Изменения

Перейти к навигации Перейти к поиску
м
корректура
Строка 3: Строка 3:  
}}
 
}}
   −
{{Стиль А-Заголовок|Письмо VII<ref>Московские ведомости, № 324, 20.12.1879, с. 4; Русский Вестник, февраль 1883, Приложение, том 163, с.&nbsp;70-77.</ref>}}
+
{{Стиль А-Заголовок|Письмо VII<ref>Московские ведомости, № 324, 20.12.1879, с. 4; Русский Вестник, февраль 1883, Приложение, том 163, сс.&nbsp;70-77.</ref>}}
   −
Ярмарка была в самом разгаре, когда мы, окончив наши визиты в кельи, облазив все ярусы и осмотрев знаменитую «залу бойцов», спустились вниз не по лестницам, от которых не осталось и следа, а как спускаются вёдра в колодцы – на верёвках. До трёх тысяч народа собралось из соседних сёл и городов. Женщины, разукрашенные до пояса, в блестящих сари, с кольцами в ноздрях, ушах, губах и всюду, где только можно их прицепить, с гладко зачёсанными назад блестящими от кокосового масла волосами, цвета воронова крыла, с синим оттенком, косы коих были украшены пурпуровыми цветами, посвящёнными Шиве и Бхавани, женской половине бога. Перед храмом образовались ряды лавочек и палаток, где продавались все принадлежности обычных жертвоприношений: ладан, ароматические травы, сандаловое дерево, рис и ''гулаб'', красная краска в порошке, которым они мажут идолов и затем собственные физиономии. Факиры, байраги, госсейны, весь штат нищенствующей братии прохаживались в толпе; обвитые чётками, с обмазанными синеватою сажей лицами и телом, с их длинными, всклоченными волосами, собранными на макушке в чисто женский шиньон, они со своими бородатыми физиономиями представляли пресмешное подобие голых обезьян. Некоторые из них, вследствие самобичевания, были страшно изранены. Были тут и ''буни'' – змее-чародеи, с целыми десятками кобр, фурзенов и змей вокруг пояса, шеи, рук и ног – модель, достойная кисти художника, желающего изобразить мужскую "фурию". Особенно отличался между ними один ''джадугар'' (колдун), обвивший себе голову кобрами как чалмой; раздув капюшоны и подняв свои зелёные, листообразные головы, кобры безостановочно шипели – шипением, напомина­ющим тяжёлое дыхание умирающего; оно слышно за сто шагов. Быстро высовывая тонкое жало<ref>Выражение, общепринятое на всех языках, "ужаление" змей, чрезвычайно неверно передаёт факт ''укушения''. Жало змеи (или её язык) совершенно безвредно. Для того, чтоб яд перешёл в кровь человека или животного, змее надо "прокусить" тело зубами, а не уколоть жалом, чего никакая змея не делает. Тонкие, как иглы, глазные зубы её сообщаются с мешочком (железкой, наполненною ядом и находящеюся под нёбом); если у кобры вырезать этот мешочек, то она после того живёт не более двух-трёх дней. Поэтому заявление некоторых скептиков, что ''буни'' "вырезают" эти мешочки или железки у своих змей, несправедливо.</ref>, они сверкали маленькими злыми глазками на всех проходящих... Между прочим, вот что случилось: передаю факт так точно, как происходил, безо всяких объяснений и собственных гипотез, а прямо предоставляя разгадку проблемы натуралистам.
+
Ярмарка была в самом разгаре, когда мы, окончив наши визиты в кельи, облазив все ярусы и осмотрев знаменитую «залу бойцов», спустились вниз не по лестницам, от которых не осталось и следа, а как спускаются вёдра в колодцы – на верёвках. До трёх тысяч народа собралось из соседних сёл и городов. Женщины, разукрашенные до пояса, в блестящих сари, с кольцами в ноздрях, ушах, губах и всюду, где только можно их прицепить, с гладко зачёсанными назад блестящими от кокосового масла волосами, цвета воронова крыла, с синим оттенком, косы коих были украшены пурпуровыми цветами, посвящёнными Шиве и Бхавани, женской половине бога. Перед храмом образовались ряды лавочек и палаток, где продавались все принадлежности обычных жертвоприношений: ладан, ароматические травы, сандаловое дерево, рис и ''гулаб'', красная краска в порошке, которым они мажут идолов и затем собственные физиономии. Факиры, байраги, госсейны, весь штат нищенствующей братии прохаживались в толпе; обвитые чётками, с обмазанными синеватою сажей лицами и телом, с их длинными, всклоченными волосами, собранными на макушке в чисто женский шиньон, они со своими бородатыми физиономиями представляли пресмешное подобие голых обезьян. Некоторые из них, вследствие самобичевания, были страшно изранены. Были тут и ''буни'' – змее-чародеи, с целыми десятками кобр, фурзенов и змей вокруг пояса, шеи, рук и ног – модель, достойная кисти художника, желающего изобразить мужскую "фурию". Особенно отличался между ними один ''джадугар'' (колдун), обвивший себе голову кобрами как чалмой; раздув капюшоны и подняв свои зелёные, листообразные головы, кобры безостановочно шипели – шипением, напомина­ющим тяжёлое дыхание умирающего; оно слышно за сто шагов. Быстро высовывая тонкое жало<ref>Выражение, общепринятое на всех языках, "ужаление" змей, чрезвычайно неверно передаёт факт ''укушения''. Жало змеи (или её язык) совершенно безвредно. Для того, чтоб яд перешёл в кровь человека или животного, змее надо "прокусить" тело зубами, а не уколоть жалом, чего никакая змея не делает. Тонкие, как иглы, глазные зубы её сообщаются с мешочком (желёзкой, наполненною ядом и находящеюся под нёбом); если у кобры вырезать этот мешочек, то она после того живёт не более двух-трёх дней. Поэтому заявление некоторых скептиков, что ''буни'' "вырезают" эти мешочки или желёзки у своих змей, несправедливо.</ref>, они сверкали маленькими злыми глазками на всех проходящих... Между прочим, вот что случилось: передаю факт так точно, как происходил, безо всяких объяснений и собственных гипотез, а прямо предоставляя разгадку проблемы натуралистам.
   −
Надеясь, вероятно, на заработок, ''буни'' в змеиной чалме прислал к нам мальчика, предлагая показать, как он очаровывает змей. Не желая терять случая, мы согласились, с условием установить между нами и его питомцами то, что Дизраэли назвал бы "учёною границей"; поэтому с начала представления мы сидели шагах в пятнадцати от "магического круга". Не стану распространяться обо всех штуках и фокусах, какие нам удалось видеть; перейду прямо к главному факту. Вынув ''вагуду'' (род дудки из бамбука), ''буни'' сперва погрузил змей в каталептический сон. Наигрываемая им мелодия, тихая, медленная и чрезвычайно оригинальная, усыпила было и нас самих: по крайней мере, всех нас вдруг стало непреодолимо клонить ко сну безо всякой видимой причины. Из этого полулетаргического состояния мы были вырваны нашим приятелем Гулаб-Сингом, который, нарвав какой-то травы, советовал нам натереть ею крепко виски и веки. Затем ''буни'' вынул из грязного мешка что-то вроде круглого камешка, похожего на рыбий глаз или чёрный оникс с белою крапинкой посредине, величиной с наш гривенник. Он уверял, что кто купит этот камень, тот "очарует" им какую угодно кобру (на других змей камень не действует), мигом парализуя и под конец усыпляя её: к тому же это единственное, по его словам, спасение против укушения кобры; следует только немедленно приложить этот талисман к ране, к которой он тут же и пристанет так крепко, что его нельзя будет оторвать; затем, высосав весь яд, камень отпадает сам собою, и тогда минует всякая опасность...
+
Надеясь, вероятно, на заработок, ''буни'' в змеиной чалме прислал к нам мальчика, предлагая показать, как он очаровывает змей. Не желая терять случая, мы согласились, с условием установить между нами и его питомцами то, что Дизраэли назвал бы "учёною границей"; поэтому с начала представления мы сидели шагах в пятнадцати от "магического круга". Не стану распространяться обо всех штуках и фокусах, какие нам удалось видеть; перейду прямо к главному факту. Вынув ''вагуду'' (род дудки из бамбука), ''буни'' сперва погрузил змей в каталептический сон. Наигрываемая им мелодия, тихая, медленная и чрезвычайно оригинальная, усыпила было и нас самих: по крайней мере, всех нас вдруг стало непреодолимо клонить ко сну безо всякой видимой причины. Из этого полулетаргического состояния мы были вырваны нашим приятелем Гулаб Сингхом, который, нарвав какой-то травы, советовал нам натереть ею крепко виски и веки. Затем ''буни'' вынул из грязного мешка что-то вроде круглого камешка, похожего на рыбий глаз или чёрный оникс с белою крапинкой посредине, величиной с наш гривенник<ref>Гривенником называлась монета в 10 копеек, её размер менялся несколько раз; в конце 19-го века выпускались гривенники диаметром 17,6 мм. – Ред.</ref>. Он уверял, что кто купит этот камень, тот "очарует" им какую угодно кобру (на других змей камень не действует), мигом парализуя и под конец усыпляя её: к тому же это единственное, по его словам, спасение против укушения кобры; следует только немедленно приложить этот талисман к ране, к которой он тут же и пристанет так крепко, что его нельзя будет оторвать; затем, высосав весь яд, камень отпадает сам собою, и тогда минует всякая опасность...
   −
Зная какую большую премию правительство назначило за подобное средство, премию впрочем ещё никем не полученную, мы, при виде этого удивительного талисмана, не изъявили слишком неблагоразумного восторга. ''Буни'' между тем стал дразнить своих змей. Выбрав громадную кобру, футов в 8 длины [2,44&nbsp;м], он раздразнил её до бешенства: обвив хвостом пень, она поднялась на дыбы и стала страшно шипеть<ref>«Шипеть» также неправильное выражение. Змея (кобра по крайней мере) не шипит, а скорее «хрипит»; тяжёлое и громкое дыхание раздувает всё тело её, как грудь у человека.</ref>. Наконец она укусила ''буни'' за палец, на котором вскоре показалось несколько капель крови. У толпы вырвался единодушный крик ужаса. Но ''буни'' не торопясь приклеил к пальцу свой камешек, который и пристал к нему как пиявка, и затем стал продолжать свои представления. «У змеи мешок вырезан, – заметил полковник из Нью-Йорка, – это просто фарс...» Как бы поняв замечание, ''буни'', после небольшой борьбы в ловкости, поймал кобру за шею одною рукой, а другою всунул ей в рот сломанную спичку, установив её перпендикулярно между двумя челюстями так, что они остались разинутыми; затем он стал подносить змею к нам поочерёдно, указывая на убийственную желёзку с ядом. Но полковник сдался не сразу. "Мешок там, а яду быть может и нет. Почём мы знаем?" Принесли живую курицу и, связав ей ноги, положили возле змеи. Но та отвернулась от жертвы и грозно шипела на ''буни''. Тогда, просунув между связанных лап курицы палку, ''буни'' стал снова дразнить кобру, пока та, наконец, не укусила несчастную птицу. Слабо закудахтала жертва, встрепенулась раз, другой и окоченела. Смерть была мгновенная...
+
Зная, какую большую премию правительство назначило за подобное средство, премию, впрочем, ещё никем не полученную, мы, при виде этого удивительного талисмана, не изъявили слишком неблагоразумного восторга. ''Буни'' между тем стал дразнить своих змей. Выбрав громадную кобру, футов в 8 длины [2,44&nbsp;м], он раздразнил её до бешенства: обвив хвостом пень, она поднялась на дыбы и стала страшно шипеть<ref>«Шипеть» также неправильное выражение. Змея (кобра по крайней мере) не шипит, а скорее «хрипит»; тяжёлое и громкое дыхание раздувает всё тело её, как грудь у человека.</ref>. Наконец она укусила ''буни'' за палец, на котором вскоре показалось несколько капель крови. У толпы вырвался единодушный крик ужаса. Но ''буни'' не торопясь приклеил к пальцу свой камешек, который и пристал к нему как пиявка, и затем стал продолжать свои представления. «У змеи мешок вырезан, – заметил полковник из Нью-Йорка, – это просто фарс...» Как бы поняв замечание, ''буни'', после небольшой борьбы в ловкости, поймал кобру за шею одною рукой, а другою всунул ей в рот сломанную спичку, установив её перпендикулярно между двумя челюстями так, что они остались разинутыми; затем он стал подносить змею к нам поочерёдно, указывая на убийственную желёзку с ядом. Но полковник сдался не сразу. "Мешок там, а яду, быть может, и нет. Почём мы знаем?" Принесли живую курицу и, связав ей ноги, положили возле змеи. Но та отвернулась от жертвы и грозно шипела на ''буни''. Тогда, просунув между связанных лап курицы палку, ''буни'' стал снова дразнить кобру, пока та, наконец, не укусила несчастную птицу. Слабо закудахтала жертва, встрепенулась раз, другой и окоченела. Смерть была мгновенная...
    
Вслед за этим произошло нечто столь странное, что можно быть заранее уверенным, что мой рассказ восстановит против себя всех петербургских и московских анти-спиритов и критиков. Но ''факты'', даже вследствие самой убийственной критики, не могут перейти в область фикции, а так и останутся фактами. Змея мало-помалу дошла до такого исступления, что видно было, как самому ''джадугару'' становилось опасно приблизиться к ней. Как бы приклеенная хвостом ко пню, она металась во все стороны передним телом, стараясь укусить что ни попадало. В нескольких шагах от нас показалась собака, и на неё-то теперь ''буни'' устремил всё своё внимание. Скорчившись на земле, на благоразумном расстоянии от бесновавшейся кобры, он вперил в собаку неподвижный, стеклянный взор и стал напевать что-то сквозь зубы. Собака сразу обнаружила признаки беспокойства: поджав хвост, она было полуобернулась, чтоб уйти, но осталась как бы прикованною к земле. Через несколько секунд собака стала ползти на животе по направлению к ''буни'', всё ближе и ближе, слабо визжа и не сводя с него глаз, словно очарованная... Я поняла мысль чародея, и мне стало ужасно жаль бедной собаки; мне хотелось как-нибудь спасти её, разрушить это влияние. Но, к ужасу моему, я почувствовала, что у меня самой язык как бы прилип к гортани, и что мне невозможно было не только встать, но и пошевельнуть пальцем. Эта дьявольская сцена продолжалась, к счастью, недолго. Медленно ползя, собака уже была на пол-аршина [36&nbsp;см] от кобры: в одно мгновение со страшным шипением змея кинулась на неё и укусила в голову... С жалобным визгом животное упало на спину, задрыгало ногами и менее чем в минуту издохло. Сомневаться в присутствии яда в мешочке становилось долее невозможным. Между тем камешек отпал от ранки, и колдун стал всем показывать свой заживший палец, на котором чуть краснел укол не более как в булавочную головку. Поставив всех своих змей на хвосты и держа камешек между большим и указательным пальцами, он стал показывать влияние на них своего талисмана. По мере приближения пальцев к головам змей, те подавались всем телом назад; упёршись глазами в камень, они дрожали, наклонялись всё ниже и ниже, пока наконец не падали наземь усыплённые... Затем он предложил скептическому полковнику сделать лично опыт. Несмотря на наши предостережения, этот немедленно согласился, выбрав для первого эксперимента большую кобру. Вооружённый ''камнем'', полковник храбро подошёл к ней и поднёс его к голове змеи. Сперва, раздув капюшон, она сделала движение, чтобы кинуться на него, но вдруг остановилась как бы вкопанная и, закинув голову назад, вперила глаза в камешек, которым тот медленно водил по всем направлениям, приближая его постепенно ко лбу змеи и заставляя её крутиться на хвосте. От страха мы положительно не смели двигаться. Когда же камень, а вместе с ним и пальцы полковника приблизились на полвершка [2,22&nbsp;см] от головы змеи, она вдруг зашаталась всем телом и во все стороны, как пьяная; шипенье делалось всё слабее, капюшон повис по обеим сторонам шеи; глаза стали закрываться. Склоняясь всё ниже и ниже, змея наконец упала наземь, как надломленный сучок дерева, и в свою очередь заснула...
 
Вслед за этим произошло нечто столь странное, что можно быть заранее уверенным, что мой рассказ восстановит против себя всех петербургских и московских анти-спиритов и критиков. Но ''факты'', даже вследствие самой убийственной критики, не могут перейти в область фикции, а так и останутся фактами. Змея мало-помалу дошла до такого исступления, что видно было, как самому ''джадугару'' становилось опасно приблизиться к ней. Как бы приклеенная хвостом ко пню, она металась во все стороны передним телом, стараясь укусить что ни попадало. В нескольких шагах от нас показалась собака, и на неё-то теперь ''буни'' устремил всё своё внимание. Скорчившись на земле, на благоразумном расстоянии от бесновавшейся кобры, он вперил в собаку неподвижный, стеклянный взор и стал напевать что-то сквозь зубы. Собака сразу обнаружила признаки беспокойства: поджав хвост, она было полуобернулась, чтоб уйти, но осталась как бы прикованною к земле. Через несколько секунд собака стала ползти на животе по направлению к ''буни'', всё ближе и ближе, слабо визжа и не сводя с него глаз, словно очарованная... Я поняла мысль чародея, и мне стало ужасно жаль бедной собаки; мне хотелось как-нибудь спасти её, разрушить это влияние. Но, к ужасу моему, я почувствовала, что у меня самой язык как бы прилип к гортани, и что мне невозможно было не только встать, но и пошевельнуть пальцем. Эта дьявольская сцена продолжалась, к счастью, недолго. Медленно ползя, собака уже была на пол-аршина [36&nbsp;см] от кобры: в одно мгновение со страшным шипением змея кинулась на неё и укусила в голову... С жалобным визгом животное упало на спину, задрыгало ногами и менее чем в минуту издохло. Сомневаться в присутствии яда в мешочке становилось долее невозможным. Между тем камешек отпал от ранки, и колдун стал всем показывать свой заживший палец, на котором чуть краснел укол не более как в булавочную головку. Поставив всех своих змей на хвосты и держа камешек между большим и указательным пальцами, он стал показывать влияние на них своего талисмана. По мере приближения пальцев к головам змей, те подавались всем телом назад; упёршись глазами в камень, они дрожали, наклонялись всё ниже и ниже, пока наконец не падали наземь усыплённые... Затем он предложил скептическому полковнику сделать лично опыт. Несмотря на наши предостережения, этот немедленно согласился, выбрав для первого эксперимента большую кобру. Вооружённый ''камнем'', полковник храбро подошёл к ней и поднёс его к голове змеи. Сперва, раздув капюшон, она сделала движение, чтобы кинуться на него, но вдруг остановилась как бы вкопанная и, закинув голову назад, вперила глаза в камешек, которым тот медленно водил по всем направлениям, приближая его постепенно ко лбу змеи и заставляя её крутиться на хвосте. От страха мы положительно не смели двигаться. Когда же камень, а вместе с ним и пальцы полковника приблизились на полвершка [2,22&nbsp;см] от головы змеи, она вдруг зашаталась всем телом и во все стороны, как пьяная; шипенье делалось всё слабее, капюшон повис по обеим сторонам шеи; глаза стали закрываться. Склоняясь всё ниже и ниже, змея наконец упала наземь, как надломленный сучок дерева, и в свою очередь заснула...
Строка 37: Строка 37:  
Наш приятель засмеялся.
 
Наш приятель засмеялся.
   −
–&nbsp;Через несколько дней талисман в ваших неопытных руках потеряет всю свою целительную силу. Он оттого-то так дёшево и продал вам его, и в эту минуту, вероятно, приносит свой ловкий обман в жертву пред алтарём своего божества. За одну неделю целительного свойства вашей покупки ручаюсь; затем вы можете его смело выбросить за окно.
+
–&nbsp;Через несколько дней талисман в Ваших неопытных руках потеряет всю свою целительную силу. Он оттого-то так дёшево и продал Вам его, и в эту минуту, вероятно, приносит свой ловкий обман в жертву пред алтарём своего божества. За одну неделю целительного свойства Вашей покупки ручаюсь; затем Вы можете его смело выбросить за окно.
    
Мы скоро убедились в истине сказанных слов на деле. Укушенная на другой же день зелёным скорпионом девочка каталась в последних судорогах. Как только мы приложили к ране камень, ребёнок получил немедленное облегчение, а через час уже весело играл, тогда как в случае укушения даже простым чёрным скорпионом люди болеют по две недели. Но когда дней ''через десять'' после того в Аллахабаде мы пожелали испробовать силу «камня» над бедным кули, которого только что ужалила змея (тут же убитая кобра), ''талисман'' наш даже и не пристал к ране, а через час несчастный умер.
 
Мы скоро убедились в истине сказанных слов на деле. Укушенная на другой же день зелёным скорпионом девочка каталась в последних судорогах. Как только мы приложили к ране камень, ребёнок получил немедленное облегчение, а через час уже весело играл, тогда как в случае укушения даже простым чёрным скорпионом люди болеют по две недели. Но когда дней ''через десять'' после того в Аллахабаде мы пожелали испробовать силу «камня» над бедным кули, которого только что ужалила змея (тут же убитая кобра), ''талисман'' наш даже и не пристал к ране, а через час несчастный умер.
   −
Я не берусь ни объяснять, ни защищать свойство "камня"; я просто заявляю факт, оставляя его дальнейшую судьбу на произвол судьбы и господ скептиков. Но и в этом мне легко найти много живых свидетелей в Индии. Когда д-р Файрер, только что издавший в свет своё известное во всей Европе сочинение о змеях Индии ''Thanatophidia<ref>Джозеф Файрер (1824-1907) – английский врач, учёный, автор труда «Thanatophidia of India» («Смертельные змеи Индии», 1872). – Ред.</ref>'', категорически заявил в нём о своём неверии во все эти пресловутые средства «фокусников» Индии, то случилось следующее. Его повар через неделю или две по появлении его учёного сочинения между англо-индийцами был укушен коброй. Проходивший мимо дома ''буни ''вызвался спасти несчастного. Именитый натуралист уже приготовился было приказать вытолкать ''буни'' за порог, как майор Келлей и другие офицеры упросили его «попробовать». Презрительно махнув рукой и объявив, что ''через час'' его повара всё-таки не станет, доктор согласился. Через час повар стряпал почтенному учёному и его гостям обед на кухне, а сам профессор чуть было не кинул своё новое сочинение в огонь...
+
Я не берусь ни объяснять, ни защищать свойство "камня"; я просто заявляю факт, оставляя его дальнейшую судьбу на произвол судьбы и господ скептиков. Но и в этом мне легко найти много живых свидетелей в Индии. Когда д-р Файрер, только что издавший в свет своё известное во всей Европе сочинение о змеях Индии ''Thanatophidia'' [«Смертельные змеи Индии»], категорически заявил в нём о своём неверии во все эти пресловутые средства «фокусников» Индии, то случилось следующее. Его повар через неделю или две по появлении его учёного сочинения между англо-индийцами был укушен коброй. Проходивший мимо дома ''буни ''вызвался спасти несчастного. Именитый натуралист уже приготовился было приказать вытолкать ''буни'' за порог, как майор Келлей и другие офицеры упросили его «попробовать». Презрительно махнув рукой и объявив, что ''через час'' его повара всё-таки не станет, доктор согласился. Через час повар стряпал почтенному учёному и его гостям обед на кухне, а сам профессор чуть было не кинул своё новое сочинение в огонь...
    
День становился страшно знойным; солнце накалило скалы до такой степени, что они жгли ноги даже сквозь толстые подошвы. Мы решились уйти домой, то есть в нашу прохладную пещеру, находившуюся шагах в шестистах от большого храма; там мы собирались провести вечер и ночь. Не дожидаясь наших спутников индусов, которые отправились на ярмарку, мы пустились в путь одни.
 
День становился страшно знойным; солнце накалило скалы до такой степени, что они жгли ноги даже сквозь толстые подошвы. Мы решились уйти домой, то есть в нашу прохладную пещеру, находившуюся шагах в шестистах от большого храма; там мы собирались провести вечер и ночь. Не дожидаясь наших спутников индусов, которые отправились на ярмарку, мы пустились в путь одни.
    
{{Стиль А-Подпись|Радда-Бай}}
 
{{Стиль А-Подпись|Радда-Бай}}
 +
    
{{Сноски}}
 
{{Сноски}}

Навигация