В редакции сборника «Пять лет теософии» (Five Years of Theosophy, скачать PDF)[1]
Первое издание: The Theosophist, vol. 5, No. 3 (51), December, 1883, pp. 89-91
Сбоку от текста проставлены страницы в первом английском издании (1885), на которое даются ссылки в ТД.
82Мне довелось несколько лет прожить бок о бок с племенами мунда и хо, что населяют Сингбхум и Чота Нагпур,[2] и внимание моё невольно привлекали к себе их обычаи, которые в чём-то значительно отличаются, а в чём-то очевидно сходятся с нравами нильгирийских “курумбов”, о которых в своей статье рассказывает миссис Морган. Я не хочу сказать, что обычаи эти свойственны исключительно коларийским племенам,[3] поскольку мне хорошо известно, что и среди ораонов (дравидского племени), и среди различных индусских каст, соседствующих с колами, во множестве встречаются искусные колдуны, но то немногое, что мне довелось узнать об этих любопытных ритуалах, я почерпнул именно от мунда и хо, причём наилучшими знатоками среди них оказались новообращённые христиане. Хоть сами люди и говорят, что обычаи эти являются характерной чертой именно их народа и не были заимствованы у вытеснивших их с плоскогорья[4] захватчиков-индусов, я всё же склонен полагать, что, по крайней мере, отдельные их традиции несут на себе явный налёт тантрической чёрной магии, хотя занимающиеся этим люди зачастую не владеют ни одним из индусских языков.
Заметки мои следует начать с краткого описания религиозного культа, бытующего в племени кол. Из того, что мне довелось увидеть или услышать, 83я понял, что у них нет никаких изображений божества, которому поклоняются. При этом, однако, они время от времени совершают жертвоприношения целому ряд духов стихий, поскольку считают, что в каждом камне и в каждом дереве, что растёт в их стране, живёт определённый дух. В целом этих духов они не считают злыми, но полагают, что если их как следует не “накормить” или не умилостивить, то они вполне в состоянии проявить свою злую силу.
Главным среди этих духов является Синг Бонга (букв. “дух солнца” или “дух света”), за которым идут Буру Бонга (“дух гор”) и Икхир Бонга (“дух глубин”). А уж дальше следуют дархи, при этом у каждого семейства имеется свой собственный дарха, так что эти духи во многом напоминают ларов и пенатов.[5] В каждом месте, где они молотят или толкут зерно, где выжимают масло, обитает особый дух, и его следует вдоволь кормить, чтобы не случилось несчастья. В честь Синг Бонги и его помощников они устраивают большой праздник (“кара”), и первые же слова, которыми по такому случаю начинает свою речь жрец, убедительно доказывают, что Синг Бонга считается у них творцом людей и всего сущего. Múnúre Singbonga manokoa luekidkoa (“В начале Синг Бонга сотворил людей”).
У каждой деревни имеется своя сарна, священная роща, где ради благополучия всей деревни наследственный жрец время от времени совершает обряд жертвоприношения. Но это относится только к духам, непосредственно связанным с деревней. Что же касается трёх вышеупомянутых духов, то им, самым главным из всех духов, пища приносится раз в три года, а то и ещё реже, и делается это всегда на какой-нибудь важной оживлённой дороге или в ином общественном месте. А раз в десять лет раньше приносилась (а кое-кто утверждает, что приносится и теперь) человеческая жертва, дабы снискать к себе милостивое отношение со стороны всего мира духов.
Официальными служителями духов являются сельские священники, пахáны, но есть также и люди, которые, как считается, могут по-своему оказывать влияние на духов и даже иметь власть над ними: это наджо, деоны и бхагаты. 84Первая и самая низшая категория этих ведунов называется наджо (слово это можно перевести одним ясным и понятным словом: колдуны). Зачастую это бывают женщины. Как и “муллу курумбов”, их обвиняют в вымогательстве зерна и денег в больших количествах, а также во многих других грехах, и если люди отказываются выполнить их требования, то они уходят прочь с такими примерно словами: “сейчас у вас много и скота, и зерна, но поглядим на вас через месяц-два”. И тогда скот у заколдованного человека может вдруг заболеть какой-то болезнью, среди него начнётся падёж, или может заболеть тот или иной член его семьи, а то и ещё как-нибудь пострадать самым необъяснимым образом. После этого перепуганная на смерть жертва хватает горсть сырого риса и отправляется к деоне или мати (как человек этот называется на разных наречиях этой провинции) – в ведовстве он на одну ступень стоит выше наджо – и, пообещав ему награду в случае успеха, просит его о помощи. Если деона откликается на просьбу, то дальше происходит следующее. Взяв принесённое масло, деона зажигает небольшой светильник и усаживается рядом, держа в руках сурпу (веялку) с рисом. Несколько минут он не отрываясь смотрит на пламя в светильнике и начинает нараспев произносить что-то вроде заклинания, в которой перечисляет поимённо всех духов. Каждый раз, как он произносит имя того или иного духа, он бросает в светильник несколько рисинок. Если при каком-то имени пламя вдруг вспыхивает ярче и взмывает вверх, то это верный знак того, что наведший порчу дух тем самым установлен. После этого деона берёт ещё несколько рисинок, заворачивает их в лист дерева сал (Shorea robusta)[6] и отправляется к ближайшему новопостроенному термитнику. 85Он срезает с термитника верхушку и вставляет в отверстие свёрток таким образом, что одна его половинка оказывается внутри термитника, а другая остаётся снаружи, после чего удаляется. Примерно через полчаса он возвращается на место, чтобы посмотреть, съеден ли рис, и в зависимости от того, с какой быстротой тот бывает съеден, назначает вид жертвоприношения, долженствующего умиротворить духа. Для жертвоприношения может сгодиться любое животное, начиная от домашней птицы до буйвола, но в любом случае обряд должен обязательно сопровождаться пролитием крови. Нужно подчеркнуть, однако, что мати никогда не называет имени той наджо, которая и вызвала зловредные действия со стороны духа.
Самой же важной и лакомой частью ремесла у деон считается изгнание злых духов, которое в этих местах называется по-разному: ашаб или лангхан. Признаками одержимости, как правило, считают психическое расстройство, сопровождающееся (в тяжёлых случаях) одновременно трясучкой и непроизвольным движением конечностей либо необъяснимым разбуханием всего тела. Но, какими бы ни были симптомы, метод исцеления остаётся во многом одним и тем же. При проявлении указанных симптомов в дом приглашается деона, которому затем в присутствии заболевшего и его друзей вручаются заключённый в сурпе рис, немного масла, киноварь, а деона вынимает собственные припасы порошка серы, железную трубку длиной около четырёх дюймов и два тикли.[7]
Перед началом обряда все вышеперечисленные предметы обмакиваются в киноварь, и с нею же смешивается небольшое количество риса. Затем в трубку кладутся три-четыре рисинки и один тикли, рядом с заболевшим зажигается светильник, и деона начинает нараспев читать свои заклинания. 86При упоминании имени каждого духа он бросает в светильник несколько рисинок, а когда пламя вспыхивает особенно ярко, кидает в огонь и на заболевшего по щепотке порошка серы. Больной после этого начинает корчиться в судорогах, его всего начинает трясти, изо рта его вырываются бессвязные фразы. А деона между тем читает свои заклинания всё громче и громче. Но вот судороги и заклинания внезапно обрываются, и деона тщательно собирает с тела больного небольшую щепоть порошка серы, кладёт его в трубку, которую запечатывает с другого конца вторым тикли. После этого деона вместе с одним из друзей заболевшего выходят из хижины, забирая с собой и железную трубку, и остатки риса. Считается, что дух покинул человека и теперь запечатан в железной трубке. Они быстро уходят в безлюдную местность и долго идут по ней, пока не оставляют хижину на много миль позади себя. Затем они подходят к краю какого-нибудь пруда или реки – к любому месту, куда, как они знают, часто приходят люди, чтобы искупаться, и там после исполнения ещё одного ритуала они втыкают железную трубку в землю и оставляют её там. И всё это они делают из самых благих побуждений, желая, чтобы дух переключил своё внимание на того несчастного, которому случится задеть трубку во время купания. Как мне сказали, дух в таких случаях выбирает для себя в виде жертвы человека молодого и здорового. Если же деона полагает, что духу так и не удалось устроиться в новом обиталище, то в базарный день после совершения известного обряда колдун смешивается с толпой и, беря в руки одну за другой окрашенные киноварью рисинки, щелчком пальцев незаметно “отстреливает” их в окружающих так, чтобы они попали на одежду или тело людей. Для верности он повторяет это действие несколько раз. После этого деона объявляет, что своё дело он сделал, и его, как правило, угощают самым 87лучшим обедом, какой только могут позволить себе друзья больного. Рассказывают, что тот человек, на которого одним или другим способом переносится дух, может не почувствовать ничего дурного ещё несколько недель, а то и месяцев. Но в один прекрасный день, посреди обычной своей работы, он может вдруг остановиться, прокрутиться волчком вокруг себя два-три раза, а затем свалиться на землю в корчах, которые могут быть весьма велики. С этой минуты он станет мучиться так же, как прежде мучился человек, из которого был изгнан терзавший его дух.
Ну, а теперь, когда мы ближе познакомились с деоной, мы можем перейти к бхагату, которого индусы называют сокха и сивнатх. Это – наивысшая ступень, которой может достичь человек, причём необходимо особо подчеркнуть, что знание (илм), которым обладают деоны и бхагаты, можно обрести, только став регулярным чела ведуна, и, как мне дали понять, чем больше усердия проявляет сам чела, тем быстрее он достигает окончательного посвящения. Посвящение в степень сокхи сопровождается определённым ритуалом: он совершается ночью и с использованием человеческих трупов – это и дало мне некоторые основания полагать, что, по крайней мере, отчасти этот вид ведовства связан с тантрической чёрной магией.
Бхагат выполняет две отличающиеся друг от друга функции: (1) вид гадания, который носит название бхао (на языке хинди произносится так же), и (2) вид шаманизма, который на хинди называется дараста, а на языке хорокаджи[8] – бхаротан. К последнему, однако, прибегают в крайне редких случаях, когда, например, сразу несколько семей жалуются на то, что оказались жертвой порчи, наведённой одним и тем же наджо.
Бхао совершается следующим образом. Человек, желающий получить ответ на свой вопрос, приготовляет нечто вроде небольшого блюдца из листа дерева сал и кладёт в него немного 88сырого риса и несколько мелких медных монет, пайс. С ними он отправляется к бхагату и раскладывает всё это перед ним, одновременно задавая ведуну свой вопрос. Бхагат велит посетителю выйти наружу и принести ему два цветка голайчи (разновидность Posinia) (поэтому бхагаты обычно высаживают рядом со своим домом дерево голайчи). После того как цветы принесены, бхагат усаживается, пододвинув рис поближе к посетителю, и после некоторого размышления выбирает один из цветков. Держа его за стебель в левой руке на расстоянии примерно фута от своих глаз, он вращает его между большим пальцем и остальными пальцами руки, иногда при этом правой рукой бросая на него одну-две рисинки.[9] Через несколько минут глаза у него закрываются, и он начинает говорить – вначале, как правило, слова его не имеют никакого отношения к заданному вопросу, но через пару минут он вдруг выкрикивает ответ и тут же, не проронив ни слова, удаляется. Посетителю остаётся лишь самому разбираться с полученным ответом, который, полагаю, всегда носит весьма неопределённый характер.
Что же касается ритуала бхаротан, то, как я уже сказал, к нему прибегают только в тех случаях, когда необходимо разрешить вопрос чрезвычайной важности, и плату за один подобный сеанс бхагат берёт весьма высокую. Представим себе, что три-четыре проживающих в деревне семьи приходят к заключению, что на них была наведена порча какой-то наджо, и тогда они решают обратиться за помощью к бхагату, чтобы выяснить, какая именно ведьма в этом виновна. В назначенный день каждая из пяти близлежащих деревень присылает по два своих делегата, чтобы те препроводили пострадавших в дом бхагата. С собой они берут подношение, дали, состоящее в основном из овощей, и по прибытии 89торжественно вручают его шаману. Затем делегаты занимают места в направлении четырёх стран света – по два в каждой точке, а два оставшихся вместе с пострадавшими становятся по правую руку от бхагата, тогда как сам он занимает место в центре помещения вместе с четырьмя-пятью своих чела. По левую руку от него пространство остаётся свободным. Затем один из чела приносит глиняный горшочек, наполненный горящими углями, и ставит его перед бхагатом. Здесь же уже разложены стружки мангового дерева, лежит шарик, скатанный из дхунии (смолы растения Shorea robusta), гур (патока), ги (очищенное сливочное масло), а также, возможно, ещё какие-то ингредиенты. Вся одежда бхагата состоит из одной лишь жалкой ленгути (набедренной повязки), ожерелья из крупных деревянных бусин вроде тех, что обычно носят факиры, и нескольких перекинутых через шею гирлянд из цветов голайчи. Волосы на голове у бхагата необычно длинны и спутаны. Подле него стоит воткнутый в землю жезл. Один из чела склоняется над горшочком, держа в руке сплетённый из бамбука веер, другой следит за кучкой стружек, третий наблюдает за шариком, а один-два других усаживаются позади бхагата, держа в руках барабан и другие музыкальные инструменты.
Когда всё готово, пострадавших просят изложить свою жалобу. Те, исполнив, что им велено, обращаются с мольбами к бхагату, прося его назвать им имя наджо, который наслал (или наслала) на них духа, чтобы можно было покарать его (или её). Тогда бхагат подаёт знак своим чела, и те, что находятся у него за спиной, своими музыкальными инструментами поднимают страшный шум и грохот, из щепок разжигают костёр, в который время от времени чела бросают кусочки смолы, которые отщипывают от шарика, после чего из огня начинает тянуться густой серовато-синий дым. Своим веером чела усердно раздувает костёр, направляя дым в сторону бхагата, и, когда плотный дым почти скрывает 90его из виду, он закрывает глаза и, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, потихоньку затягивает свои заклинания. Голос его звучит всё громче, тело раскачивается всё энергичнее, и шаман мало-помалу доводит себя до состояния полного исступления. Затем он начинает трястись всем телом, бешено вращать головой во все стороны, и принимается громко нараспев рассказывать о том, как некий наджо (он называет его имя) потребовал с этих людей денег, как они отказали ему, как он тогда наслал неких духов (он также называет их поимённо), чтобы те причинили этим людям вред, как они убили таких-то и таких-то буйволов, ещё такую-то овцу и наслали болезнь на такого-то ребёнка. Дальше, обращаясь к наджо, он велит ему явиться и ответить за свои злодеяния. Одновременно с этим он поднимается на ноги, продолжая вызывать к себе наджо. При этом он, не переставая, кружится вокруг себя, как волчок. Вдруг он падает на землю и лежит не шевелясь, лишь изредка бормоча и подвывая: “Я вижу его! Он идёт!”
В этом состоянии он может оставаться и час, и дольше. Но вот наконец бхагат поднимается с земли, садится и объявляет всем: наджо явился! И тут же в комнату бешено врывается человек. Вид у него безумный – такой встречается у людей, находящихся под сильным действием алкоголя. Человек бросается ниц перед бхагатом. Он стонет и хрипит, точно его что-то отчаянно душит. В этом человеке пострадавшая сторона нередко признаёт собственного соседа или даже родственника, но кто бы он ни был, люди уже поклялись покарать его. Затем бхагат велит ему рассказать обо всём им содеянном, а на случай отказа одновременно грозит ему своим жезлом. И тот, словно оцепенев, подробно рассказывает о своих действиях, которые полностью совпадают с тем, что выкрикивал и сам бхагат в исступлении. Затем наджо отпускают, и тот покидает дом с той же стремительностью, с какой и явился туда.
91После этого делегаты держат совет, на котором, как правило, наджо приговаривается к штрафу – зачастую весьма высокому, в результате которого у того не остаётся ни гроша за душой – и к изгнанию из деревни. До прихода британцев разоблачённому наджо редко удавалось остаться в живых в таких случаях, да и во время восстания[10] люди племени хо в Сингбхуме, воспользовавшись отсутствием британцев в округе, свели немало старых счётов – соответствующие данные об этом доступны в “Статистическом отчёте по Бенгалии” (“Statistical Account of Bengal,” vol. xvii. p. 52).
В заключение мне остаётся лишь добавить, что сведения свои я получил от непосредственных участников описанных событий, в том числе и от человека, жившего в той же деревне, в которой тогда проживал и я сам. Он был осуждён к изгнанию и потерял всё своё движимое имущество. А его родственник, оказавшийся одной из его жертв, сидел рядом со мной, пока я описывал все вышеизложенные события.
Э.Д. Юэн
Сноски
- ↑ Eriс David Ewen, Shamanism and Witchcraft Amongst the Kolarian Tribes (pp. 82-91). Впервые опубликовано в журнале The Theosophist, vol. 5, No. 3 (51), December, 1883, pp. 89-91. – Пер.
- ↑ Сингбхум и Чота Нагпур – административные районы в Западной Бенгалии. – Пер.
- ↑ Прежнее название племён кол и мунда (Фрэзер, 1989. С. 233). – Пер.
- ↑ С плато Чота Нагпур. – Пер.
- ↑ Духи-хранители домашнего очага в Древнем Риме. – Пер.
- ↑ Сал, или шорея исполинская – вид деревьев семейства Диптерокарповые. – Пер.
- ↑ Тикли – это кружок, вырезанный из золочёной бумаги, который обычно женщины в этой провинции приклеивают между бровями и носят в качестве украшения. – Прим. Э.Д.Ю.
- ↑ Так свой язык называет само племя мунда: хорокаджи переводится как язык хороко, “людей” (Campbell, 2000, p. 1169). – Пер.
- ↑ Таким способом бхагат месмеризует себя. – Прим. Э.Д.Ю.
- ↑ Восстания сипаев (1857-1859). – Пер.
Информация о произведении
Эрик Давид Юэн, «Шаманизм и колдовство среди коларийских племён» (анг.: Shamanism and Witchcraft Amongst the Kolarian Tribes by Eriс David Ewen) (см. описание)
Публикации
- The Theosophist, vol. 5, No. 3, December, 1883, pp. 89-91.
- Five Years of Theosophy, Reeves & Turner, 1885, pp. 82-91
- Пять лет теософии, Колокол, 2023. Пер. В.В. Базюкина.