Изменения

До сих пор языческая философия помогла им в по­строении основной догмы. Но когда теурги третьей неоп­латонической школы, лишенные своих древних мистерий, стремились слить доктрины Платона с доктринами Ари­стотеля и посредством объединения этих двух философий добавили к своей теософии первичные доктрины Восточ­ной ''«Каббалы»,'' тогда христиане из соперников преврати­лись в преследователей. Раз уж начали готовиться к пуб­личному обсуждению, в форме греческой диалектики, метафизических аллегорий Платона, то всей тщательно разработанной системе христианской Троицы угрожало разоблачение, и божественный престиж мог оказаться полностью разрушенным. Эклектическая школа, пере­вернув порядок, перешла на индуктивный метод; и этот метод стал ее похоронным звоном. Изо всего сущест­вующего на земле логика и разумные объяснения были наиболее ненавистными для новой религии тайны, так как они угрожали разоблачить всю основу концепции троичности, сообщить множествам людей доктрину эма­нации и таким образом разрушить единство целого. Этого нельзя было допустить, и это не было допущено. История запечатлела ''христоподобные'' средства, к каким для этого прибегали.

До сих пор языческая философия помогла им в по­строении основной догмы. Но когда теурги третьей неоп­латонической школы, лишенные своих древних мистерий, стремились слить доктрины Платона с доктринами Ари­стотеля и посредством объединения этих двух философий добавили к своей теософии первичные доктрины Восточ­ной ''«Каббалы»,'' тогда христиане из соперников преврати­лись в преследователей. Раз уж начали готовиться к пуб­личному обсуждению, в форме греческой диалектики, метафизических аллегорий Платона, то всей тщательно разработанной системе христианской Троицы угрожало разоблачение, и божественный престиж мог оказаться полностью разрушенным. Эклектическая школа, пере­вернув порядок, перешла на индуктивный метод; и этот метод стал ее похоронным звоном. Изо всего сущест­вующего на земле логика и разумные объяснения были наиболее ненавистными для новой религии тайны, так как они угрожали разоблачить всю основу концепции троичности, сообщить множествам людей доктрину эма­нации и таким образом разрушить единство целого. Этого нельзя было допустить, и это не было допущено. История запечатлела ''христоподобные'' средства, к каким для этого прибегали.

Всемирная доктрина эманации, принятая с незапа­мятных времен величайшими школами, которую препо­давали каббалистические, александрийские и восточные философы, – дает ключ к этой панике среди христиан­ских отцов. Тот дух иезуитизма и хитрости духовенства, который много веков спустя побудил Паркхерста замал­чивать в своем «Еврейском лексиконе» истинное значе­ние первого слова «Книги Бытия», зародился в те дни войны против угасающих неоплатонической и эклекти­ческой школ. Отцы решили извратить значение слова ''«daimon»''<ref>«Существа, которых философы других пародов различают под названием «демоны», Моисей называет «ангелами»», – говорит Филон Иудей. – «De Gigant», I, 253.</ref> и больше всего они страшились раскрыть толпе эзотерическое и истинное значение слова ''Rasit,'' так как если только истинный смысл этой сентенции, также как и еврейского слова ''asdt'' (переведенного в Септуагинте как ''«ангелы»,'' тогда как в самом деле оно означает эманации)<ref>[''Второзаконие'', XXXIII, 2]; תרשא переведено как «огненный закон» в английской Библии.</ref>,был бы правильно понят, то тайна христианской троицы обрушилась бы, в своем падении унося с собой новую ре­лигию в одну кучу развалин с древними мистериями. Вот это истинная причина, почему диалектики, так же как и сам Аристотель, «пытливый философ», всегда были невыноси­мы для христианского богословия. Даже Лютер, при разра­ботке своей реформы, чувствуя неустойчивость почвы под ногами, несмотря на то, что он свел догмы к их простей­шим выражениям, – дал полную свободу своему чувству боязни и ненависти к Аристотелю. Количество брани, ка­кое он вылил на память великого логика, может быть толь­ко приравнено – но никогда не превзойдено – прокляти­ям и брани папы римского в адрес либералов итальянского правительства. Собранные вместе, они легко могли бы заполнить том новой энциклопедии с примерами обезьяньих речей.

Всемирная доктрина эманации, принятая с незапа­мятных времен величайшими школами, которую препо­давали каббалистические, александрийские и восточные философы, – дает ключ к этой панике среди христиан­ских отцов. Тот дух иезуитизма и хитрости духовенства, который много веков спустя побудил Паркхерста замал­чивать в своем «Еврейском лексиконе» истинное значе­ние первого слова «Книги Бытия», зародился в те дни войны против угасающих неоплатонической и эклекти­ческой школ. Отцы решили извратить значение слова ''«daimon»''<ref>«Существа, которых философы других пародов различают под названием «демоны», Моисей называет «ангелами»», – говорит Филон Иудей. – «De Gigant», I, 253.</ref> и больше всего они страшились раскрыть толпе эзотерическое и истинное значение слова ''Rasit,'' так как если только истинный смысл этой сентенции, также как и еврейского слова ''asdt'' (переведенного в Септуагинте как ''«ангелы»,'' тогда как в самом деле оно означает эманации)<ref>[''Второзаконие'', XXXIII, 2]; {{Стиль С-Иврит|אשרת}} переведено как «огненный закон» в английской Библии.</ref>, был бы правильно понят, то тайна христианской троицы обрушилась бы, в своем падении унося с собой новую ре­лигию в одну кучу развалин с древними мистериями. Вот это истинная причина, почему диалектики, так же как и сам Аристотель, «пытливый философ», всегда были невыноси­мы для христианского богословия. Даже Лютер, при разра­ботке своей реформы, чувствуя неустойчивость почвы под ногами, несмотря на то, что он свел догмы к их простей­шим выражениям, – дал полную свободу своему чувству боязни и ненависти к Аристотелю. Количество брани, ка­кое он вылил на память великого логика, может быть толь­ко приравнено – но никогда не превзойдено – прокляти­ям и брани папы римского в адрес либералов итальянского правительства. Собранные вместе, они легко могли бы заполнить том новой энциклопедии с примерами обезьяньих речей.

Разумеется, христианское духовенство никогда не сможет примириться с доктриной, основанной на примене­нии строгой логики к последовательно построенному логи­ческому рассуждению. Количество тех, которые вследствие этого покинули богословие, никогда не было оглашено. Они задавали вопросы, и им запрещали их задавать; от этого происходил раскол, разочарование и часто отчаянный скачок в бездну атеизма. Взгляды орфиков на эфир как главный ''посредник между'' Богом и сотворенной материей точно так же осуждались. Эфир орфиков слишком живо напоминал ''архея,'' душу мира, а последняя была по своему метафизическому смыслу столь же близко связана с эманациями, являясь первой манифестацией – Сефирой или бо­жественным Светом. И когда же можно было больше бо­яться последней, как не в тот критический момент?

Разумеется, христианское духовенство никогда не сможет примириться с доктриной, основанной на примене­нии строгой логики к последовательно построенному логи­ческому рассуждению. Количество тех, которые вследствие этого покинули богословие, никогда не было оглашено. Они задавали вопросы, и им запрещали их задавать; от этого происходил раскол, разочарование и часто отчаянный скачок в бездну атеизма. Взгляды орфиков на эфир как главный ''посредник между'' Богом и сотворенной материей точно так же осуждались. Эфир орфиков слишком живо напоминал ''архея,'' душу мира, а последняя была по своему метафизическому смыслу столь же близко связана с эманациями, являясь первой манифестацией – Сефирой или бо­жественным Светом. И когда же можно было больше бо­яться последней, как не в тот критический момент?