ЕПБ-Письма из пещер-18: различия между версиями

{{Стиль А-Заголовок|Письмо XVIII<ref>Московские ведомости, № 80, 21.03.1880, стр.&nbsp;3-4, № 81, 22.03.1880, стр.&nbsp;4, № 85, 26.03.1880, стр.&nbsp;2-3, № 88, 29.03.1880, стр.&nbsp;5; Русский Вестник, январь 1883, Приложение, том 163, стр.&nbsp;163-178.</ref>}}

–&nbsp;Прошу вас и умоляю, не называйте её ''даккин'' (ведьмой)... Она может услышать вас... Теперь нам недалеко до неё, хотя вам и придётся идти пешком... с полмили. Туда к ''ней'' и лошадь, не только что слон, не пройдёт. У неё мы найдём огонь...

–&nbsp;Вы ничего не потеряете, отказавшись от свидания с ''даккини''... И я очень бы желал, чтобы вашему примеру последовали и другие...

–&nbsp;Если ваш патриотизм, сааб, состоит в том, чтобы хвастаться пред иностранцами мерзейшими язвами нашей без того униженной, почти задохшейся в грязи родины, то почему же вам скорее не пришло в голову собрать властью ''пателя'' всех прокажённых в вашем околотке и похвастаться пред вашими гостями ''ими''? – отвечал со странною горечью Нараян.

Странное зрелище представилось бы глазам наших американских и европейских друзей, если б они могли увидеть нас среди этого ночного шествия! Дорога шла узкою тропой в гору, и по ней нельзя было пройти более чем по два в ряд, а нас было тридцать человек с факельщиками. В полковнике вероятно проснулось воспоминание о его ночных вылазках против конфедератов<ref>Речь о гражданской войне в США (1861-1865) между Югом (конфедераты) и Севером (республиканцы), возникшей после отделения 13 южных рабовладельческих штатов от США и провозглашением независимой Конфедерации. Г.&nbsp;С.&nbsp;Олкотт вступил в Северную армию в 1862 году и принимал участие в военных действиях в Северной Каролине, проявив храбрость и высокие моральные качества. – Ред.</ref>, и он тотчас же принял на себя команду над нашей экспедицией. Эта команда, впрочем, ограничилась весьма немногим. Зарядив револьверы и ружьё он послал трёх факельщиков вперёд освещать дорогу, что бы они сделали и сами – и скомандовал: марш! Теперь нам нечего бояться конфедерации тигров, и мы можем спокойно идти. Извиваясь огненным змеем по лесу, наша процессия медленно поползла вверх по тропинке.

Нельзя сказать, чтоб явившееся полчаса позднее в берлогу пророчицы Мaнду общество отличалось особенною свежестью или изяществом туалетов. У полковника и У*** дорожные блузы были в лохмотьях, как и моё платье. Кактусы собрали с нас посильную дань по дороге; а во взъерошенных волосах бабу копошилась целая колония светляков и длинноногих трещеток-сверчков, неотразимо привлекаемых к его голове, вероятнее всего, запахом кокосового масла. Толстый Шамраo пыхтел, как паровая машина. Один Нараян, высказав своё мнение, вернулся к своему невозмутимому хладнокровию, походя во всякое время дня и ночи, а теперь в особенности, на бронзовую статую Геркулеса с палицей.

"Логовище" оказалось довольно хорошо сохранившейся развалиной древнего индусского храма; вероятнее всего, он был построен гораздо ранее "мёртвого города", где не дозволялось язычникам иметь своих храмов, – так как эта полуразвалина находится как раз под тем, что было некогда городскою стеною, и вне линии последней. Куполы двух боковых, небольших пагод провалились, и из алтарей храмов повыростали огромные кусты, в тот вечер исчезавшие под разноцветными тряпками, горшочками и другими талисманами народного суеверия, которое даже в них видит нечто божественное…

"Разве не выросли они на священном месте? В их фибрах не течёт разве сок весь пропитанный фимиамом жертвоприно­шений и испарениями святых отшельников, некогда живших и дышавших здесь?" отвечал нам в виде вопросов на наши замечания учёный, но суеверный Шамрао.

Зато средний храм, выстроенный из красного гранита, был ещё крепок, и сквозь его четыре толстые колонны чернело бы, если бы не мешала дверь, глубокое отверстие, прорытое под горой. Что было за дверью, – никто не знал. По уверению Шамраo, ещё ни одна нога живого существа, из трёх последних поколений, не переступала за эту толстую, обитую железом дверь, ведущую во внутренность подгорного храма. Кангалимм жила там одна, и в памяти старейших обитателей ''всегда'' жила там. Одни говорили, что ей 300 лет; другие уверяли что один древний старец сознался перед смертью сыну что старуха – ''его родной дядя''! Последний удалился в пещеру спасаться и прокладывать себе дорогу к ''мокше'', ещё в те времена когда "мёртвый город" считал несколько сот последних своих обитателей. Пустынник не принимал никого, и чем и как он жил, никто того не знал и не знает. Но вот давно, очень давно, ещё в те дни когда ''беллати'' не владели этими горами, старый отшельник внезапно превратился в старую отшельницу; и с тех пор она продолжая его занятия говорит его голосом и часто его именем, и только стала принимать поклонников, чего её предместник никогда не делал.

–&nbsp;''Сиватериум<ref>''[https://ru.wikipedia.org/wiki/Сиватерии Сиватерии]'' (лат. Sivatherium) – вымершие гигантские буйволообразные жирафы. – Ред.</ref>'', – отвечал Нараян. – Разве вы не видали остовов этих допотопных зверей в европейских музеях?.. Странно: в Гималайских горах их находят в большом количестве, хотя и в раздробленном состоянии... Они так названы в честь бога Шивы.

Признаюсь, мне в первый раз доводилось видеть это страшилище, которое Сенковский<ref>[https://ru.wikipedia.org/wiki/Сенковский,_Осип_Иванович Осип Иванович Сенковский] (1800-1858) – востоковед, писатель, редактор журнала «Библиотека для чтения».  – Ред.</ref> позабыл представить нам в своём допотопном романе,<ref>Речь идет о повести О.&nbsp;И.&nbsp;Сенковского «[https://ru.wikisource.org/wiki/Учёное_путешествие_на_Медвежий_остров_(Сенковский)/1858_(ВТ) Учёное путешествие на Медвежий остров]» (1833). – Ред.</ref> наряду со спасающим влюблённую чету мамонтом. Но лучше поздно, чем никогда. И вот, мы теперь стояли лицом к лицу с этим интересным чудовищем.

Возле остова и рассыпанные на полу портика лежали кучи белых цветов, если не совсем допотопных, то, по крайней мере, неизвестной нам, профанам в ботанике, породы. Они были величиной с большую розу и посыпаны красным порошком "лал" – неизменной принадлежностью всех религиозных церемоний сей страны. Далее валялись кокосовые орехи, стояли медные блюда с рисом, в которых горели воткнутые в рис разных цветов свечи, а посреди портика курилась, окруженная высокими в больших медных канделябрах свечами, странной формы жаровня, на которую мальчик в белом одеянии и такой же белой'' пёггари<ref>''Пёггари'' – то же что тюрбан или чалма, головной убор в виде полоски ткани, обмотанной вокруг головы. – Ред.</ref>'' на голове то и дело подбрасывать ладан и другие порошки.

–&nbsp;Эти люди, – рассказывал нам Шамрао, – хотя и поклоняются Кангалимме, как воплощению богинь, не принадлежат ни к её, ни к его секте. Они чёртопоклонники и индусских богов не признают, а живут, разбросанные на маленькие общины, в горах и принадлежат к одной из многочисленных в Индии рас известных под именем "холмовых" или "горных племён", ''hill-tribes''. Они не употребляют, как то делают шанары<ref>''Шанары'' (санскр. Shânâr) – одна из низших каст в южной Индии; главным наследственным занятием её членов служит возделывание кокосовой и пальмировой пальм и добывание их сока. – Ред.</ref> в южном Траванкоре и Тиневелли, кровь приносимых ими в жертву чертям животных и зверей; не строят особенных храмов этим бхутам<ref>Эти «черти» по понятиям ''шанар'', не особенные духи, а просто души умерших злых людей.</ref>, храмов которые они называют ''Пе-Ковиль'' или "чёртов дом", но почему-то воображают что богиня Кали, супруга Шивы, с незапамятных времён питает к ним злобу, и поэтому посылает своих избраннейших служащих ей духов мучить их. За этою разницей, они верят в то же во что верят и шанары. Они не признают Бога и взирают ''даже'' на Шиву как на простого духа. Но главная их вера в души умерших людей. Эти души как бы они добры и честны ни были при жизни, тотчас же после смерти делаются злыми чертями, радуясь и чувствуя себя счастливыми, когда могут мучать людей и скот. В этом-то и состоит награда их добродетельных земных подвигов; и, напротив, если человек был злым на земле, то он, делаясь поневоле "добрым" чёртом, мучится своим бессилием и делается весьма несчастным. Результаты этой странной логики вовсе не дурны, однако. Эти дикари и чёртопоклонники – добрейшее и честнейшее изо всех холмовых племён в Индии, так как они стараются всеми силами заслужить величайшую посмертную награду – быть произведёнными в злейших чертей.

–&nbsp;Я ездил в прошлом году по делам в Тиневелли, – продолжал он, – и, живя у одного приятеля моего шанара, был допущен видеть одну из таких церемоний в честь чертей. Из европейцев, несмотря на хвастанье миссионеров, ещё пока ни один не был допущен на подобный обряд, хотя между обращёнными в христианство шанарами есть и описывавшие им эти церемонии. Приятель мой был богатый человек, и черти на него должно быть особенно за это взъелись. Они мучали его семейство, отравляли скот, портили посевы, заставляли гнить кофейное дерево и истязали его многочисленную родню, посылая на своих жертв солнечные удары, безумие и эпилепсию, каковыми болезнями они особенно заведуют. Эти злющие черти поселились во всех углах его обширных владений: в лесах, в развалинах и даже в его хлевах. Поэтому он покрыл всю свою землю храмами, – пирамидами из глины, вымазал и выбелил их, и украсив каждую портретом одного из чертей… то есть не портретом, а только абрисом человеческой головы, стал молиться, покорнейше прося их каждого собственноручно изобразить свой портрет на абрисе, так чтоб его можно было узнать, обещая после этого поклоняться оному и чтить узнанное лицо духа как полного хозяина той пирамиды, на которой он начертил свою физиономию… И что ж вы думаете? На другое же утро все пустые места были найдены разрисованными! На каждом был изображён до невероятия похожий портрет одного из местных покойников. Почти все были узнаны моим приятелем; между прочим он нашёл портрет и своего отца!

–&nbsp;И что ж?.. Рад он был этому?..

–&nbsp;Конечно он остался доволен. По крайности мог всегда знать затем как угодить чёрту-покойнику. Об отце-то он не очень беспокоился, потому что старик был при жизни крутого характера… раз чуть не сломал сыну обеих ног, треснув его изо всей силы железною перекладиной… Ну, стало быть и не мог быть очень опасным чёртом. А вот, другой портрет, найденный в самой удобной и красивой из пирамид, так очень поразил моего приятеля и заставил его сильно струсить… Весь околоток узнал в нём одного задолго до того умершего английского офицера, – капитана Поль<ref>Исторически известный всем в Индии факт. Капитан Поль до сих пор у них главный демон.</ref>, добрейшего при жизни джентльмена!..

–&nbsp;А как же? Мистер Поль был таким достойным, справедливым и честным чиновником что разом должен был заслужить после смерти одно из высших мест в сонме шанарских чертей. Он так и остался председающим демоном всей этой деревни, и когда я приехал, жители всего околотка поклонялись ему. Посвящённый ему ''пе-ковиль'' стоит рядом с ''пе-ковилем Бхадракали<ref>''[https://ru.wikipedia.org/wiki/Пратьянгира Бхадракали]'' (санскр. «благая Кали») – одна из ипостасей богини Кали, сотворённая Шивой в гневе. – Ред.</ref>'' (Гекаты<ref>''[https://ru.wikipedia.org/wiki/Геката Геката]'' (др.-греч. Ἑκάτη) – древнегреческая богиня лунного света, преисподней и всего таинственного. – Ред.</ref> шанаров), место которой на том свете недавно получила жена некоего немецкого миссионера – тоже прекрасная при жизни леди и поэтому чрезвычайно опасная теперь… как женского пола чёрт.

–&nbsp;Обряд этот заключается, главное, в пляске, песнях и жертвоприношениях. Шанары не имеют каст, и священные обычаи индусов ими не соблюдаются. Они едят всякое мясо... Народ собирается возле назначенного жрецом'' пе-ковиля'', начинает бить в барабаны и резать домашнюю птицу, баранов, козлов. Поклоняясь мистеру Полу, в знак особенного уважения к нему самому, его вкусам при жизни и особенно националь­ности, всегда резали быка или корову... В тот вечер обряды совершались главным жрецом. Он явился с ногами, покрытыми до колен звенящими браслетами, с покрытым колокольчиками жезлом, с распущенными волосами, в чёрной мантии, вышитой фигурами разных страшнейших чертей, и с красными и белыми цветами на шее. При звуках рогов, барабанного боя и глубокого тона "чёртова смычка"<ref>Род балалайки с тремя толстыми струнами из человеческих – как говорят – жил, по которым водят смычком из бамбука.</ref>, секрет фабрикации которого сохраняется между одними шанарскими жрецами, – он вышел и, подождав минуту, пока мистеру Полу угодно будет вселиться в его недостойное тело, вдруг, высоко подпрыгнув на месте, приблизился к жертвенной корове и заколол её на месте. Напившись горячей крови, он стал плясать... Но что это была за пляска! Вы знаете, я далеко не суеверен… (я возрадовалась в душе, что мисс Б*** спокойно спит за полмили от нас на слоне!), но когда я увидал этого словно вдохновляемого всеми демонами ''нараки'' (ада) жреца, вертящегося с поразительною быстротою волчка на одном месте, со мной чуть не сделалось дурно. Вдруг, при бешеных криках и вое толпы, он стал наносить себе окровавленным жертвенным ножом глубокие раны по всему телу. Видеть его, как он с пенящимся ртом и развевающимися волосами купается в крови закланной жертвы, смешивая её с собственною, стало, наконец, выше сил моих. Со мною стало происходить нечто вроде галлюцинации. Мне представлялось, будто то я сам верчусь. И вот всё быстрее и быстрее...

Вообразите себе трёхаршинного [2,13&nbsp;м] роста, обтянутый коричневым сафьяном скелет, на костлявых плечах которого посажена крошечная мёртвая головка восьмилетнего ребёнка! Глаза, глубоко впавшие и вместе с тем такие огромные, до такой степени пронизывающие вас насквозь своим дьявольским жгучим пламенем, что вы чувствуете под этим взглядом, как ваш мозг перестаёт работать, мысли начинают путаться, а кровь холодеет в жилах... Я здесь описываю свои личные чувства и описываю довольно слабо. Но и полковник, и У*** сильно побледнели, а У*** так даже плюнул.

–&nbsp;''Ангатти энне-ангатти''!..<ref>Буквально "входит в человека". Само же выражение означает, что дух, бес или какая другая невидимая сила начинает входить в избранное им тело.</ref> – шептал Шамрао, с которого лился крупный пот. – Богиня... одна из семи сестёр уже вселяется в неё... Смотрите!...

Быстрее, всё быстрее летят дряхлые ноги; молодые, крепкие руки барабанщика еле поспевают за ними; а старуха всё мчится вперёд... Устремив неподвижный, мертвенный взор свой во что-то для всех невидимое, для неё одной присущее, она лишь по временам и на одно мгновение заглядывает в лица стоящих, пронизывая их насквозь этими взглядами; и на кого взглянет она, на того и бросает зёрнами сухого риса. Маленькая горсточка кажется неистощимою; словно в морщинистой ладони спрятан мешок самого Фортуната<ref>''[https://ru.wikipedia.org/wiki/Фортунат Фортунат]'' – герой одноименного романа конца XV века, одного из наиболее популярных народных книг в Германии. Из всех замечательных даров, которые предлагает Фортунату встреченная в лесу волшебница, Повелительница счастья, он выбирает волшебный кошель, где всегда можно обнаружить десять золотых монет. – Ред.</ref>. Но вот, она вдруг останавливается, будто вкопанная. После этой длившейся, по часам, ровно 12 минут бешеной скачки вокруг костра вы думаете она шатается, падает?.. Ничуть. Ни малейшего знака утомления, ни капли пота на мертвенном лице! Она остановилась лишь на две секунды, дабы дать время богине выскочить из неё. И вот, в один прыжок, не посрамивший бы и дикой кошки, она перескакивает через костёр, и в один взмах уж очутилась в глубоком танке, возле портика, по горло в воде. Окунувшись один раз с головой, где под водой ею овладевает другая сестра богиня, она снова выскакивает из колодца и ждёт – олицетворённое подобие головы Медузы<ref>''Горгона Медуза'' в древнегреческой мифологии – наиболее известная из трёх сестёр горгон (змееволосых чудовищ), чудовище с женским лицом и змеями вместо волос, взгляд которой, если посмотреть в её глаза, обращал человека в камень. – Ред.</ref>... Мальчик в белой одежде подаёт ей другое блюдечко, с другим куском зажжённой камфары. И вот она опять несётся.

И снова, в продолжение уже 14 минут, по часам полковника, она мчится, и скачет, и прыгает, после чего окунается ''два'' раза с головой в колодце в честь'' второй'' сестры. И так с каждым новым "беснованием" она прибавляет по одному разу, пока дело не доходит до шести исчезновений под водой.

Я взглядываю на Нараяна и теряюсь в догадках... На его бронзовом, всегда столь спокойном, даже суровом лице теперь лежит тень глубокого, неподдельного страдания. Его губы судорожно сжимаются; болезненно прищуренные глаза светятся сквозь чёрные ресницы фосфорическим блеском глаз дикого зверя; а зрачки, расширенные, как у человека под влиянием морфия, и, по-видимому, устремлённые на чёрный лес пред нами, смотрят куда-то далеко в неведомые и, быть может, никем не виданные страны... «Что это с ним?» – думается мне, но я не успеваю его спросить, потому что колдунья, оставляя за собою ручьи воды, снова пускается в бешеную погоню за собственною тенью.  

 

Но на этот раз она изменяет программу. Она уже не бежит, а порывисто скачет. То пригнувшись к земле, с движением чёрной пантеры, она подскакивает к одному больному и, дотронувшись пальцем до лба дрожащего поклонника, смеётся неслыханным смехом, скаля зубы, как пена; то, отпрянув как бы от собственной тени, она кружится над нею, манит к себе, заигрывает с нею, являясь какою-то адскою карикатурой Диноры<ref>''Динора'' – героиня одноименной [https://ru.wikipedia.org/wiki/Динора_(опера) оперы] (1859) немецкого и французского композитора Дж. Мейербера (1791-1864).</ref> в её "вальсе с тенью". Потом, выпрямившись, в один прыжок – она уже опять у курящегося под портиком алтаря, где она простирается пред ним, стукаясь лбом о гранитный помост; другой скачок, и она у остова чудовищного сиватерия и, падая перед ним ниц, снова разбивает камни лбом, с глухим стуком пустого бочонка о мостовую. Последний прыжок, и она стоит, выпрямившись во весь огромный рост, на голове сиватерия между его четырьмя рогами...

– Либо она… либо "дядя"… – бурчит У***, скаля зубы и с улыбкой, которая должна казаться толстяку чисто демоническую в эту торжественную минуту.

–&nbsp;Горе, горе... вам! – гудит'' голос''. – Горе вам, дети нечестивых "Джаи" и "Виджаи"<ref>История этих ''ракшаcов'', падших духов, найдётся далее. Она весьма интересна.</ref>, насмешливых, неверующих придверников великого Шивы, проклятых восемьюдесятью тысячами святых мудрецов!<ref>''Джая'' и ''Виджая'' – двое слуг Вишну, которые оскорбили великих мудрецов четырёх ''кумаров'' и в наказание за это вынуждены были родиться три раза на земле как ''асуры'' и сразится с Вишну в одном из его воплощений. – Ред.</ref> Горе вам, не верующим в богиню Кали и отвергающим нас, её семь божественных сестёр!.. ''Асуры''... плотоядные, желтоногие коршуны!.. Друзья притеснителей нашей страны!.. собаки, не гнушающиеся есть из одного корыта с погаными ''беллатами''!!..

–&nbsp;Ваша пророчица, как видно, пророчествует задним числом... – произносит У***, философически закладывая руки в карманы. – Это в ваш огород камешек, почтенный Шамрао...

–&nbsp;Гм!.. Да, кажется, и в наш с вами, – бурчит немножко сконфуженный полковник.

Но её проклятию не суждено было родиться в сей мир. Одно мгновение – и огромная фигура Нараяна, навалившись плечом на сиватерия, перевёртывает его вверх дном, вместе с хоботом и беснующейся на нём пифией. Ещё секунда – и нам кажется, будто ведьма летит по воздуху, с помелом или без оного, – про то лучше знать Шамрао, – по направлению к портику; а какой-то плечистый с бритою головой брахман катится кубарем вниз в провалье... Не проходит и третьей секунды, как мы приходим к грустному заключению, правда, благодаря происшедшему общему смятению, скорее по стуку тяжело захлопнувшейся двери подземелья, нежели чему другому, что представитель­ница на земле "семи богинь" обратилась в постыдное бегство, скрылась навсегда от наших любознательных взоров и своём низменном царстве!.. и что наконец её густой, неземной и подземный голос, действительно голос – чьего-нибудь "дяди"!..

<center>. . . . . . .</center>

<center>. . . . . . .</center>