Изменения

Но к чему всё это приведёт? Первым же делом она подвигнет любого, способного охватить её своим умом, к бунтарству самого ужасного толка. Она вытеснит собою ''всё'', так или иначе связанное с религиозным верованием. Что же тогда станется с представлениями о добре и зле, с требованиями морали?  

Но к чему всё это приведёт? Первым же делом она подвигнет любого, способного охватить её своим умом, к бунтарству самого ужасного толка. Она вытеснит собою ''всё'', так или иначе связанное с религиозным верованием. Что же тогда станется с представлениями о добре и зле, с требованиями морали?  

Не должно быть ни малейшего сомнения в том, что каждая клеточка той живой ткани, каковую представляет собой оккультная философия, на самом-то деле напоена столь высокими представлениями о добре и зле, каковые не снились ни одной привычной для нас теологии. Содержащиеся в ней нравственные законы столь убедительны, что перед ними бледнеют все остальные требования морали, какие сегодня косвенно выводятся из искажённых учений экзотерических религий. Однако окончательная смена этих нравственных законов окажется процессом нелёгким, и в ходе него человечество тех времён окажется перед лицом смертельно опасных угроз. Фанатики всех конфессий поднимут на смех саму возможность рассмотрения всерьёз подобной замены. Христианские ортодоксы сочтут, что лучше пусть земля рассыпется в прах, чем пошатнётся незыблемый авторитет их религии, и, уверенные в своём всемогуществе, они через тысячи церквей, которыми усеяны западные страны, станут насаждать свою веру, и во имя этой общей цели они сплотят свои силы во главе с Римским Папой и протестантской иерархией, бесчисленным клиром всех сект и с замыкающей их ряды пламенной Армией Спасения. В своих расчётах они, однако, упустят из виду лишь одно: необоримую поступь просвещения. Но самые несуразные религии и сопротивляются упорнее всех. И даже тогда, когда интеллектуальные классы решительно порвут с ними, ''смерть их'' будет, вероятно, сопровождаться мучительной агонией – возможно, она будет похожа на то, как погибал Самсон в храме. Однако в передовых умах века они всё равно не смогут уже изжить убеждения в их ложности. Всё, что здесь было сказано о христианстве, можно отнести и к исламу с брахманизмом.  

Не должно быть ни малейшего сомнения в том, что каждая клеточка той живой ткани, каковую представляет собой оккультная философия, на самом-то деле напоена столь высокими представлениями о добре и зле, каковые не снились ни одной привычной для нас теологии. Содержащиеся в ней нравственные законы столь убедительны, что перед ними бледнеют все остальные требования морали, какие сегодня косвенно выводятся из искажённых учений экзотерических религий. Однако окончательная смена этих нравственных законов окажется процессом нелёгким, и в ходе него человечество тех времён окажется перед лицом смертельно опасных угроз. Фанатики всех конфессий поднимут на смех саму возможность рассмотрения всерьёз подобной замены. Христианские ортодоксы сочтут, что лучше пусть земля рассыпется в прах, чем пошатнётся незыблемый авторитет их религии, и, уверенные в своём всемогуществе, они через тысячи церквей, которыми усеяны западные страны, станут насаждать свою веру, и во имя этой общей цели они сплотят свои силы во главе с римским папой и протестантской иерархией, бесчисленным клиром всех сект и с замыкающей их ряды пламенной Армией Спасения. В своих расчётах они, однако, упустят из виду лишь одно: необоримую поступь просвещения. Но самые несуразные религии и сопротивляются упорнее всех. И даже тогда, когда интеллектуальные классы решительно порвут с ними, ''смерть их'' будет, вероятно, сопровождаться мучительной агонией – возможно, она будет похожа на то, как погибал Самсон в храме. Однако в передовых умах века они всё равно не смогут уже изжить убеждения в их ложности. Всё, что здесь было сказано о христианстве, можно отнести и к исламу с брахманизмом.  

Однако опасности эти значительно уменьшаются или вообще сводятся на нет в тех случаях, когда оккультная литература ставит своей целью лишь построение чего-то разумного на основании пусть и не самых разумных посылок – в этом случае она показывает людям, что истина способна проглядывать даже из-под самой невероятной богословской фантазии. И тогда поклонник ортодоксии в любом из упомянутых вероисповеданий может оказаться в состоянии воспринять объяснение, не испытывая при этом внутреннего сопротивления. В глазах христианина (как и представителя иных перечисленных конфессий) собственная его вера покоится на камне, лежащем в основании всего мироздания: она освящена тем, что очень ограниченный кругозор непосвящённого историка изображает в виде чего-то очень древнего, за что держались миллионы людей, успевших даже состариться в процессе служения ему и воспитывающих своих детей в духе учения, сослужившего им самим добрую службу.  

Однако опасности эти значительно уменьшаются или вообще сводятся на нет в тех случаях, когда оккультная литература ставит своей целью лишь построение чего-то разумного на основании пусть и не самых разумных посылок – в этом случае она показывает людям, что истина способна проглядывать даже из-под самой невероятной богословской фантазии. И тогда поклонник ортодоксии в любом из упомянутых вероисповеданий может оказаться в состоянии воспринять объяснение, не испытывая при этом внутреннего сопротивления. В глазах христианина (как и представителя иных перечисленных конфессий) собственная его вера покоится на камне, лежащем в основании всего мироздания: она освящена тем, что очень ограниченный кругозор непосвящённого историка изображает в виде чего-то очень древнего, за что держались миллионы людей, успевших даже состариться в процессе служения ему и воспитывающих своих детей в духе учения, сослужившего им самим добрую службу.  

Вопрос здесь идёт вовсе не о том, что ценнее: нравственные законы, которые исповедует оккультная философия, с одной стороны, или те моральные принципы, что выжаты из усохших плодов существующих вероисповеданий, с другой? Здесь никаких сомнений нет. Если бы только мир был в состоянии легко, одним щелчком пальцев, переключиться с одного нравственного кодекса на другой, то он, конечно, много выиграл бы от этой перемены. Однако переход этот не может осуществиться одномоментно, а переходный период будет таить в себе немало угроз.  

Вопрос здесь идёт вовсе не о том, что ценнее: нравственные законы, которые исповедует оккультная философия, с одной стороны, или те моральные принципы, что выжаты из усохших плодов существующих вероисповеданий, с другой? Здесь никаких сомнений нет. Если бы только мир был в состоянии легко, одним щелчком пальцев, переключиться с одного нравственного кодекса на другой, то он, конечно, много выиграл бы от этой перемены. Однако переход этот не может осуществиться одномоментно, а переходный период будет таить в себе немало угроз.  

С другой стороны, не менее опасным было бы и полное бездействие в этот переходный период. Ведь при всей кажущейся силе существующих религий – Римский Папа всё так же служит высшим нравственным мерилом для миллионов людей, тысяч городов и десятков государств; с именем [мусульманского – ''перев''.] Пророка всё так же развязываются войны, а силой брахманических традиций всё так же удерживаются в добровольной узде несчётные миллионы верующих – эти старые религии уже исчерпали свои силы, и лучшие их дни остались в далёком прошлом. Они переживают распад, ибо теряют власть над мыслящим меньшинством.  

С другой стороны, не менее опасным было бы и полное бездействие в этот переходный период. Ведь при всей кажущейся силе существующих религий – римский папа всё так же служит высшим нравственным мерилом для миллионов людей, тысяч городов и десятков государств; с именем [мусульманского – ''перев''.] Пророка всё так же развязываются войны, а силой брахманических традиций всё так же удерживаются в добровольной узде несчётные миллионы верующих – эти старые религии уже исчерпали свои силы, и лучшие их дни остались в далёком прошлом. Они переживают распад, ибо теряют власть над мыслящим меньшинством.  

Да, лагеря ортодоксов во всех странах ещё по-прежнему включают в себя огромное число выдающихся мыслителей и деятелей культуры, но мало-помалу их количество неуклонно сокращается. Всего лишь за последние двадцать пять лет Европа неузнаваемо преобразилась. Сегодня там выходят в свет такие книги, о которых ещё вчера и помыслить-то было невозможно, и это ни у кого не вызывает ни малейшего удивления. Книги, которые ещё вчера будоражили общество, привлекая к себе всеобщий жадный интерес, сегодня просто пылятся на полках, поскольку интеллектуальный мир видит, что набиты они одними лишь пошлыми банальностями.  

Да, лагеря ортодоксов во всех странах ещё по-прежнему включают в себя огромное число выдающихся мыслителей и деятелей культуры, но мало-помалу их количество неуклонно сокращается. Всего лишь за последние двадцать пять лет Европа неузнаваемо преобразилась. Сегодня там выходят в свет такие книги, о которых ещё вчера и помыслить-то было невозможно, и это ни у кого не вызывает ни малейшего удивления. Книги, которые ещё вчера будоражили общество, привлекая к себе всеобщий жадный интерес, сегодня просто пылятся на полках, поскольку интеллектуальный мир видит, что набиты они одними лишь пошлыми банальностями.