к логическому рассуждению животных и всё остальное “творение”? Как же так? — спрашивает Кларк, рассматривая доказательства существования Божества. “Если Бог создал глаза, то разве и сам он не должен уметь видеть? Если Бог создал уши, то разве и сам он не должен уметь слышать?”<ref>См. Гольбах, с. 443: “Но скажут нам, как можно отрицать у творца качества, которые мы наблюдаем у его творений? Неужели работа более совершенна, чем работник? ''Неужели бог, создавший глаз и ухо, не видит и не слышит''! Но если рассуждать таким образом, то разве не следовало бы приписать богу все другие качества, наблюдаемые нами в его творениях?” (''примеч. перев''.).</ref> Однако, рассуждая подобным образом, придётся признать, что сотворивший идиота Бог и сам является идиотом и что создавший такое множество неразумных существ, столько физических и нравственных чудовищ Бог и сам должен быть неразумным существом . . .  

. . . Мы не являемся адвайтистами, но наше учение о единой жизни идентично учению адвайты в том, что оно говорит о Парабрахмане. И ни один прошедший настоящую философскую подготовку адвайтист никогда не назовёт себя агностиком, поскольку знает, что он сам и есть Парабрахман и во всех отношениях он тождествен универсальной жизни и душе — макрокосм есть микрокосм, и он знает, что нет никакого Бога, кроме него самого, и не может быть никакого творца, который не являлся бы существом. Обретя гносис, мы уже не можем отвернуться от него и превратиться в агностиков.  

. . . Мы не являемся адвайтистами, но наше учение о единой жизни идентично учению адвайты в том, что оно говорит о Парабрахмане. И ни один прошедший настоящую философскую подготовку адвайтист никогда не назовёт себя агностиком, поскольку знает, что он сам и есть Парабрахман и во всех отношениях он тождествен универсальной жизни и душе — макрокосм есть микрокосм, и он знает, что нет никакого Бога, кроме него самого, и не может быть никакого творца, который не являлся бы существом. Обретя гносис, мы уже не можем отвернуться от него и превратиться в агностиков.