ЕПБ-ЛА-3-67

ш э

том 3, стр. 67

Альбомы с вырезками Е.П. Блаватской

в Адъярской штаб-квартире международного Теософского общества

том 3 (1875-1878)

 

Обозначения В оформлении текста использованы вспомогательные стили.<br> Наведите мышь на обозначение, чтобы получить дополнительную информацию

• Дописано ЕПБ
• Подчёркнуто ЕПБ
• Зачёркнуто ЕПБ
• <Пометка редактора>
• <Пометка архивариуса>
• Утеряно

<<   ☰   >>

eng • рус

< Гонение на М. Лэймари (продолжение со стр. 3-66) >

...

Речное чудовище

ОПИСАНИЕ "ЛЕВИАФАНА МИССИСИПИ" – ВОСКРЕС ЛИ АНАНИЯ ИЗ МЕРТВЫХ, ЧТОБЫ ПРОВЕРИТЬ НАШУ ДОВЕРЧИВОСТЬ? – СРАЖЕНИЕ С УГОЛЬНЫМ ФЛОТОМ – УЖАС РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ ПО БЕРЕГУ. [Из the St. Louis GlobeDemocrat, 5 октября.]

В пятницу, во второй половине дня, в предзакатный час – солнце стояло высоко ещё около получаса, а небо и воздух были необычайно ясными – капитан Джон Каррауэй с буксирного судна Bee Wing, вёл на буксире шесть тяжело груженных угольных барж известной компании Brown Barge and Transportation Company из Питтсбурга и проходил точку на реке прямо над деревней или пристанью, известной как Брэдли. Он находился в пяти милях [9 км] ниже границы с каналом Локоть Дьявола и примерно в пятнадцати милях [28 км] выше Мемфиса, когда его внимание привлёк громкий пыхтящий звук на значительном расстоянии вверх по реке. Сначала он подумал, что это рёв сломанной эвакуационной трубы или хрипение неисправного двигателя; но, не видя дыма и имея основания полагать, что в пределах слышимости не было ни одного парового судна, ни внизу, ни наверху, он очень скоро пришёл к выводу, что звуки исходили из другого источника. Прошло пять минут, а шум продолжал доноситься с короткими интервалами и явно становился всё ближе. С палубы буксира открывался вид на 1000 ярдов [914,4 м] вверх по реке, там на этом расстоянии начинался её постепенный изгиб. Солнце почти опустилось за западный горизонт, когда из-за этого поворота показалась извивающаяся фигура ужасающего чудовища, стремительно несущегося по середине русла вниз по реке. При первом взгляде левиафан больше походил на огромное вырванное с корнем дерево, плывущее в полуперпендикулярном положении по середине канала. Однако по мере того, как он приближался, становились очевидными его ужасные пропорции. Капитан Каррауэй утверждает, что отвратительность этого водного чудовища не поддается описанию. Его огромный пеликаний клюв длиной от пяти до десяти футов [1,5 – 3 м], чудовищная голова бульдога и гигантская скользкая шея казались высоко поднятыми в воздух; исполинский хвост яростно хлестал воду, а громадные плавники длиной в десять футов создавали волны, похожие на качку летающей лодки; оно часто погружало колоссальный клюв в воду и извергало в наклонных направлениях огромные потоки высотой в сорок футов [12 м], а также через самые короткие промежутки времени издавало глубокий как из бочки рёв, оглушающий как гром, – всё это создавало такую картину для души, что у капитана буксира и его перепуганной команды кровь стыла в жилах, а все волосы у них встали дыбом. Чудовище двигалось точно в кильватере лодки и барж, но оно двигалось с такой огромной скоростью, что отклониться от курса было невозможно; считается, что его скорость составляла по меньшей мере двадцать миль [37 км] в час, и капитан Каррауэй сразу понял, что если тяжеловесное тело с его непреодолимой инерцией ударится о его хрупкое суденышко, буксир мгновенно перевернётся или разлетится в щепки. Он делал восемь миль [14,8 км] в час. Чудовище ринулось на него, оглушительно ревя, извергнув из своего ужасного клюва две струи воды, которые взметнулись на сорок футов в воздух и потоками обрушились в реку по обе стороны.

Описание монстра

Змееподобное тело извивалось и с устрашающей быстротой рассекало мутную воду, в то время как огромные передние конечности колоссальной рептилии поднимались, опускались и раскачивались, как стигийский ужас, угрожая проглотить всё, что попадалось, как плотву. На расстоянии 150 или 200 ярдов [137-183 м] ужасная рептилия, как будто вдруг обнаружив препятствие на своём пути, замедлила свой стремительный шаг и на мгновение остановилась, чтобы обдумать природу препятствия. С оглушительным фырканьем, таким громким, глубоким и звучным, что лодка задрожала, огромное существо остановившееся, как вкопанное, со своим чудовищными клювом, головой и шеей, поднятыми перпендикулярно, казалось водяным демоном, поднимающимся из глубины. Здесь капитану Каррауэю, несмотря на ужас, который неизбежно им овладел, удалось хорошо рассмотреть чудовище, по крайней мере, те части, которые находились над водой, и его описание ужасающего зрелища достаточно подробное и точное, чтобы заслуживать воспроизведения. Каррауэй утверждает, что нет никаких сомнений в том, что у монстра клюв в форме пеликана, но что его длина, которая, в силу вышесказанного, была описана как пять футов в длину, будет составлять по меньшей мере десять футов. Он больше походил на огромный рог, чем на клюв, и по форме был очень похож на заострённый меч рыбы-копья, хотя больше и длиннее, и определённо более грозный, как оружие наступательной войны. Именно из этого клюва чудовище выбрасывало воду, причем вода выбрасывалась из точки на голове. Капитан Каррауэй, бывший старым китобоем, заявил, что фонтанирование, в отличие от фонтана кита, который выбрасывает свою струю вверх прямым столбом, производилось в наклонных направлениях, и что объём выбрасываемой воды и достигнутая высота были в два раза больше, чем у кита. Голова, по описанию, была четырёх или пяти футов в поперечнике, чёрная и блестящая, а её форма имела близкое сходство с формой бульдога. Капитан Каррауэй считает, что у рептилии на голове были два коротких рога, но он в этом не уверен, поскольку времени для наблюдения было очень мало. Однако не могло быть никаких сомнений относительно собачьей формы головы и того феноменального обстоятельства, что к голове этой собаки был прикреплен клюв, по форме напоминающий клюв пеликана. Шея, казалось, была десяти или двенадцати футов в длину [3 – 3,7 м], узкая и змеевидная, она раскачивалась и извивалась, как у змеи, балансирующей в воде. Бока и нижняя часть шеи, очевидно, были покрыты полированной чешуей изменчивого оттенка, но из вислой части шеи росло нечто похожее на гриву, напоминающую лошадиную, густую и слизистую, зеленоватого оттенка. Эта грива, спускаясь длинными прядями с шеи от основания головы, доходила до тела. Это, кроме плавников, были единственные части тела, которые можно было увидеть. На спине, похоже, имелся спинной плавник длиной пятнадцать-двадцать футов [4,6 – 6 м], вдоль спины, соразмерно с её величиной, и, возможно, трёх-четырёх футов в высоту [0,9 – 1,2 м].

Однако тело, погруженное в воду, разглядеть не удалось, и капитан Каррауэй говорит, что, возможно, он может ввести нас в заблуждение, описывая спинной плавник, и он описывает его только таким, каким тот показался ему во время кратковременной возможности понаблюдать. Боковые плавники были чудовищных размеров, простираясь на пятнадцать футов [4,6 м] в обе стороны, и, когда чудовище останавливалось, они быстро поднимались и опускались обратно в воду, отбрасывая огромные волны в направлении движения вперёд, благодаря чему чудовище удерживало равновесие в потоке.

Флот атакован

Такое положение сохранялось не дольше трёх-четырёх минут, а расстояние составляло почти 100 ярдов [91 м]. Описание капитана Каррауэя неизбежно несовершенно, но, в основном, оно, несомненно, точное, поскольку почти в точности совпадает с описанием чудовища, которое до сих пор давали люди, видевшие его бредущим вброд по мелководью или распростёртым на песчаных отмелях. Внезапно огромная голова и шея исчезли под водой с хлещущим звуком, который можно было услышать за полмили [0,9 км] от реки. Несколько мгновений чудовище было невидимо, но быстро выяснилось, что оно держало прямой курс на буксир и баржи. Его след был обозначен бурлящей остроконечной волной, которая неслась вперёд, как вода, подталкиваемая великим подводным катаклизмом. На борту царило сильное волнение, все, и капитан и матросы, находились на палубе, с ужасом взирая на необычайное зрелище. Молодой немец по имени Генри Декер находился на угольной барже, привязанной справа от буксира, и именно под этой баржей чудовище прокладывало свой непреоборимый путь. Сначала последовал сильный толчок, а затем баржу с огромной силой подбросило над поверхностью воды и чуть накренило, задняя часть поднялась на двадцать футов [6 м] в воздух, половина груза угля оказалась погребённой в реке, а вместе с ней и человек по имени Генри Деккер. Крепления, которыми баржа была прикреплена к буксиру, оборвались, и толчок был настолько внезапным и сильным, что сам буксир почти оторвало от воды. Через мгновение чудовище снова появилось перед флотилией и, повернув своё тело так, чтобы оказаться лицом к барже, под которой оно прошло, снова подняло своё тело на дыбы, внезапно нырнуло в воду и направилось к лодкам. То, что баржа отделилась от буксира, было удачным обстоятельством, поскольку она, по-видимому, вызывало особое отвращение у левиафана, поскольку он атаковал её с яростью, на которую было страшно смотреть. Сначала он ударил в борта своим огромным клювом, почти полностью подняв её из воды и отбросив на пятьдесят футов [15 м] в сторону. Затем он хлестнул её хвостом, удары раздавались с оглушительным эффектом, в то время как воздух оглашался попеременно, то рёвом, то резкими, громкими мычаниями. Во второй раз он атаковао её клювом, сильно ударив по планширу и отправив на 100 футов [30 м] вниз по реке. Эта последняя атака, казалось, удовлетворила чудовище, потому что оно внезапно с воем погрузилось под воду и понеслось вниз по каналу, двигаясь со скоростью, которая, по словам капитана Каррауэя, должна была достигать сорока миль [74 км] в час. Когда оно удалилось, не было видно никаких частей тела, но вышеупомянутая волна катилась, как и раньше, показывая его курс, в то время как вслед за ней неслись воды, похожие на внезапно прорванную плотину мельницы. Через две минуты оно скрылось из виду.

Трофей получен

Тем временем Генри Декер, работник, которого выбросило с баржи, доплыл до другой баржи и благополучно вскарабкался на борт, не получив серьёзных повреждений, кроме того, что он основательно промок и от упавшего куска угля получил лёгкий ушиб головы. Когда произошел первый толчок, двигатель был заглушен. Как только стало очевидно, что опасность миновала, его привели в действие, и капитан Каррауэй приступил к закреплению отделившейся баржи. К тому времени, когда он до неё добрался, она была в 300 ярдах [274 м] ниже по течению и тонула. Передняя часть уже затонула, а корма была приподнята на десять футов [3 м] над водой. Когда буксир приблизился, затонувшее судно развернулось, и при ближайшем рассмотрении стало видно, что днище было разорвано в полудюжине мест, части планширов, все ещё торчащие из воды, были расколоты, как будто их рубили топором и разрывали на куски. В какой-то момент планшир был оторван на всю глубину. Когда буксир близко подошёл к затонувшему судну, один из матросов обратил внимание капитана Каррауэя на странный предмет, торчавший из задней части баржи. Он был похож на огромную щепку, но его внешний вид был настолько необычен, что у капитана Каррауэя пробудилось любопытство, и он немедленно направился к предмету, чтобы посмотреть, что это такое. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это было не что иное, как обломок клюва чудовища, который был отколот и остался на планшире лодки. Была предпринята попытка вытащить «занозу», но это оказалось слишком трудновыполнимым, так как она была полностью воткнута в древесину и была такой прочной и твёрдой, как если бы она была неотъемлемой частью баржи. Принесли топоры, и планшир срубили с обеих сторон, а кусок, содержащий осколок, откололся. Осмотр показал, что осколок был длиной в четыре фута [1,2 м] и, несомненно, являлся частью клюва чудовища. С одного конца он был шириной в двенадцать дюймов и постепенно сужался, пока не становился острым концом. Он был довольно тонкий и выглядел так, как будто мог просто прикрывать конец нижней части клюва. Это был не рог и не кость, а скорее слоновая кость, хотя почти такая же прочная, как сталь. По цвету он был тёмно-зелёным и коричневым, смешанными с разными оттенками, хотя больший конец был почти чёрным. Осколок весил восемнадцать фунтов, и этот тяжёлый вес свидетельствовал о необычайной плотности материала, из которого состоял клюв.

На месте крушения потратили час, до тех пор, пока капитан Каррауэй, видя, что уголь полностью пропал, а баржа в таком состоянии, что он ничего не мог сделать для её спасения, поплыл дальше и около девяти часов вечера достиг Мемфиса, где он рассказал о странном приключении и показал осколок клюва монстра. Конечно, большинство людей скептически относятся к историям, связанным с монстрами, и многие были настроены недоверчиво, но те, кто знал капитана Каррауэя, были уверены, что всё, что он мог рассказать, можно считать во всех отношениях правдивым.

Конечно, больше не может быть сомнений в том, что на Миссисипи поселилось чудовище, которое по ужасающим пропорциям не только сравнимо с легендарными существами из художественной литературы, но и может сильно помешать свободной и бесперебойной торговле на великой реке. Нельзя отрицать, что у людей, населяющих реку, появилось чувство незащищенности, и было высказано предположение, что этот вопрос настолько важен, что следует под руководством правительства организовать экспедицию для выслеживания и уничтожения левиафана. В выпуске за среду The New Madrid Gazette (откуда The Globe-Democrat опубликовал специальное сообщение о деяниях чудовища) говорится, что, пока чудовище бродило по этой части реки, несколько голов крупного рогатого скота и несколько ценных лошадей были таинственным образом уничтожены; что не менее трёх лодок были перевернуты и одна лодка разбита вдребезги, а люди, находившиеся в ней, утонули. The Vicksburg Pilot публикует интервью с капитаном Катбертом из компании Ohio River Trade, в котором капитан утверждает, что в точке в десяти милях [18,5 км] выше Хендерсона монстр напал на плоскодонку, перевернув лодку и сбросив паромщика, двух пассажиров и их лошадей в реку. Один из мужчин утонул, а чудовище сожрало одну из лошадей. Эти истории кажутся почти невероятными, но они настолько подкреплены свидетельствами безупречных свидетелей, что всякое неверие неизбежно рассеивается.

Обман и фатальные результаты

16 сентября прошлого года в Торонто некий Уокер, выдававший себя за спиритического медиума, использовал на собрании фосфор, в результате чего умер некто Джон Сондерс. Мы приводим следующий отрывок из the Toronto Globe. Это вердикт, вынесенный в соответствии с фактами дела, судебным следователем Ридделлом из больницы общего профиля. В нём говорится:

“Упомянутый Джон Сондерс 6 октября 1874 года скончался от последствий определённых ожогов, полученных при попытке потушить горящий фосфор в отеле Дж. О'Брайена, Фронт-стрит, Торонто, 16 сентября 1874 года, где упомянутый фосфор был зажжён неким Уокером с целью обмана: он притворялся способным, как спиритический медиум, отвечать на вопросы и очерчивать лица духов огнём, благодаря своим способностям как такой носитель; следовательно, упомянутый Уокер (якобы профессиональный медиум) преступным образом стал причиной смерти упомянутого Джона Сондерса”.

<Без заголовка> Море! море!

“Море! море! открытое море! Голубое, свежее, вечно свободное! Без вех, без границ, Оно охватывает обширные области земли вокруг; Оно играет с облаками и насмехается над небесами; Или как убаюканное создание лежит. Я не был никогда на унылом, безжизненном берегу, Но я любил великое море всё больше и больше, И полетел к его вздымающейся груди, Как птица, которая ищет гнездо своей матери; И матерью было оно и остаётся для меня; Ведь я родился в открытом море!”

<Без заголовка> Там роза раскрывает

“Там роза раскрывает Свою душу красоты, и каждый нежный бутон В своё время года приходит, чтоб расцвести и погибнуть. Но первая из всех – фиалка с глазом Синим, как небеса в ночи, хрупкая снежинка, Рождённая дыханием Зимы, конец которой, Палисадом ограждают одинокий, как звезда, И вальяжный гиацинт и взбалмошная примула, И маргаритка, примятая за свою застенчивость; Лисья перчатка, в поникших колокольчиках которой пчела Творит свою музыку сладкую; нарцисс (его назвал так Тот, кто умер за любовь), переплетённый лесной кустарник, Сирень, цветущие липы и душистые шипы, И иные, от кого сладострастные ветры июньские Ловят их ароматы.”