Изменения

Перейти к навигации Перейти к поиску
Новая страница: «{{Письма махатм-шапка | номер письма = 10 | редакция = Базюкин | соответствует уникальному...»
{{Письма махатм-шапка
| номер письма = 10
| редакция = Базюкин
| соответствует уникальному номеру = пм-88
| примечание =
| раздел = Раздел 2: Философско-теоретические учения (1881-1883 гг.)
}}

{{Стиль А-Заголовок уровня|2|Письмо № 10<ref>См.: Сам. № 57, КА № 87 (''примеч. перев''.).</ref>}}

{{Стиль А-Подзаголовок|Заметки К.Х. к написанной Хьюмом “Предварительной главе” под заголовком “Бог”, которая была им задумана как вступление к изложению принципов оккультной философии (в сокращённом виде).<ref>Копия сделана А.П.С. 28 сентября 1882 г. (RG, 199) (примеч. перев.). Статья Хьюма “Личный и безличный Бог” (“A Personal and Impersonal God”), подписанная инициалами H.X., опубликована в декабрьском номере журнала “Теософист” за 1882 год (pp. 74-75) (см. ML, TUP, online edition) (''примеч. перев''.).</ref>

Получено в Симле в 1881 году.}}

Ни наша философия, ни мы сами не верим ни в какое существо по имени “Бог”, тем более в такое, о котором нужно говорить: “Он” да ещё и писать это местоимение с заглавной буквы. Наша философия вполне укладывается в то определение, которое дал ей Гоббс. Прежде всего, это наука о следствиях, познаваемых на основании их причин, а также наука о причинах, познаваемых на основании их следствий. Кроме того, по определению Бэкона, это ещё и наука о вещах, логически выводимых из первоначала, а значит, прежде, чем мы можем допустить наличие подобного начала, мы должны познать его, и до того у нас нет никакого права допускать его даже в качестве возможности.

Что же касается Вашего разъяснения, то оно целиком строится на единственном и чисто условном допущении, которое Вы сделали в Вашем октябрьском письме прошлого года. В ответ Вам было сказано, что наши познания ограничиваются пределами лишь нашей Солнечной системы: следовательно, как философы, желающие и дальше оставаться достойными этого имени, мы не можем ни опровергнуть, ни подтвердить существование того, что вы определяете как некое верховное, всемогущее и разумное существо, находящееся ''за'' пределами нашей Солнечной системы. Но поскольку абсолютно исключить вероятность такого существа невозможно, то мы и утверждаем, что вероятность эта крайне ничтожна — если только мы не имеем дело с каким-то нарушением в единообразном действии законов Природы.

При этом, однако, мы самым категоричным образом отвергаем и позицию агностицизма в этом вопросе: как в пределах, так и за пределами Солнечной системы. Наше учение не знает компромиссов: оно либо что-то утверждает, либо отрицает, поскольку проповедует лишь то, что, как ему достоверно известно, является истиной. Следовательно, мы отрицаем существование Бога и как философы, и как буддисты.

Нам известно о существовании планетарных и иных духовных сущностей, но нам так же хорошо известно и то, что в нашей системе нет такого существа, как Бог — будь он хоть личностным, хоть безличностным. Парабрахман — это не Бог, а абсолютный непреложный закон. Ишвара же — это лишь следствие авидьи и майи, то есть неведения, порождаемого великой иллюзией. Само слово “Бог” было придумано затем, чтобы с его помощью обозначить некую неведомую причину тех следствий, природу которых человек не понимает, но которые либо восхищают, либо устрашают его.<ref>См. Поль Анри Гольбах. Избранные произведения в двух томах. Том 1. М., 1963 — Система природы, или О законах мира физического и мира духовного. Ч. 2, гл. 4. Разбор доказательств бытия Божьего, данных Кларком, с. 429: “Слово Бог всегда будет означать лишь неизвестную причину явлений, вызывавших восхищение или устрашавших людей” (''примеч. перев''.).</ref> А поскольку мы об этом заявляем и можем при этом подтвердить свои слова — о том, что нам достоверно известна эта причина или причины, — то это позволяет нам утверждать, что за этими причинами никакого Бога или Богов нет.

Идея Бога — это не врождённое, а приобретённое понятие,<ref>См. Гольбах, с. 426: “. . . идея о боге есть благоприобретенное понятие, а не ''врожденная идея'' . . .” (''примеч. перев''.).</ref> и с теологами нас объединяет лишь одно: мы срываем покров с беспредельного. Но если все явления, происходящие из бесконечного и беспредельного — пространства, длительности и движения — мы сводим к ''материальным, естественным, чувственно воспринимаемым'' и ''известным'' (по крайней мере, нам) причинам, то теисты объясняют их ''духовными'', сверхъ-''естественными'', ''непостижимыми умом'' и ''неизвестными'' причинами.<ref>См. Гольбах, с. 431 (примеч.): “Таким образом, вся разница между атеистами и теологами, или богопочитателями, сводится к тому, что первые приписывают все явления материальным, естественным, осязаемым и известным, вторые же — духовным, сверхъестественным, непонятным и неизвестным причинам. Действительно, что такое бог теологов, как не ''скрытая сила''?” (''примеч. перев''.).</ref> Тот Бог, которому поклоняются богословы, — это просто-напросто некая воображаемая сила —''un'' ''loup garou'',<ref>Оборотень (''фр''.) Это выражение, ''un loup-garou'', в “Системе природы” не встречается. Однако Гольбах использовал его в другой своей работе, “Le Bon Sens du Curé Meslier Suivi de Son Testament” (Paris, 1801, ch. 183, ''La Crainte Seule Fait les Théistes et les Dévots'', p. 267), где он говорит о том, что именно страх заставляет теистов “трепетать перед одним только именем божества, превратившегося в призрака, в домового, в оборотня, который их терзает” (“un loup-garou qui les tourmente”) (''примеч. перев''.).</ref> по выражению Гольбаха, — причём такая сила, которая ещё ни разу не проявила себя [явно и отчётливо]. Главная наша задача — освободить человека от этого ночного кошмара, научить человека ценить добродетель саму по себе и идти по жизни, полагаясь лишь на самого себя и отбросив те костыли, которые вручило ему богословие, — а именно эти костыли на протяжении бесчисленных веков и служили главной причиной почти всех человеческих страданий.

Да, нас можно назвать пантеистами, но агностиками — {{Стиль С-Капитель|никогда}}. Если людям так уж хочется, то, пожалуйста, пусть они и далее принимают за Бога нашу Единую Жизнь — на протяжении вечности никогда не меняющуюся и не имеющую сознания, — пусть и дальше они цепляются ещё и за эту гигантскую фикцию. Но тогда им придётся вслед за Спинозой сказать, что в мире нет ничего иного, кроме одной лишь субстанции: Бога, и только она доступна нашему пониманию, то есть повторить слова, сказанные этим знаменитым, но незадачливым философом в его четырнадцатом Положении: “Praeter Deum {nulla} dari neque concipi potest substantia”<ref>“Кроме Бога нет и не может быть представлена никакая субстанция” (см. Бенедикт Спиноза. Этика. Минск-Москва, 2001. — Часть первая. О Боге. Определения. Положение XIV, с. 17) (''примеч. перев''.).</ref> — и тем самым признать себя пантеистами<ref>См. Гольбах, с. 441: “. . . это положение будет тождественно предыдущему, если только мы не пожелаем отрицать существование материальной вселенной или утверждать вместе со Спинозой, что нет субстанции, кроме бога, и невозможно постигнуть какую-либо иную субстанцию: “Praeter deum, neque dari, neque concipi potest substantia” — вот как говорит этот знаменитый атеист в своей четырнадцатой теореме” (''примеч. перев''.).</ref> . . . И только какой-нибудь богослов, взращённый на понятиях тайны и самой нелепой сверхъестественности, способен вообразить себе, будто некое самосущее существо, которое по необходимости должно быть бесконечным и вездесущим, в самом деле может пребывать ''за пределами'' проявленной ''беспредельной'' вселенной.

Уже само это слово, “бесконечный”, несёт в себе отрицание, исключающее любую идею предела. Но ведь очевидно, что любое существо, если оно самостоятельно и вездесуще, не может быть ограничено чем-либо внешним по отношению к нему самому, да ничего внешнего — даже пустоты, — для него и быть не может,<ref>См. Гольбах, сс. 440-441: “Слово ''бесконечный'' выражает лишь отрицательную идею, означая отрицание всякой границы. Необходимым образом существующее независимое начало, или существо, очевидно, не может быть ограничено ничем находящимся вне его” (''примеч. перев''.).</ref> и где же тогда остаётся место для материи? и для проявленной вселенной, пусть даже и небеспредельной? Если задать теисту вопрос: “Что же такое ваш Бог? Он пустота, пространство или материя?”, то в ответ мы услышим: нет. Тем не менее, они утверждают, что их Бог пронизывает собой материю, не будучи при этом сам материальным.<ref>См. Гольбах, с. 441: “Или, может быть, бог теологов — это то абстрактное существо, которое называют пространством, или пустотой? Теологи ответят на это отрицательным образом и скажут нам, что бог, который сам не является материей, проникает материю. Но чтобы проникать материю, надо соответствовать ей и, следовательно, обладать протяжением; обладать же протяжением — значит иметь одно из свойств материи. Если бог проникает материю, то, значит, он материален и сливается со вселенной, от которой его невозможно отличить” (''примеч. перев''.).</ref> Когда мы говорим о нашей Единой Жизни, то мы также утверждаем, что она не просто пронизывает собой материю, но является самой эссенцией каждого материального атома, а значит, она не просто сообщается с материей, но обладает также и всеми её свойствами — то есть она ''материальна'', она и есть ''сама материя''.

В прошлом году Вы задавались одним и тем же вопросом: как может разум происходить или эманировать из того, что само не есть разум? Как высокоразумное человечество, венец разумности, может родиться из слепого закона или силы, не обладающих никаким разумом? Но если мы продолжим эту мысль, то и я в свою очередь мог бы спросить у Вас: а если бы абсолютная мудрость представляла собой некое мыслящее, разумное существо, некоего автора и правителя Вселенной, то как тогда она могла бы творить или производить на свет людей, страдающих врождённой идиотией, а также лишённых способности к логическому рассуждению животных и всё остальное “творение”? Как же так? — спрашивает Кларк, рассматривая доказательства существования Божества. “Если Бог создал глаза, то разве и сам он не должен уметь видеть? Если Бог создал уши, то разве и сам он не должен уметь слышать?”<ref>См. Гольбах, с. 443: “ Но скажут нам, как можно отрицать у творца качества, которые мы наблюдаем у его творений? Неужели работа более совершенна, чем работник? ''Неужели бог, создавший глаз и ухо, не видит и не слышит''! Но если рассуждать таким образом, то разве не следовало бы приписать богу все другие качества, наблюдаемые нами в его творениях?” (''примеч. перев''.).</ref> Однако, рассуждая подобным образом, придётся признать, что сотворивший идиота Бог и сам является идиотом и что создавший такое множество неразумных существ, столько физических и нравственных чудовищ Бог и сам должен быть неразумным существом . . .

. . . Мы не являемся адвайтистами, но наше учение о единой жизни идентично учению адвайты в том, что оно говорит о Парабрахмане. И ни один прошедший настоящую философскую подготовку адвайтист никогда не назовёт себя агностиком, поскольку знает, что он сам и есть Парабрахман и во всех отношениях он тождествен универсальной жизни и душе — макрокосм есть микрокосм, и он знает, что нет никакого Бога, кроме него самого, и не может быть никакого творца, который не являлся бы существом. Обретя гносис, мы уже не можем отвернуться от него и превратиться в агностиков.

. . . Если предположить, будто даже наивысшие дхьян-коганы способны поддаваться иллюзии и заблуждаться, то в этом случае мы, по сути дела, утратили бы ясное представление о том, что является реальным, а что нет, и тогда оккультные науки оказались бы столь же великой химерой, как и этот Бог. Если нелепо отрицать существование чего-либо, о чём мы не знаем ничего, то ещё более странным было бы приписывать ему какие-то неизвестные нам законы.<ref>См. Гольбах, с. 453: “. . . если нелепо отрицать существование того, чего не знаешь, то странно приписывать этому неизвестные качества. . .” (''примеч. перев''.).</ref>

С точки зрения логики, описывая признаки “ничто”, мы можем уверенно использовать одни только отрицательные выражения и не можем ничего утверждать с достоверностью. Следовательно, говорить о ничто как о чём-то конечном или бесконечном означало бы впадать в терминологическое противоречие. И, тем не менее, по утверждениям теологов, “Бог, будучи самосущим существом, является существом наипростейшим, неизменным, нетленным; он не имеет частей, фигуры, движения, неспособен к делению и не обладает ни одним из подобных свойств, которые мы обнаруживаем у материи. Ибо все подобные вещи уже по самой своей идее с очевидностью и необходимостью предполагают конечность и ни в какой мере не совместимы с совершенной бесконечностью”.<ref>См. Гольбах, с. 451: “''Существующее само по себе существо должно быть'', согласно Кларку, ''простым, неизменным, нетленным, неделимым, не обладающим частями, фигурой и движением — словом, существом, не обладающим каким-либо из свойств материи, которые, как конечные, несовместимы с совершенной бесконечностью''” (''примеч. перев''.).</ref>

Следовательно, тот Бог, который предлагается для поклонения в XIX веке, не имеет ни одного качества, которое был бы способен так или иначе оценить человеческий ум. Что это как не существо, ''любому'' суждению о котором можно тут же противопоставить любое другое? Их же собственная Библия, их же собственное Откровение опровергают все те нравственные критерии, которыми они щедро награждают его, — если только не признать, что те качества, которые они именуют совершенствами, на самом-то деле представляют собой не что иное, как несовершенства, отвратительные пороки и беспощадная лютость, если посмотреть на них глазами разума и здравого смысла любого другого человека. Да ни один человек, пожелай он прочитать наши, буддийские, священные писания, рассчитанные на погрязшие в суевериях массы, никогда не встретит в них ни строчки с описанием столь мстительного, несправедливого, столь жестокого и бестолкового ''демона'', как тот небесный тиран, которому христиане раболепно воздают столь безудержную хвалу, а теологи одаривают такими совершенствами, которые опровергает их же собственная Библия на каждой своей странице. Воистину, ваша теология сотворила своего Бога лишь затем, чтобы изничтожить его по частям. Ваша церковь — это тот же мифический Сатурн, производивший на свет своих детей лишь затем, чтобы их пожрать.

({{Стиль С-Капитель|О Мировом Уме}}) — Любая новая идея требует для себя подкрепления в виде нескольких рассуждений и аргументов. Нас, к примеру, наверняка будут упрекать за следующие утверждения, которые, на первый взгляд, могут заключать в себе противоречие.

(1) Мы отрицаем возможность существования некоего мыслящего и обладающего сознанием Бога на том основании, что этот Бог должен в таком случае либо обладать качествами, иметь ограниченную природу и претерпевать изменения, то есть ''не ''быть ''бесконечным'', либо

(2) если его изображают нам в виде некоего вечного, неизменного и независимого существа, не имеющего в себе ни одной частицы материи, то в этом случае, говорим мы, он является не существом, а неизменным и слепо действующим принципом, законом. Однако, скажут нам, мы верим в существование дхьянов, то есть “планетариев” (именуемых также “духами”), и наделяем их каким-то мировым умом. ''Это утверждение требует пояснения''.

Вкратце наши доводы сводятся к следующему:

(1) Мы отвергаем как нелепое предположение о том, что во вселенной — какой бы беспредельной и вечной она ни была — могут быть два бесконечных, вечных и вездесущих начала.

(2) Мы знаем, что материя является вечной, то есть она не имеет начала,

(''а'') поскольку материя есть сама Природа;

(''б'') поскольку то, что не может уничтожать самоё себя и является неразрушимым, по необходимости должно существовать — а значит, она не могла возникнуть и не может перестать существовать;

(''в'') поскольку и весь опыт, накопленный на протяжении бессчётных веков, и опыт точной науки показывают нам, что материя (или природа) действует благодаря присущей ей особой энергии, и в ней нет ни одного атома, который хотя бы мгновение находился в состоянии абсолютного покоя, а значит, материя должна была существовать всегда — то есть материал её постоянно изменяет свою форму, сочетания и свойства, но при этом принципы её, или элементы, остаются абсолютно неразрушимыми.

(3) Что же касается Бога, то мы не можем считать его ни вечным, ни бесконечным, ни даже самосущим, поскольку никто никогда не видел его (или этого “оно”) — ''если только не рассматривать его или это “оно” как саму эссенцию или природу этой беспредельной вечной материи, как её энергию и движение''. Мы отказываемся допускать возможность существования такого существа или такого начала, о котором мы не знаем абсолютно ничего, поскольку

(''а'') для него не остаётся никакого места в мире той материи, неоспоримые свойства и качества которой мы основательно изучили;

(''б'') если он или “оно” является всего лишь частью этой материи, то было бы смехотворным утверждать, будто он может выступать двигателем или правителем того, несамостоятельной частью чего он является;

(''в'') если нам говорят, будто Бог есть самосущий чистый дух, не зависящий от материи, — то есть внекосмическое божество — на это мы отвечаем: даже допустив возможность столь невозможной вещи, как его существование, мы всё-таки полагаем, что совершенно нематериальный дух не может ни являться разумным и обладающим сознанием правителем, ни обладать каким-либо из свойств, приписываемых ему теологией, и, следовательно, подобный Бог опять-таки превращается в не что иное, как в слепую силу.

Тот разум, который мы встречаем в наших дхьян-коганах, представляет собой способность, присущую лишь живым или одушевлённым существам — сколь бы неосязаемым или, скорее, ''невидимым'' ни был материал, составляющий их организмы. В качестве своего необходимого условия разумность предполагает способность мыслить, но для того, чтобы мыслить, необходимо иметь идеи, а идеи предполагают наличие чувств, то есть физического материала,<ref>См. Гольбах, с. 453: “. . . вера в существование какой-нибудь вещи предполагает обладание хоть какой-нибудь идеей о ней; . . . эту идею мы можем получить лишь через посредство наших чувств . . .” (''примеч. перев''.).</ref> но как что-то материальное может принадлежать чистому духу? Если нам возразят, сказав, что мысль не может являться свойством материи, то мы попросим объяснить: а по какой-такой причине? Для того чтобы мы согласились с подобным предположением, нам необходимо получить неопровержимое доказательство. А теологу мы могли бы задать следующий вопрос: что же могло помешать его Богу — коль скоро он считается творцом всего сущего — наделить материю способностью мыслить? Услышав же в ответ, что, очевидно, Он не пожелал этого делать, что это одновременно и тайна, и совершенно невозможная вещь, мы настойчиво попросим его всё-таки объяснить нам, почему дух или мысль Божья произвести и сотворить материю может, а материя произвести дух и мысль не может?

Мы отнюдь не падаем ниц в слепом преклонении перед тайной природы ума — ибо эту загадку мы ''разгадали уже много веков тому назад''. С презрением отвергая теорию теистов, мы точно так же отвергаем и механистическую теорию, по которой различные состояния сознания возникают, благодаря особому расположению молекул в головном мозге. Впрочем, со столь же малым почтением относимся мы и к этой другой гипотезе, по которой молекулярное движение возникает, благодаря сознанию.

Так во что же тогда верим мы сами? А верим мы на самом деле в многажды осмеянный ''флогистон'' (см. статью “What is force and what is matter?” [“Что такое сила и что такое материя?”], опубликованную в сентябрьском номере журнала “Theosophist” за этот год),<ref>См. Приложение к этому письму (''примеч. перев''.).</ref> а также в то, что некоторые натурфилософы определяли термином ''nisus<ref>Усилие, напряжение, сила, порыв (''лат''.). Об этом см. также: Гольбах. Система природы, с. 73 (''примеч. перев''.).</ref>'' — никогда не прекращающееся, хотя и совершенно незаметное (для обычных органов чувств), движение или усилия, которыми одно тело воздействует на другое — пульсация инертной материи, её жизнь. Тела “планетарных духов” состоят из того, что Пристли и другие называли флогистоном, но мы имеем другое наименование для этой эссенции, находящейся в своём наивысшем, седьмом, состоянии и образующей ту материю, из которой и состоят организмы самых высоких и самых чистых дхьянов. Когда же она находится в своей низшей и самой плотной форме (но всё ещё настолько неосязаемой, что наука называет её энергией или силой), она служит внешним покровом для “планетарных духов” первого, то есть самого низшего разряда.

Иными словами, мы верим в одну лишь материю — в материю как видимую природу и в материю, которая в своей невидимости подобна невидимому, вездесущему и всемогущему Протею, находящемуся в непрерывном движении, которое и составляет её жизнь.<ref>См. Гольбах, с. 78 (примеч.): “Природа — это активная, или движущая, сила; поэтому природой называется также сила всего мира, или универсальная сила в мире”. Bilfinger, ''De Deo, Anima et Mundo'', p. 278 (''примеч. перев''.).</ref> Эту-то материю и черпает из самой себя Природа, ибо она есть единое огромное целое, вне которого не может существовать ничто. В самом деле, как правильно утверждает Бильфингер,<ref>Билъфингер, Георг Бернгард (1693—1750) — немецкий теолог, сторонник лейбницевско-вольфовской философии (см. Гольбах, с. 690) (''примеч. перев''.).</ref> “движение есть такой способ существования, который по необходимости вытекает из сущности (эссенции) материи; эта материя приводится в движение присущими ей особыми энергиями, и её движение целиком обязано заложенной в ней самой силе, а разнообразие форм движения и возникающих в результате этого явлений происходит из всего многообразия свойств, качеств и сочетаний, изначально заложенных в первоматерии“, из которой целиком и собрана природа и о которой ваша наука знает ещё меньше, чем знает какой-нибудь погонщик яков в Тибете о метафизике Канта.

Итак, существование материи — это факт номер один. Существование движения — это факт номер два, а их самосущность, вечность или неуничтожимость — это факт номер три. Что же касается представления о чистом духе как о неком существе или форме существования — называйте это как хотите — то такое представление является химерой, гигантской нелепостью.

{{Стиль С-Капитель|Наши взгляды на природу зла}}. — Зла как такового, как отдельной сущности не существует, оно — не что иное, как отсутствие блага и может существовать лишь для того, кто оказывается его жертвой. Оно порождается двумя причинами и, как и благо, не выступает самостоятельной причиной в Природе. У Природы нет ни доброты, ни злобы, она подчиняется лишь неизменным законам и тогда, когда ниспосылает жизнь и радость, и когда шлёт страдания [и] смерть, разрушая то, что сама же и создаёт. На любой яд у Природы есть своё противоядие, а её законы восполняют любое страдание. Съеденная птицей бабочка превращается в эту птицу, а любая пичуга, убитая каким-нибудь животным, переходит в более высокую форму бытия. Таковы слепой закон необходимости и вечная целесообразность вещей, и потому их нельзя назвать злом, изначально присущим Природе.

Подлинное же зло проистекает из человеческого разума, и главный его рассадник — это рассудок человека, отрывающего себя от Природы. Человечество — вот что, таким образом, является единственным источником истинного зла. Зло есть карикатура на благо, детище себялюбия и алчности. Задумайтесь над этим, и вы обнаружите, что, за исключением смерти [естественной], — которая есть не зло, а необходимый закон, — и [смерти в результате] несчастных случаев, — что всегда найдёт своё воздаяние в будущей жизни, — ''источником'' любого зла, большого и малого, являются человеческие поступки, сам человек, разум которого превращает его в единственного свободно действующего субъекта в Природе. Не природа порождает болезни, а сам человек. Та задача и тот удел, что отводились ему в экономии природы, предусматривали для него лишь естественную смерть при наступлении старости. Если исключить фактор несчастных случаев, то мы увидим, что ни один дикарь и ни одно дикое (то есть живущее на воле) животное не умирают от болезней.

Питание, половые отношения, утоление жажды — всё это естественные жизненные потребности, однако излишества в их удовлетворении вызывают болезни, бедствия, страдания — как умственные, так и физические, —а последние передаются уже в виде величайших зол последующим поколениям, потомству самих виновников. Честолюбие, желание обеспечить наших родных и близких счастливой жизнью и комфортом за счёт достигнутых нами почестей и богатств, — это вполне похвальные человеческие чувства, но если они превращают человека в тщеславного и жестокого тирана, в скупца, в самовлюблённого эгоиста, то тогда они приносят несказанные несчастья всем, кто их окружает — это касается как целых народов, так и индивидов. То есть всё это: и пища, и богатство, и честолюбие и тысяча других вещей — всего здесь и не перечислишь — превращается в источник и причину зла как за счёт своего переизбытка, так и вследствие своего дефицита. Если Вы чревоугодник, распутник или тиран, то Вы начинаете порождать болезни, человеческие страдания и несчастья. Если же Вы лишены всего этого и вынуждены голодать, то Вас начинают презирать, смотреть на вас как на ''пустое место'', и большинство человеческого стада, то есть Ваши же соплеменники, будут причинять Вам страдания до самой вашей смерти. А значит, винить в этом нужно вовсе не природу и не какое-то вымышленное Божество, а именно человеческую природу, исподличавшуюся вследствие ''себялюбия''.

Хорошенько подумайте над этими словами; поразмыслите над каждой причиной зла, какая только придёт Вам на ум, и постарайтесь шаг за шагом дойти до истинного его источника, и тогда считайте, что проблему зла Вы уже ''на одну треть'' решили. А теперь, сделав необходимую оговорку в отношении тех видов зла, которые являются естественными и которых невозможно избежать, — причём они столь немногочисленны, что я готов бросить перчатку метафизикам Запада, в массе своей привыкших называть их злом и связывать напрямую с той или иной самостоятельной причиной, — я хочу указать Вам на важнейшую, главную причину, ответственную почти за две трети всех случаев, когда человечество становилось жертвой зла с тех пор, как эта причина набрала силу. Это — религия, в каких бы формах и у каких бы народов она ни существовала. Это — каста духовенства, священников и церквей, и именно в этих иллюзиях, которые человек воспринимает как святыни, ему и следует искать источник тех многих зол, которые лежат тяжким проклятием на человечестве и почти уже переполнили чашу людского терпения.

Невежество сотворило богов, а хитрость тут же воспользовалась подвернувшимся случаем. Взгляните на Индию, взгляните на христианство и ислам, на иудаизм и фетишизм. Это именно церковнослужители ловко вселили в человека ужас перед богами, это именно религия делает из него столь ярого ревнителя веры, эгоцентричного фанатика, ненавидящего всё человечество, кроме членов своей собственный секты, и от этого он не становится ни чуть лучше, ни чуть нравственнее. Это именно вера в Бога и в богов держит две трети человечества в рабстве у горстки мошенников, лишь делающих вид, будто и в самом деле радеют о его спасении. Разве не готов человек в любую минуту совершить какое угодно зло, если сказать ему, будто этого требует его бог или боги? — добровольная жертва придуманного бога и презренный раб ловкачей-служителей этого бога. Ирландский, итальянский или славянский крестьянин готов голодать сам и обречь на голод и холод всю свою семью, но будет смиренно кормить-одевать своего падре или батюшку. Две тысячи лет Индия стонала под бременем этой касты, и лишь одни брамины могли снимать жирные сливки с богатств этой страны, а сегодня приверженцы Христа и Магомета режут друг другу глотки во имя и во славу торжества собственных мифов: одни — одного, а другие — другого. Запомните: счёт бедствий людских не уменьшится ни на йоту до того самого дня, пока во имя Истины, морали и всемирной любви к человеку лучшая часть человечества не разрушит наконец алтари своих ложных богов.

А если Вам станут возражать, говоря, что и у нас есть свои храмы, и у нас есть свои священники и ламы наши также живут на подаяния, . . . то объясните им, что между всем вышеперечисленным и их соответствующими аналогами на Западе нет ничего общего, кроме одного — их названий. Так, в наших храмах не молятся ни богу, ни богам, а лишь славят трижды священную память о Величайшем — как о самом святом человеке, когда-либо жившем в нашем мире. Если наши ламы отправляются почтить братство ''бхикшу'',<ref>Бхикшу — нищенствующие монахи (''примеч. перев''.).</ref> учреждённое самим нашим благословенным учителем, то в пути они питаются только за счёт мирян. С другой стороны, заботу о мирянах и об их пропитании — а число их может быть и пять человек, и двадцать пять тысяч — берёт на себя ''сангха'' (братство монахов-лам),<ref>Сангха (санскр. saṃgha, “множество”, “союз”, “совокупность”, “община”, “общество”, тиб. ''гендун'', кит. ''сэн'', ''сэнцзя'', яп. ''со'', ''согя'') — буддийская община. Наряду с Буддой и Учением/Дхармой — одна из “трех драгоценностей” (санскр. ''триратна'') буддизма. . . Первую общину, ставшую прообразом всех последующих, основал Будда. Она состояла только из монахов-мужчин (санскр. ''бхикшу'', кит. ''бицю'') (Философия буддизма. Энциклопедия. М., 2011, с. 597) (''примеч. перев''.).</ref> монастырь, обеспечивающий всем необходимым нищих, больных и обездоленных. Наши ламы никогда не берут деньги — только пищу, а в этих самых храмах людям как раз объясняют и внушают верные представления о происхождении зла. Там их учат четырём благородным истинам (''арья'' сакка),<ref>Очевидно, имеются в виду арья сачча (''пали'') или арья-сатья (''санскр''.) (''примеч. перев''.).</ref> а знание цепи причинности (двенадцати нидан) подсказывает им решение вопроса о происхождении и уничтожении страдания.

Прочитайте “Махаваггу” и попытайтесь не предвзятым западным умом, а духом интуиции и истины понять слова, сказанные Полностью Просветлённым в Первой Кхандхаке.<ref>Палийский канон, “Типитика” (“три корзины”), состоит из трёх частей: Виная-питака, Сутта-питака и Абхидхамма-питака. Виная-питака (правила для монахов) включает в себя три раздела: Суттавибханга, Кхандхака и Паривара. Раздел Кхандхака состоит из двух подразделов — Махавагга и Чуллавагга. В Махавагге перечисляются правила вхождения в буддийскую общину, правила монашеской жизни и т.д. (см. Абаева Л.Л. и др. Буддизм. Словарь. М., 1992) (''примеч. перев''.).</ref> Позвольте мне перевести для вас его слова.

{{Стиль А-Цитата|"В те времена, когда Благословенный Будда находился ещё в Урувеле на берегу реки Неровигары,<ref>Так в оригинале письма. Очевидно, имеется в виду р. Найранджяна. См.: В.П. Андросов. Индо-тибетский буддизм. Энциклопедический словарь. М., 2011, с. 40: “Название деревушки Урувилва, или Урувела, а река и ныне называется Найранджяна” (''примеч. перев''.).</ref> пребывая в покое под деревом мудрости Боддхи после того, как стал Самбуддой, под конец седьмого дня он сосредоточил свой ум на размышлении о цепи причинности и произнёс следующие слова: “Неведение порождает самкхары, которые имеют тройственную природу — производные тела, речи и мысли. Самкхары же порождают сознание, сознание — имена и формы, а те порождают шесть областей (из шести чувств лишь седьмое<ref>Так в оригинале (''примеч. перев''.).</ref> принадлежит одним только просветлённым); из этого ощущения возникает связь,<ref>Или соединение, контакт (''примеч. перев''.).</ref> а она порождает жажду (или желание, каму, танху), из жажды рождаются привязанность, существование, рождение, старость, а также смерть, горе, стенание, страдание, уныние и отчаяние. Опять же — разрушением неведения разрушаются самкхары, а также разрушаются их сознание, имена и формы, шесть областей, связь, ощущение, жажда, привязанность (самость), существование, рождение, старость, смерть, горе, стенание, страдание уныние и отчаяние. Так прекращается вся совокупность страдания”. }}

Познав это, Благословенный произнёс следующие священные слова:

{{Стиль А-Цитата|“Когда медитирующему ''бикшу'' проясняется истинная природа вещей, тогда улетучиваются все его сомнения, ибо тогда познаёт он, какова эта природа и какова её причина. От неведения происходят все виды зла. Ведение же кладёт конец всем несчастьям, . . . и тогда медитирующий брахман способен рассеять воинства Мары, подобно солнцу, озаряющему небосвод”. }}

Под медитацией здесь следует понимать сверхчеловеческие (но не сверхъестественные) качества, то есть состояние архата, владеющего наивысшей из всех его духовных способностей.

Копия выполнена А.П.С. в Симле, 28 сентября 1882 г.


{{Стиль А-Заголовок уровня|3|Приложение к Письму № 10}}

{{Стиль А-Заголовок|Что такое материя и что такое сила?}}
<center>(“The Theosophist”, vol. 3, September, 1882, pp. 319-324)</center>
<center>(Ответ)</center>
<center>ДРУГОЙ ТЕОСОФ</center>

Как “чисто научная проблема”, — которая должна будет решаться в строгих рамках современной материалистической науки, — вопрос этот не может сегодня служить предметом для каких бы то ни было “дискуссий на эту тему”, ибо, при всей их “желательности”, они ни к чему полезному в конечном счёте не приведут. Во-первых, потому, что наука сегодня ограничивается одними только физическими аспектами проблемы сохранения энергии, или взаимодействия сил, а во-вторых, невзирая на её собственные откровенные признания в полном незнании первопричин вещей — а об этом говорит сам тон статьи, написанной нашим критиком, — я сомневаюсь, что он согласится признать полную несостоятельность некоторых научных терминов, утверждённых мудрейшими “двиджа” (“дважды рождёнными”) из Королевского общества и послушно, без долгих уговоров, взятыми на вооружение их почитателями.

В наш век торжества свободы мысли и заигрывания с дешёвыми парадоксами воцарился дух сектантства, и наука стала проявлять ещё больше нетерпимости (совершенно невозможная для неё, казалось бы, вещь!), чем даже теология. Таким образом, единственная позиция, которую исследователь эзотерической философии может уверенно занять в дискуссии с (очевидным) поборником ''точной'' науки, — это воспользоваться в борьбе с последним его же собственным оружием, не отступая при этом ни на шаг перед ним. Именно это я и предлагаю сейчас сделать.

На первый взгляд, может показаться, будто в статье “Электричество: материя или сила?” не так-то уж много и спорного. Тот знак вопроса, который скромно помещён в скобки после слова “водород” при перечислении аналогов “воздуха, которым мы дышим”, а также вопрос, заключённый в самом заголовке статьи и, ''казалось бы'', уже давно получивший свой ответ в ряде цитат, приведённых из авторитетных научных источников, в которых авторам угодно именовать электричество “силой”, — вот и всё, что мы обнаруживаем в ней. Но так дело обстоит ''лишь'' “на первый взгляд”. Даже и не слишком глубоко погружаясь в содержание статьи нашего любителя вопросительных знаков, можно легко заметить, что она затрагивает гораздо более важный для теософов вопрос, чем может показаться вначале. И сводится он ни больше, ни меньше, как к следующему: “А не является ли председатель Общества, числящего в своём составе самых блестящих учёных и интеллектуалов Европы и Америки, обыкновенным невеждой, не знающим — или давно позабывшим — то, что известно любому первокласснику?” Сделанный намёк слишком серьёзен, а потому заслуживает столь же серьёзного ответа.

Не следует думать, будто любой разумный человек, лично знакомый с председателем Общества, и впрямь стал бы тратить своё время на доказательство того, что полковник Олкотт не может не знать всех тех вещей, которым учат и которые известны любому школьнику, а именно: что воздух, этот газообразный флюид, в котором мы живём и которым дышим, состоит главным образом из двух газов — кислорода и азота, находящихся в состоянии механической смеси. И для подтверждения этого факта не нужен никакой профессор Тиндаль. А значит, эта издёвка, которая звучит в поставленном вопросительном знаке, — вполне естественная, выйди эта статья из-под пера какого-нибудь противника, — способна, естественно, изумить любого теософа, узнающего, что она исходит от своего же собрата по Обществу.

В Обществе вряд ли найдётся человек, которому было бы неизвестно, что “председатель-основатель Теософского общества” никогда не брал на себя смелость выступать с лекциями на специальные темы, относящиеся к сферам физических наук, — то есть на темы, находящиеся в компетенции физиков и химиков. К тому же, “просвещённый председатель” никогда не брал на себя и обязательства неуклонно следовать исключительно терминологии, принятой среди членов Королевского общества. Как интерпретатор и приверженец оккультных наук он с полным правом может пользоваться особой фразеологией, свойственной древним философам. Кажется просто нелепым, что здесь приходится разъяснять самоочевидные вещи: что перечисленные в лекции эквиваленты “воздуха, которым мы дышим” относятся ''вовсе не'' к сугубо атмосферному воздуху — ибо в этом случае он, вероятно, назвал бы их “химическими компонентами” или “составляющими элементами”, — а к атмосфере в целом как к одному из признаваемых оккультной философией пяти первоэлементов, который состоит из многочисленных и разнообразных газов.

Чтобы было понятнее, по какому праву мы считаем необходимым для себя возражать против ряда безосновательных утверждений, сделанных современной наукой, и почему мы предпочитаем придерживаться своих собственных взглядов, я позволю себе сделать небольшое отступление и напомню нашим критикам нескольких бесспорных моментов.

Да, современной науке было угодно поделить и затем подразделить всю атмосферу на целую армию элементов и присвоить им это название для собственного удобства. Но одно лишь это обстоятельство ещё не может служить достаточно веским основанием для того, чтобы и оккультисты согласились с этой терминологией. Науке пока ещё не удалось разложить ни одно из того множества простых тел, которые по какой-то причине получили название “элементарных веществ” — видимо, потерпев в этом неудачу, она и назвала их “элементарными”. Возможно, со временем науке больше повезёт в этом направлении, и она признает свою ошибку, а может, здесь ей не добиться успеха никогда — как бы то ни было, мы, оккультисты, считаем себя вправе по-прежнему утверждать, что эти самые “изначальные” элементы следует именовать как угодно, но только не так, как они именуются сейчас. При всём нашем уважении к деятелям науки мы не считаем ни в малейшей степени оправданным применять термины “элемент” и “элементарный” в отношении тех неразложимых материальных атомов и молекул, о которых они не знают ничего. Это всё равно, как если бы Королевское общество договорилось между собой каждую звезду называть “Космосом” на том лишь основании, что каждая звезда якобы представляет собой отельный мир, аналогичный нашей собственной планете, а затем они принялись бы высмеивать невежество древних, полагавших, что существует лишь один ''Космос'' — безграничный и бесконечный универсум!

Впрочем, наука сегодня и сама признаёт, что слова “элемент” и “элементарный” как термины обретают смысл лишь в том случае, когда применяются по отношению к изначальным принципам, то есть к тем самосущим эссенциям, из которых и образовалась вселенная. И в этой связи она замечает, что “экспериментальная наука занимается лишь построением закономерных выводов из наблюдаемых фактов и ''имеет дело лишь'' с такими эссенциями, которые она в состоянии воспринимать посредством ''зрения'', ''запаха'' и ''вкуса''”. По словам профессора Дж.П. Кука, “всё остальное наука оставляет на усмотрение метафизиков” (''New Chemistry'', 1877). Однако за этим суровым ''pronunciamento'',<ref>Приговором (''испанск''.) (''примеч. перев''.).</ref> свидетельствующим об отказе учёных мужей принимать что-либо ''на веру'', тут же следует любопытное признание, сделанное тем же автором. “Я допускаю, что вся наша теория может оказаться неверна,“ — говорит он, — “и такой вещи, как молекула, может не оказаться вообще (!). . . ''В качестве своего фундаментального постулата'' новая химия допускает ''реальность существования тех магнитуд, которые мы называем молекулами'', ''но это — всего-навсего постулат''”.<ref>Курсив принадлежит Е.П.Б. Цитируемый текст относится к с. 75 сочинения Кука — ''Б.М.Ц''. </ref>

Слова эти заставляют нас заподозрить, что и в точной науке химии —как и в ''трансцендентальной'' метафизике — также требуется принимать что-то на веру. Допусти она себе этот постулат — и сделанные ею выводы тут же превращают её в ''точную'' науку, откажись она от него — и “точная наука” трещит по всем швам! А значит, в этом отношении физика ничуть не лучше психологии, и оккультисты могут менее всего опасаться громов и молний со стороны своих ''точнейших'' соперников. И те, и другие, скажем так, в равном положении. В своих классификациях молекул химики продвинулись дальше физиков, но ни первые, ни вторые одинаково неспособны экспериментировать с отдельными молекулами. Напомним, что ни первым, ни вторым пока ещё не удалось даже наблюдать ''отдельную'' молекулу.

Невзирая на всё это и даже гордясь тем, что ничего не принимают на веру, они, однако, признаются, что в ходе подразделения молекул на всё более мелкие части те нередко исчезают из их поля зрения, но они “могут различать их умозрительно” [с. 89]. Но ведь в этом случае они поступают ровно так же, как поступают и оккультисты, алхимики, Адепты! Если они способны наблюдать процесс “умозрительно”, то Адепты, по их словам, могут с такой же лёгкостью наблюдать процесс делимости ''ad infinitum<ref>До бесконечности (''лат''.) (''примеч. перев''.).</ref>'' именно в том, что их пользующиеся ''точными'' методами оппоненты предпочитают именовать “''элементарными'' телами”, и они делают это — пользуясь не только ''физическим'', но и ''духовным'' умом.

В свете всего вышесказанного я утверждаю, что председатель Теософского общества имел полное право прибегнуть к языку оккультистов, предпочтя его терминологии современной науки. Впрочем, даже согласись мы в том, что эти “эквиваленты”, о которых у нас идёт речь, относятся просто к воздуху, которым мы дышим, в его строго научном определении, то и в этом случае я отказываюсь понимать, почему лектор не мог бы в числе прочих газов назвать и “водород”. Дело в том, что, хотя воздух и состоит, строго говоря, из двух только газов, но наряду с последними в нём всегда присутствует и известная доля углекислого газа, а также ''водяного пара''. А коль скоро присутствует последний, то как в этом случае можно исключать присутствие и “водорода”? Неужели наш просвещённый собрат готов утверждать, будто мы всегда дышим одними только кислородом и азотом? Любезные уверения науки в том, будто наличие любого другого газа в атмосфере, кроме кислорода и азота, ''должно'' считаться просто ''случайными примесями'' и содержание обоих этих элементов в воздухе всегда остаётся одним и тем же как в густо населённых городах, так и в переполненных пациентами больницах, — это один из тех домыслов науки, которые едва ли подкрепляются реальными фактами. В любом тесном помещении, в любой местности, подверженной воздействию со стороны гнилостных выделений, в перенаселённых окраинах городов и в переполненных ''больницах'' — как должен знать наш критик — содержание кислорода падает, а его место занимают ядовитые газы.<ref>В Париже — этом центре цивилизации — как показала проба воздуха, взятая несколько лет тому назад в одном из его пригородов, содержание [кислорода] составляло не 23% (обычное содержание), а всего лишь 13,79%; азота — 81,24%, углекислого газа — 2,01% и сероводорода — 2,99%.</ref>

Но давайте перейдём теперь к более важному вопросу и посмотрим, насколько правомерно наука считает электричество силой, а полковник Олкотт вместе со всеми остальными восточными оккультистами утверждает, что оно — “всё ещё ''материя''”. Перед началом обсуждения я позволю себе сделать одно замечание следующего характера: если уж этот “Теософ”<ref>Автор статьи “Электричество: материя или сила?” подписался как “Теософ” (''примеч. перев''.).</ref> стремится к строгой ''научности'', должен помнить о том, что наука называет электричество не ''силой'', а лишь одним из множества проявлений силы — формой (mode) действия или движения. Предлагаемый ею перечень разнообразных видов энергии, встречающихся в природе, довольно длинен, и для различения их она придумала множество разных названий. Но при всём при том один из самых именитых её адептов, профессор Бальфур Стюарт — один из тех авторитетов, на которого ссылается наш критик, возражая председателя Теософского общества — предупреждает своих читателей (см. “The Forces and Energies of Nature” [“Силы и энергии природы”]),<ref>Так называется глава III его книги “Сохранение энергии” (“The Conservation of Energy”, 1874) — ''Б.М.Ц''.</ref> говоря, что в этом их перечислении нет ничего ''абсолютного'', ничего окончательного, и “он, по сути дела, отражает в себе состояние не столько нашего нынешнего знания, сколько ''незнания, а точнее глубочайшего невежества по вопросу о составе неразложимой материи''”. И действительно, это невежество столь глубоко, что, говоря о теплоте — форме движения гораздо менее загадочной и более понятной, чем электричество, — этот учёный признаётся: “если не допустить, что теплота есть разновидность (species) движения, то придётся неизбежно допустить, что она — разновидность материи”, добавляя при этом, что учёные “''сделали выбор в пользу'' теплоты как разновидности движения, только чтобы не рассматривать альтернативную версию о сотворении ''какого-то особого вида материи''”.

А в таком случае что нам мешает предположить, что в один прекрасный день наука обнаружит свою ошибку, признает её и станет называть электричество в полном согласии с оккультистами “разновидностью особого вида материи”?

А значит, не дожидаясь упрёков со стороны наиболее догматично настроенных поклонников современной науки за то, что оккультисты считают электричество одним из аспектов материи — и, более того, утверждают, что базовым её принципом является именно {{Стиль С-Капитель|материя}}, — представители оккультизма должны, прежде всего, доказать, что наука в этом вопросе заблуждается, коль скоро она сама устами своих общепризнанных наивысших жрецов расписывается в собственном незнании того, что́, собственно говоря, представляет собой сила и что́ — материя. Так, к примеру, всё тот же профессор натурфилософии, Бальфур Стюарт, доктор наук и член Королевского общества, в своих лекциях “Сохранение энергии”, сообщает нам следующее:

{{Стиль А-Цитата|“Мы ничего — или почти ничего — не знаем о структуре и свойствах неразложимой материи: как органической, так и неорганической” и “. . . речь на самом деле идёт лишь об условной классификации и ни о чём более”.}}

Далее, все, как один, учёные признают, что, хотя и имеют известное представление о характере действия общих законов, они, тем не менее, “''не'' знают, как действуют частные законы в конкретных областях физической науки”. Например, они ''догадываются'', что “значительное число наших заболеваний вызвано деятельностью органических микробов”, но при этом вынуждены признаться в своём “абсолютнейшем незнании характера жизнедеятельности этих микробов”. А в главе “Что такое энергия” (“What is Energy”) всё тот же великий натуралист ошеломляет чересчур доверчивых профанов своим следующим откровением:

{{Стиль А-Цитата|“Если мы знаем так мало о природе и поведении органических молекул, то что уж там говорить о неразложимых молекулах неорганической материи, о которых мы знаем и того меньше . . . Так, оказывается, что мы почти ничего не знаем о форме и величине молекул, а также о приводящих их в действие силах . . . Как эти огромнейшие массы вселенной, так и самые мельчайшие её частицы одинаково находятся за пределами возможностей их наблюдения с помощью человеческих органов чувств”.}}

Говоря о “человеческих органах чувств”, он, должно быть, имеет в виду только ''физические'' органы, поскольку, судя по всему, он ничего не знает о существовании других органов чувств. А теперь давайте обратимся к признаниям других учёных — на сей раз оно высказано профессором Леконтом в его лекции “Взаимодействие витальных сил с силами химическими и физическими” (“Correlation of Vital with Chemical and Physical Forces”): —

{{Стиль А-Цитата|. . . “В проявлениях сил, принадлежащих к высшим их формам и особенно к областям жизнедеятельности [организмов], различие между силой и энергией если и определяется, то крайне слабо, . . . язык наш сможет обрести бо́льшую ясность лишь после того, как значительно прояснятся сами наши представления об этой области“.<ref>См.: Balfour Stewart, ''The Conservation of Energy'', N.Y., 1874, Appendix, pp. 172-173 — ''Б. Цырков''.</ref>}}

Даже в том, что касается знакомой всем жидкости — воды, — наука не может решить, а существуют ли в воде на самом деле кислород и водород как таковые, или, может быть, они образуются в ходе какой-то неизвестной и немыслимой трансформации веществ самой воды? Как пишет профессор химии Дж.П. Кук, “по этому вопросу мы можем лишь строить какие угодно догадки, ибо не знаем ничего. Между свойствами воды и свойствами этих газов нет никакого, даже самого отдалённого сходства”. Науке известно лишь одно: под действием электрического тока воду можно разложить, однако почему она разлагается именно так, а затем способна снова вернуться в состояние воды, или какова природа того, что называют электричеством и так далее, наука не знает.

Помимо всего прочего, до самого последнего времени водород считался одним из тех редких веществ, которые были известны лишь в своём газообразном состоянии. Это самая лёгкая форма, которую может приобретать известная науке материя.<ref>Один кубический ярд [0,76 м<sup>3</sup> — ''перев''.] воздуха при температуре 77° F [25° С] весит около двух фунтов (около 0,9 кг), тогда как вес одного кубического ярда водорода составляет всего лишь 2 1/3 унции (около 70 граммов).</ref> С тех самых пор, как Г. Дэйви впервые получил жидкий хлор, а Тилорье — жидкий углекислый газ под давлением в пятьдесят атмосфер, только пять газов отказывались переходить в жидкое состояние на протяжении ещё почти шестидесяти лет: водород, кислород, азот, окись углерода и наконец двуокись азота. Теоретически ничто не мешало решению этой задачи, но практического метода их сжижения найти всё никак не удавалось, хотя Бертло и подвергал их давлению в целых 800 атмосфер.

Однако там, где потерпели неудачу Фарадей и Дюма, Реньо и Бертло, совсем недавно блестящего успеха достиг почти никому не известный учёный — Кальете.<ref>Луи-Поль Кальете (Cailletet), 1832-1913 (''примеч. перев''.).</ref> Так, 16 декабря 1878 года в лаборатории “Эколь Нормаль” ему удалось получить жидкий кислород, а 30 числа того же месяца ему сдался даже неподатливый водород. Женевский же учёный, Рауль Пикте, пошёл ещё дальше. Он смог получить кислород и водород не только в сжиженном, но даже и в ''твёрдом'' состоянии, как это было доказано в ходе эксперимента, когда он, облучая электрическим светом исходившую из трубки струю газа, обнаружил в ней несомненные признаки поляризации, что означало одно: в газе присутствуют твёрдые частички, находящиеся во взвешенном состоянии.<ref>См. статью Анри де Парвиля, одного из лучших французских популяризаторов науки. — ''Journal des Debats''.</ref>

В природе не существует ни одного атома, который не содержал бы в себе латентного, или потенциального, электричества, способного проявляться при определённых условиях. Науке известно, что материя из самой себя производит так называемую силу, которая проявляется в виде самых разнообразных форм энергии — в виде теплоты, света, электричества, магнетизма, гравитации и так далее. При этом, однако, та же самая наука, как мы это видим, судя по приведённым выше признаниям, так до сего времени и не научилась более-менее точно определять, где заканчивается собственно материя и начинается собственно сила (или дух, как кое-кто предпочитает это называть). Отвергая метафизику и сводя её, говоря устами профессора Тиндаля, к области поэзии и фантазии, наука, однако, не хуже иного метафизика способна давать волю своей неуёмной фантазии и на поле ничем не подкреплённых догадок устраивать соревнования пустых гипотез. Как и в молекулярной теории, она действует, исходя из представления, будто для своего теоретического обоснования каждая наука должна произвольно выбирать и устанавливать для себя воображаемые фундаментальные принципы, а единственным доказательством существования последних должен служить факт некой гармонии, непротиворечивости этих принципов наблюдаемым фактам. Так, когда учёные воображают себе процесс разложения крупинки песка вплоть до неразложимой далее молекулы так называемого диоксида кремния, они не с ''реальным'', а лишь с ''воображаемым'' и чисто гипотетическим правом могут предположить, что, если они продолжат и далее её разлагать (чего, разумеется, они сделать не смогут), то молекула, разделившись на свои химические составляющие, кремний и кислород, в конце концов выдаст им то, что следует считать двумя ''элементарными телами'', — ибо так считают признанные авторитеты науки! Они говорят — ни атом кремния, ни атом кислорода неспособны делиться дальше и образовывать что-то ещё.

Единственная здравая причина, которую мы можем предложить в качестве объяснения их странной точки зрения, состоит в том, что они уже пытались проверить это экспериментально, но — потерпели неудачу. Однако почему же они не думают, что какое-то новое открытие, изобретение каких-то новых, более тонких и более совершенных аппаратов и приборов в один прекрасный день не докажет им, что они заблуждались? Почему они так уверены, что эти самые тела, называемые сегодня “элементарными атомами”, не представляют собой в действительности очередные сложные тела или молекулы, которые, при более детальном анализе, не покажут, что сами состоят из ''реальных'', первозданных, элементарных глобул, служащих ''грубым'' коконом для ещё более тонкого атома-искры — искры {{Стиль С-Капитель|жизни}}, источника электричества — и, тем не менее, материи!

Ведь доказал же Генрих Кунрат, величайший алхимик и розенкрейцер Средневековья, что как человек, так и каждый атом заключает в себе дух — в виде яркого пламени, заключённого в полупрозрачной глобуле, — которую он называет ''душой''. А поскольку деятели науки, по их же собственному признанию, ничего не знают о происхождении (''а'') ни материи, ни силы; (''б'') ни электричества, ни жизни; а (''в'') их знания о неразложимых далее молекулах неорганической материи приближаются к нулю, то с какой стати, спрашиваю я, тот или иной исследователь оккультизма — великим учителям которого, кто знает? ''могут'' быть известны такие эссенции, которые профессорам современной материалистической школы недоступны “ни зрительно, ни на запах и ни на вкус”, — должен воспринимать их определения природы {{Стиль С-Капитель|материи}} и {{Стиль С-Капитель|силы}} как последнее слово никогда не ошибающейся, непогрешимой науки?

“В своих изысканиях”, — сообщает нам наш критик, — “представители науки используют такие факторы, как свет, теплота, магнетизм, электричество и звук”, но в то же самое время он высказывает предположение, которое в наши дни звучит уже ересью: будто “эти несколько проявлений силы являются ''невесомыми<ref>Невесомыми, то есть ''не имеющими массы'' (''примеч. перев''.).</ref>''”. Я могу только скромно предположить, что, говоря о ''невесомости'' этих агентов,<ref>“В естественных науках “агент” — действующий процесс в каком-либо процессе или явлении” (Большая советская энциклопедия, т. 1) (''примеч. перев''.).</ref> он грешит против установлений своих же собственных учителей. Пусть он прочитает книги, посвящённые вопросам новой химии, построенной на том, что известно как “закон Авогадро”, и тогда он поймёт, что термин ''невесомый'' агент сегодня уже воспринимается в науке как абсурд. Те выводы, к которым за последнее время пришла новая химия, судя по всему, заставили её отказаться от слова ''невесомый'' и выбросить на свалку те учебники старой химии, в которых явления теплоты и электричества относились к ''тонким формам материи''. Нельзя, утверждают они, ничего добавить к телу и ничего вычесть из него, не изменив при этом веса этого тела. Это было сказано и написано в 1876 году одним из крупнейших химиков Америки.

Но стали ли они хоть чуточку мудрее от этого? Могут ли они теперь предложить какую-то новую теорию взамен старой опозоренной “теории флогистона”, принадлежавшей науке Шталя, Пристли, Шееля и других? Или если они, как им кажется, убедительно и доказали, что относить явления теплоты и электричества к тонким формам материи нельзя, ибо это совершенно антинаучно, но удалось ли им при этом доказать, какова истинная природа силы, материи, энергии, огня, электричества — {{Стиль С-Капитель|жизни}}? ''Флогистон'' Шталя родился из теории горения, восходящей ещё к Аристотелю и другим греческим философам, и в том виде, в каком он был описан Шееле, бедным шведским аптекарем и тайным оккультистом (а, по словам профессора Кука, “в общую копилку сведений, которыми располагала химическая наука, он за один-единственный год добавил больше знаний, чем это сделал Лавуазье за всю свою жизнь”), он вовсе не представлял собой плод досужего вымысла, но, тем не менее, Лавуазье получил разрешение на то, чтобы пригвоздить его к позорному столбу и навсегда покончить с ним.<ref>“Указанный термин происходит от греческого ''флогистос'', что значит “сгоревший” или “горючий”, и греческого ''флогизейн'', то есть “поджигать”, “сжигать”. Этим термином обозначался гипотетический принцип огня или горючести, который считался материальным веществом. Этот термин был предложен Шталем, который вместе с Й.Й. Бехером выдвинул теорию флогистона. С их точки зрения, любое горючее вещество содержит в себе флогистон, а явления горения связаны с тем, что, выделяясь, флогистон оставляет после себя другую составляющую данного вещества. Аналогично этому металлы образуются из их извёсток путём соединения последних с флогистоном. Отвергнутая сегодня, эта теория, однако, не лишена некоторого смысла и имеет определённое значение в оккультизме”. — ''Б. Цырков''.<br>

“Уже первые алхимики были убеждены, что изменяемость металлов под влиянием огня обусловлена предсуществованием в них "серы", которая в их глазах была не то особым элементом, входившим в большом количестве в состав обычной серы, не то носительницей особого качества — горючести . . . Точно так же издавна существовало убеждение, что горение . . . представляет собой реакцию разрушения, распадения, что при горении горящее тело выделяет из себя что-то, видимое в виде огня, пламени. . . [Шталь] принимал, что все вообще горючие тела, как органические, так и металлы, претерпевают под влиянием огня одно и то же превращение, обусловленное присутствием в них одной общей составной части — Ф. (от φλογιστός = сожженный), который выделяется при горении. Чем сильнее и продолжительнее горит какое-нибудь тело, тем больше в нем содержится Ф., фосфор, сера, уголь, спирт, сахар, масла особенно богаты Ф.; металлы тоже содержат его, но в переменных количествах; при сильном нагревании (в присутствии воздуха) Ф. может быть из них удален и тогда остаются от металлов землеобразные тела "известки"; удаление Ф., иначе горение, позволяет, следовательно, открыть другую составную часть данного тела; для фосфора и серы — это кислоты, для металлов — "известки", для угля — тела, состоящего почти из чистого Ф., — это землистое вещество — зола” (“Энц. сл. Бр. и Ефр.”) (''примеч. перев''.).</ref>

Однако будь высшие жрецы современной науки повнимательнее и приглядись они к самой ''сущности'' вещей вместо того, чтобы привязываться к общим выводам, то они, вероятно, гораздо сильнее обогатили бы человечество знанием “строения первозданной материи”, чем это удавалось им до сих пор. Как хорошо известно, погубив теорию флогистона, сам Лавуазье не сказал в этой области ничего кардинально нового — он оставил после себя лишь “самые широкие обобщения”.

Оккультисты же предпочитают придерживаться тех фундаментальных теорий, что были разработаны учёными древности. Как и авторы ''старой'' теории, они ничуть не связывают флогистон — а у нас он имеет особое наименование и считается одним из атрибутов ''акаши'' — с идеей веса, что́ обычно делают непосвящённые, говоря о любой материи. Для нас он является ''принципом'', чётко определённой эссенцией, тогда как у Шталя и других он считался некой ''неопределённой'' эссенцией, но, тем не менее, как и мы, они ничуть не рассматривали его как ''материю'' именно в том смысле, в каком её понимают сегодня деятели науки. Как говорит один из её современных профессоров: “Попробуйте переводить термин ''флогистон'' словом ''энергия'' и в сочинении Шталя 1731 года “Химия и физика” поставьте слово ''энергия'' везде, где он пишет ''флогистон'', и вы получите . . . наше великое современное учение о сохранении энергии”.

Вот именно: “великое современное учение” — ''плюс'' кое-что ещё, позвольте мне скромно добавить к сказанному. Но не прошло и года с того дня, как были произнесены эти слова, и открытие профессором Круксом ''лучистой материи'' — о которой разговор позже — едва вновь не повергло в прах все предыдущие теории науки.

“Сила, энергия, физический агент — всё это лишь различные слова, выражающие одну и ту же идею”, — замечает наш критик. Думаю, он ошибается. До сего дня деятели науки так и не смогли договориться о том, какой термин присвоить понятию “электричество”, чтобы яснее и понятнее выразить суть этого “весьма таинственного агента”, как называет его профессор Бальфур Стюарт. Так, последний отмечает, что электричество или “''электрическое притяжение, ''{{Стиль С-Капитель|вероятно}}'', можно считать особым свойством той силы, которую мы называем химическим сродством''”; профессор Тиндаль называет его просто “формой движения”, а профессор А. Бейн относит электричество к одной из пяти главных энергий или сил в природе: — “Одна является ''механической'' или молярной, импульсом движущейся материи”, а остальные являются “''молекулярными'', или действующими посредством молекул, которые также предположительно (?) находятся в состоянии движения — таковы теплота, свет, химическая сила, ''электричество''” (“The Correlations of Nervous and Mental Forces”). Боюсь, однако, строгой проверки не выдержит ни одно из этих трёх определений.

Не менее поразительным выглядит ещё один вывод, к которому приходит автор статьи, подписавшийся словом “Теософ”. Напомнив нам о том, что “науке пока неизвестен ни один прибор, с помощью которого можно было бы взвесить луч света”, он при этом уверяет нас в том, что . . . “''вполне можно доказать наличие определённого веса'' у мирового эфира (о котором говорит наука), существующего в состоянии крайней разрежённости”. Это утверждение — сделанное на виду у всех, кто считает эфир реальностью и кто прекрасно ''знает'', что эфир заполняет собой самые плотные тела с такой же лёгкость, как вода губку, и по этой самой причине он не может быть собран в каком-то одном месте, — звучит действительно странно, да и само это его предположение вряд ли получит поддержку со стороны современной науки. Если же ей всё-таки удастся взвесить эту её ''чисто гипотетическую'' среду, существование которой она пока что допускает лишь в качестве удобной гипотезы, отвечающей задачам волновой теории, то мы все тогда склоним свои головы перед могуществом её волшебной палочки. Коль скоро собрат наш питает такую склонность к цитированию авторитетных источников, пусть он в следующий раз процитирует такую, например, фразу:

{{Стиль А-Цитата|“Независимо от того, существуют волны эфира на самом деле или нет, эти размеры представляются в нашем воображении как длины волн, . . . и любой физик поддержит меня . . . в том, что, даже если теория эта — лишь фантом наших научных грёз, указанные величины неизбежно должны указывать на размеры чего-то” (“Magnitudes of Ether Waves,” p. 25).}}

После таких публичных признаний становится довольно трудным поверить в то, что наука способна “''доказать ''наличие определённого веса” у мирового эфира.

С одной стороны, наш критик совершенно правильно сомневается в том, что когда-либо мог существовать прибор, способный “установить вес луча света”, а с другой, столь же ошибочно продолжает называть свет “силой или энергией”. Позволю себе заметить, что в строгом соответствии с положениями даже современной науки — которая, как легко доказать, в девяти случаях из десяти даёт неверные наименования предметам своего исследования и тут же наивно признаётся в этом, не делая, однако, ни малейшей попытки заменить неточные термины, — никто никогда не называл свет “силой”. Свет, говорит наука, — это “''проявление'' энергии”, “форма движения”, вызываемая стремительной вибрацией молекул любого светящегося тела и передаваемая волнами эфира. То же относится и к ''теплоте'' и ''звуку'', передача которых, помимо вибраций эфира, зависит ещё и от волн атмосферы Земли.

Одно время профессор Крукс полагал, будто ему и в самом деле удалось доказать, что свет является ''силой'', но очень скоро понял, что ошибался. Волновая теория света в объяснении Томаса Юнга сохраняет свою актуальность и по сей день, доказывая, что под светом мы понимаем всего-навсего лишь то впечатление, которое производит на сетчатку глаза волнообразное движение частиц материи. А значит, свет, как и теплота — венцом которой он является — это лишь пустой призрак, мираж, производимый движущейся материей, это безграничные, вечные, бесконечные {{Стиль С-Капитель|пространство}}, {{Стиль С-Капитель|движение}} и {{Стиль С-Капитель|продолжительность}}, то есть триединая сущность того, что деисты называют Богом, а мы — Единым Элементом. Это — Дух-материя или Материя-дух, семеричные свойства чего мы описываем в форме абстрактной тройственности, то есть равностороннего треугольника. Если средневековые теософы и современные оккультисты и называют Духовную Душу — ''вахану<ref>Вахана — носитель, контейнер, проводник. Дословно — “ездовое животное” (''санскр''.) (''примеч. перев''.).</ref>'' седьмой, наичистейшей, имматериальной искры — “огнём, являющимся из вечного океана света”, то на эзотерическом языке они ещё называют её и “пульсацией Вечного Движения”, а последняя, разумеется, никак не может существовать ''вне'' материи.

Деятели науки только что обнаружили “''четвёртое'' состояние материи”, тогда как оккультисты ещё многого веков тому на пути своих изысканий уже миновали ''шестое'', а потому безо всякой дедукции они твёрдо {{Стиль С-Капитель|знают}} о существовании ''седьмого'' — и последнего. В своей попытке доказать, будто свет является энергией или силой, профессор Бальфур Стюарт ссылается на слова Аристотеля, отмечая, что, судя по всему, этот греческий философ придерживался следующей идеи: “свет не есть тело и не есть эманация какого-то тела (ибо в этом случае, по словам Аристотеля, опять получилось бы своего рода тело), а значит, свет есть энергия или действие”. Здесь я позволю себе скромно возразить и заметить, что, если мы не можем мыслить движение или перемещение в пространстве при отсутствии силы, то ещё менее мы можем представить себе “энергию или действие”, которые существовали бы, происходили или хотя бы проявлялись в пространстве от века при отсутствии какого-либо тела. Более того, концепции “тела” и “материи”, сформулированные Аристотелем и Платоном, основателями двух великих соперничавших между собой школ, при всей разности их взглядов по многим вопросам, расходятся ещё сильнее с современными представлениями о “теле” и “материи”, предложенными деятелями науки.

Теософы, как в древности, так и в наши дни, алхимики и розенкрейцеры всегда утверждали, что не существует ни “света”, ни “теплоты”, ни “звука”, ни “электричества” как таковых, а менее всего в природе может существовать пустота. И то, что они утверждали всегда, а именно: не существует в действительности никакого “химического луча”, никакого “луча света” и никакого “луча теплоты” — сегодня целиком подтверждается результатами как древних, так и современных изысканий. ''Не существует ничего, кроме лучистой энергии'', или, как выразился в журнале “Scientific American” один деятель науки,<ref>См. “Лучистая энергия Солнца” (''The Sun’s Radiant Energy''. By Prof. S. P. Langley, ''Scientific American'', Vol. 41, July 26, 1879, p. 53) — ''Б.М.Ц''.</ref> “лучистая энергия — это ''особого рода'' движение, вызывающее вибрации в пространстве ''чего-то'', находящегося между нами и Солнцем, — ''того нечто, которое за нашим полным его непониманием'' (именно так!) мы называем “эфиром” и которое существует повсюду, ''даже в вакууме радиометра''”.

Хотя эта фраза и изложена довольно нескладно, тем не менее, она верно передаёт смысл, и это последнее слово в науке. А вот ещё: “Мы всегда имеем дело с одной и той же причиной, лучистой энергией, но при этом называем это единственное, что существует, по-разному: то “актинизмом”, то “светом”, то “теплотой”. Из указанной статьи узнаём мы также и о том, что все эти так называемые химические или актинические лучи, а также всё то, что представляется нашему глазу синим, зелёным или красным, как и то, что воспринимают наши термометры — “всё это суть одно и то же — следствия движения в эфире” [см.: “The Sun’s Radiant Energy,” by Professor Langley).

Но Солнце и эфир — тела, вне всякого сомнения, ''материальные'', а значит, и порождаемые ими следствия: свет, теплота, звук, электричество и так далее — неизбежно должны быть, по определению Аристотеля (с которым профессор Бальфур Стюарт согласен, но которое он слегка недопонял), также “своего рода телом”, ''ergo<ref>Следовательно (''лат''.) (''примеч. перев''.).</ref>'' — {{Стиль С-Капитель|материей}}.

Что же такое материя на самом деле? Как мы убедились, электричество едва ли можно назвать силой, но, тем не менее, нам запрещают называть его материей под страхом быть обвинёнными в отстаивании антинаучных взглядов! Как поучает нас наш “Теософ”, электричество не обладает весом — ''ergo'' оно не может быть ''материей''. Что ж, у обеих сторон спора есть немало, что сказать по этому поводу. Так, эксперимент Малле, подтвердив результаты опыта Пирани (1878), доказал, что электричество подчиняется закону тяготения, а значит, должно иметь массу. Для этого во время эксперимента бралась прямая медная проволока с загнутыми с обеих сторон концами и за середину подвешивалась к одному из плеч высокочувствительных весов, при этом загнутые концы погружались в ртуть. Когда из мощной батареи по проволоке пропускался через ртуть электрический ток, происходил заметный крен вниз того плеча, на котором была закреплена проволока, — сопротивление плавучести ртути преодолевалось, хотя на противоположном плече весов находился точный противовес.

Оппоненты Малле попытались в то время доказать, что наблюдавшийся факт отклонения плеча весов вызывался вовсе не силой тяжести, а законом притяжения электрического тока, и ссылались при этом на теорию электрического тока Барлоу и открытие Ампером эффекта, в котором противоположно направленные токи отталкивают друг друга, а порой и могут подаваться вверх вопреки закону тяготения. Одним словом, эксперимент этот лишь доказал, что представители науки вряд ли когда-нибудь договорятся между собой, и вопрос этот пока так и остаётся открытым.

Однако в связи с этим возникает следующий вопрос: а что же такое “закон притяжения”? С точки зрения современных учёных, “притяжение” и “отталкивание” — это два совершенно разных понятия. Но недалёк тот день, когда своё точное научное обоснование получит теория оккультистов, по которой “закон притяжения” есть не что иное, как “закон притяжения и отталкивания”.

Конечно, наука может и дальше называть электричество силой, если это ей так нравится. Но только если уж она объединяет его со светом и теплотой, которым решительно отказано в праве именоваться силой, то ей придётся признать либо собственную непоследовательность, либо то, что она молчаливо принимает его за один из “видов материи”. И в этой связи не так уж важно, обладает электричество массой или нет, — важнее здесь отметить другое: ни один подлинный учёный сегодня не взялся бы доказывать невозможность существования материи столь лёгкой, что сегодняшние приборы оказались бы бессильны определить её вес. И это подводит нас вплотную к открытию последних лет, к одному из грандиознейших открытий науки — я говорю о “лучистой материи” У. Крукса, то есть о {{Стиль С-Капитель|четвёртом состоянии материи}}, как это принято сегодня называть.

Думаю, вряд ли нужно кому-либо доказывать, что три известных состояния материи — твёрдое, жидкое и газообразное — это не что иное, как определённые фазы в неразрывной цепи физического континуума, и все эти три состояния взаимодействуют друг с другом, преобразуясь из одного в другое в виде незаметных тончайших переходов. Для нас, оккультистов, здесь гораздо важнее отметить другое: те признания, которые последовали за открытием этого четвёртого состояния материи со стороны целого ряда виднейших представителей науки в их различных статьях. Вот что говорит один из них в журнале “Scientific American”'': — ''

{{Стиль А-Цитата|“С одной и той же долей вероятности мы можем допустить как то, что эти три состояния материи не исчерпывают всех возможностей материальных условий бытия, так и то, что возможности звука способны достигать таких колебаний воздуха, что становятся уже неразличимыми для наших органов слуха, а возможности зрения — таких колебаний эфира, быстрота или медлительность которых уже не в состоянии воздействовать на наш глаз в виде света".}}

И коль скоро профессор Крукс так много преуспел в деле разрежения газов, доводя их до такой ничтожной степени плотности, что они переходят в некое новое состояние материи, “справедливо описываемое как сверхгазообразное и проявляющее некий совершенно новый набор свойств”, то зачем же нападать на оккультистов из-за их утверждений, что за этим “сверхгазообразным” состоянием следуют также и другие состояния материи — состояния столь сверхтонкие, что даже в своих более грубых проявлениях (как, например, электричество во всех его известных формах) они едва не лишают учёных разума — так пусть счастливые обладатели последнего и дальше именуют электричество “силой”!

По их словам, совершенно очевидно, что при огромном увеличении разрежённости того или иного газа, какая обеспечивается в условиях самого полного вакуума, которого только наука способна достигнуть, можно настолько уменьшить количество молекул, что число их обычных в благоприятных условиях столкновений друг с другом резко падает сравнительно с количеством массы, и тогда они перестают оказывать определяющее воздействие на физический характер наблюдаемой материи. Иными словами, они говорят: “если свободно парящие молекулы поместить в такие условия, при которых они будут подчиняться законам одной только кинетической силы без возможности проявления взаимной интерференции, то они ''перестанут проявлять свойства, характерные для газообразного состояния, и приобретут некий совершенно новый набор свойств''”. Именно такова {{Стиль С-Капитель|лучистая материя}}. А за её пределами, ещё глубже скрывается и источник электричества — но по-прежнему {{Стиль С-Капитель|материя}}.

Мы надеемся, с нашей стороны не будет чрезмерной самонадеянностью сказать читателю, что если профессору Круксу удалось открыть ''четвёртое'' состояние материи, а профессору Цёлльнеру — ''четвёртое'' измерение пространства, а два этих человека действуют на самом переднем крае науки, то нет ничего невозможного в том, что со временем будут открыты и пятое, и шестое, и даже ''седьмое'' состояния материи, а у человека будут открыты семь чувств, и в конце концов окажется, что и вся природа является семеричной, ибо кто способен положить предел всем её возможностям!?

Говоря о своём открытии, профессор Крукс справедливо отмечает, что явления, которые он исследовал в своих откачных трубках, открывают перед физической наукой новое поле исследований, некий новый мир —

{{Стиль А-Цитата|“мир, в котором материя существует в своём четвёртом состоянии, где корпускулярная теория света сохраняет свою актуальность и где свет не всегда движется прямолинейно, но в тот мир нам никогда не суждено войти и при изучении его мы должны будем довольствоваться лишь тем, что будем наблюдать за ним и экспериментировать, всегда оставаясь извне”. }}

В ответ на приведённые слова оккультист мог бы заметить: “да, с помощью своих физических чувств в этот мир мы никогда проникнуть не сможем, но, тем не менее, мы давным-давно и проникли в него, и даже ушли ещё дальше, а переносимся мы туда с помощью своих духовных способностей и своих ''духовных'' тел”.

А завершить эту чрезмерно затянувшуюся статью я хотел бы следующим размышлением. Древние никогда не ''изобретали'' своих мифов. И всякий знакомый с наукой оккультной символогии без труда разглядит, что под маской самого причудливого вымысла всегда скрывается тот или иной научный ''факт''. Так, если дать себе труд исследовать миф об ''Электре'' — одной из семи дочерей Атланта,<ref>То есть одна из семи Плеяд. “Плеяды — в греческой мифологии семь дочерей титана Атланта и океаниды Плейоны: Алкиона, Меропа, Келено, Электра, Стеропа, Тайгета, Майя” ("Мифы народов мира". Т. 2. М., 1988) (''примеч. перев''.).</ref> — то в свете оккультной науки нам очень скоро прояснится подлинная природа электричества, и мы узнаем, что, назови мы его силой или материей, это мало что даст нам по сути, поскольку оно является и тем, и другим одновременно, и если отталкиваться от того смысла, который вкладывает в понятие электричества современная наука, то оба этих термина мы можем считать в равной степени ложными. Как мы знаем, Электра была супругой и дочерью титана Атланта, сына Асии, и Плейоны, дочери Океана . . .

По справедливому замечанию Леконта,

{{Стиль А-Цитата|“существует множество блестящих учёных, высмеивающих этот термин, “жизненная ''сила''”, “витальность”, считая его неким пережитком суеверного прошлого, и в то же время эти люди применяют такие термины, как “сила тяготения”, “магнетическая сила”, “химическая сила”, “физическая сила”, “электрическая сила” и т.д.”, }}

и при этом они совершенно неспособны объяснить, что такое ''есть'' жизнь и даже что такое электричество, как неспособны они и привести внятные причины того общеизвестного факта, что после гибели живого тела от удара молнии в нём наблюдается несвёртываемость крови.

Химия нам доказывает, что каждый атом как в органической, так и в неорганической природе подвержен поляризации либо в своей атомной массе, либо как отдельная единица, что инертная материя связана с силой тяжести, свет — с теплотой и т.д., а значит, они содержат в себе латентное электричество, но та же самая химия упорно продолжает проводить границу между органической и неорганической материей, хотя и та, и другая своим существованием обязаны одной и той же таинственной энергии, которая не прекращает ни на минуту своего действия не только в растительном, но и в минеральном царстве, влекомая собственными оккультными процессами в лаборатории природы.

Поэтому-то оккультисты и утверждают, что обе эти философские концепции — духа и материи — должны покоиться на одном и том же базисе явлений, добавляя при этом, что сила и материя, дух и материя, то есть Божество и Природа — какими бы противоположными полюсами они ни выглядели в соответствующих своих проявлениях — это по своей сущности и по истине одно и то же, и ''жизнь'' в такой же мере присутствует как в мёртвом, так и в живом теле, как в органической, так и в неорганической материи. И если наука по-прежнему бьётся и, возможно, ещё неопределённо долго будет биться над вопросом: “что есть жизнь?”, то оккультисту нет нужды обременять себя этим занятием, поскольку с не меньшими основаниями, чем его оппоненты, он утверждает: Жизнь — в латентной ли или динамической форме — существует повсюду. Она так же бесконечна и неразрушима, как и сама материя, поскольку одна не может существовать без другой, а электричество — это изначальная эссенция и источник ''самой Жизни''.

“Пуруша” не живёт без “пракрити”, но и пракрити — пластичная материя — не может иметь бытия или существовать без пуруши, то есть духа, витальной энергии, {{Стиль С-Капитель|Жизни}}. Одним словом, пуруша и пракрити — это два полюса одного и того же вечного элемента, они синонимичны друг другу и взаимозаменяемы. В качестве живых тканей наше тело, по сути дела, представляет собой “нестройный хор химических сил” ''плюс'' некую молекулярную силу, как профессор Бейн называет электричество. Она бушует при жизни тела во всю свою динамическую мощь, а после его смерти разрывает на куски все его частицы. Сама же она, по завершении этого процесса, превращается в химическую силу лишь для того, чтобы в конце концов восстать из пепла [снова] в качестве электрической силы — то есть ''жизни'' — присутствующей в каждом отдельно взятом атоме. И как бы мы электричество ни называли, силой или материей, оно остаётся всё тем же вездесущим вселенским Протеем, единым элементом — {{Стиль С-Капитель|Жизнью}}. Дух, или сила, выступает её отрицательным полюсом, а материя — ''положительным''. Первый представляет собой материально-духовный универсум, а второй — {{Стиль С-Капитель|материально-физический}}: Природу, Свабхават, то есть {{Стиль С-Капитель|неразрушимую материю}}.

{{Навигационная строка для ПМ (Базюкин)
| до = 24
| текст ссылки до = Предыдущее письмо № 24b
| после = 111
}}

{{Сноски}}

Навигация