От кого
| |
|---|---|
| Автор(ы): | Соловьёв Вс.С. |
| Место: | Грац, Австрия |
| Дата: | 1884-09-10 |
| Язык(и): | французский, русский |
Кому
| |
| Получатель(и): | неизвестно |
| Место: | |
| Дата: | |
Упомянуты
| |
| Люди: | Блаватская Е.П.; Глинка, Жюстин; Морья |
| Места: | Эльберфельд |
| Иное: | |
| Касается: | |
Описание и заметки
| |
| Письмо Вс. Воловьёва, переписанное им для неизвестного адресата, о его видите к ЕПБ в Эльберфельд. Само письмо на французском, пометки на русском. | |
Оригинал
| |
| Расположение: | ГАРФ, позиции: Ф. Р-5972. Оп. 1. Д. 79. Л. 22 Ф. Р-5972. Оп. 1. Д. 79. Л. 32 Ф. Р-5972. Оп. 1. Д. 79. Л. 32об Ф. Р-5972. Оп. 1. Д. 79. Л. 33 Ф. Р-5972. Оп. 1. Д. 79. Л. 33об |
    
| |
На других языках
| |
| English | |
| От кого: | Соловьёв Вс.С. |
| Кому: | неизвестно |
| Дата: | 1884-09-10 |
[Письму предшествует следующая запись, сделанная переписчиком по-русски]
Копiя съ рукописи, сообщенной, по просьбҍ профессора Кэмбриджскаго Университета Майерса, въ Лондонское Общество для психологич. изслҍдований. Покорнҍйше прошу не распространять разсказавъ этихъ феноменахъ, такъ какъ причина ихъ еще надлежит изследованiю
подписано: Всеволодъ Соловьевъ.
Получив письмо от соотечественницы моей, м-м Елены Блаватской, в котором она сообщила мне о своём нездоровье и попросила навестить её в Эльберфельде, я и решил отправиться в эту поездку. Однако же состояние моего собственного здоровья заставило меня предпринять некоторые меры предосторожности, а потому я и предпочёл остановиться в Брюсселе, в котором до тех пор ещё никогда не бывал, с тем, чтобы отдохнуть от невыносимой жары. Из Парижа я выехал 24 августа, и на следующее же утро я уже снял номер в брюссельском “Гранд Отеле”.... Я повстречал м-ль Жюстин Глинку ... которую она знает и глубоко почитает, а потому она и решила поехать вместе со мною. Весь день мы провели вместе, намереваясь отправиться поездом на следующий день в 9 часов утра. Назавтра, в 8 часов утра, будучи уже полностью готовым к отъезду, я отправился в номер м-ль Глинки и нашёл её там в величайшем смущении – ключи её, которые она имела обычай всегда хранить в маленькой сумочке и которые и находились в этой сумочке перед тем, как она легла спать, исчезли прошлой ночью, хотя дверь в её номер была заперта на ключ; точно так же были заперты и замки во всех её саквояжах, вследствие чего невозможно было упаковать вещи, которые она намеревалась взять с собой. Нам ничего не оставалось, как отложить отъезд. Решив сесть на следующий поезд, отправлявшийся в час пополудни, мы вызвали слесаря, чтобы он открыл нам самый большой из чемоданов. Когда же чемодан был открыт, то оказалось, что разыскиваемые нами ключи лежали на дне чемодана, в том числе и ключ к этому чемодану, как всегда находившийся в общей связке с остальными. Провозившись всё это утро, мы решили немного прогуляться, но тут я вдруг почувствовал какую-то странную слабость и приступ озноба, и на меня накатило неодолимое желание спать. Я принёс извинения м-ль Глинке и удалился в свой номер, поспешив тут же лечь в постель. Однако заснуть я не мог и какое-то время просто лежал с закрытыми глазами, как вдруг совершенно явственно перед моим внутренним взором стал проходить один за другим ряд незнакомых мне пейзажей, которые запечатлелись в моей памяти в малейших подробностях. Когда же видение это рассеялось, я почувствовал, что слабость моя прошла, и направился к м-ль Глинке, которой, разумеется, описал на словах увиденные мною пейзажи во всех их подробностях. Мы отправились на вокзал, чтобы успеть к часовому поезду – и вот, уже сидя в поезде, через четверть часа после начала нашего путешествия, м-ль Глинка вдруг говорит мне, не отрывая взгляда от окна: “Позвольте, но ведь это один из ваших пейзажей!”
Я узнал его в тот же миг и до самого вечера, уже с открытыми глазами, наблюдал всё то, что прежде увидел тем утром с закрытыми глазами. Я был рад, что подробно поведал о своём видении м-ль Глинке, так что она может подтвердить это превращение видения в реальность. Я должен особо отметить то обстоятельство, что дорога от Брюсселя до Эльберфельда была мне совершенно незнакома, поскольку я находился в Бельгии и в этой части Германии впервые в жизни.
Прибыв в Эльберфельд вечером, мы остановились в гостинице и тут же поспешили к м-м Блаватской в дом м-м Гебхард. Тем же вечером окружавшие м-м Блаватскую члены Теософского общества показали нам два великолепных масляных портрета “Махатм” Морьи и Кут-Хуми. Портрет Морьи особенно произвёл на нас сильное впечатление, и не удивительно, что, возвратившись в гостиницу, мы продолжали говорить о нём, и он у нас всё ещё стоял перед глазами. Я оставляю за м-ль Глинкой право рассказать о том, что она наблюдала и испытывала той ночью. Но вот что приключилось со мною.
Уставший после дневного путешествия, я почивал мирным сном, как вдруг был разбужен чьим-то горячим и острым дыханием. Я открываю глаза – и в тусклом свете, проникавшем в комнату через три окна, я вижу перед собой огромную человеческую фигуру, одетую в длинное, свободно ниспадающее белое одеяние. В то же мгновение я услышал, а вернее, почувствовал, как чей-то голос велел мне – не могу сказать, на каком языке, но я тут же всё точно понял – зажечь свечу. Должен сказать, что ... я оставался совершенно спокойным, хотя сердце у меня колотилось с удвоенной силой. Я зажёг свечу и в свете её разглядел, что было уже два часа пополуночи. Видение не исчезло: прямо передо мной стоял совершенно живой человек и в один миг я признал в нём прекрасный оригинал того портрета, который мы прежде увидели в тот вечер. Он сел подле меня в кресло и заговорил со мной. Говорил он долго, касаясь интересовавших меня вопросов, однако бóльшая часть нашей беседы не может быть приведена здесь, поскольку затрагивала предметы чисто личного свойства. Могу, однако, сказать, что в числе всего прочего он сообщил мне вот что: для того чтобы я мог видеть его в астральном теле, мне пришлось бы пройти через множество подготовительных упражнений, и самый свежий преподанный мне урок состоялся в то самое утро, когда я с закрытыми глазами наблюдал пейзажи, которые затем мне предстояло увидеть ещё раз в реальности в тот же самый день. Потом он сказал мне, что во мне формируется огромная магнетическая сила. И тогда я начал расспрашивать его о том, что же мне надлежит делать с этой силой? Но, ничего не ответив мне на это, он исчез. Я находился в комнате один, входная дверь в мой номер была заперта на ключ. Я отчаянно вскричал, решив, что то была галлюцинация, и даже сказал самому себе в ужасе, что, кажется, начинаю терять рассудок. Не успел я об этом подумать, как вдруг вновь увидел на том же самом месте человека, величественного в своём белом одеянии. Он покачал головой и с улыбкой сказал мне: “Ты можешь убедиться наверное, что я не галлюцинация и рассудок твой тебя не покинул. Завтра Блаватская перед всеми вслух скажет, что этот визит мой был настоящим”.
Затем он исчез. По своим часам я убедился, что было уже три часа пополуночи. Я задул свечу и тут же провалился в глубокий сон.
Наутро, когда я с м-ль Глинкой явился к м-м Блаватской, первыми же её словами, которые она произнесла со своей загадочной улыбкой, были:
– Ну, и как у вас прошла ночь?
– Прекрасно, – ответил я, а потом добавил:
– Вы ничего не хотите сказать мне?
– Нет, – в ответ сказала она. – Знаю только, что у вас побывал учитель Морья с одним из своих учеников.
Вечером того же дня м-р Олкотт обнаружил у себя в кармане коротенькую записку. По признанию теософов, она была написана почерком Морьи, и говорилось в ней следующее: “Разумеется, это был я, но кто способен открыть себе глаза на то, чего сам не хочет видеть? – Морья”.
Это было ответом на моё неверие, поскольку до того я весь день пытался убедить себя в том, что то была просто галлюцинация, и это сердило м-м Блаватскую. Должен сказать, что, когда я вернулся из Эльберфельда в Париж, от моих галлюцинаций и окружавших меня странностей не осталось и следа.
[Приписка сбоку от основного текста письма]
Феномены с подтверждением их подписью Соловьёва.
Париж, 10 сентября 1884 г.
Конверт
Документы по поводу дҍла Елены съ Соловьевымъ. Да будетъ ему стыдно!
[Другим почерком, видимо, более поздняя приписка:] Почерк нашей матери. Н.В. Брусилова
Заметка редактора
Всеволод Сергеевич Соловьев был русским, проживавшим в Париже. Е.П. Блаватская попросила его нанести ей визит в Эльберфельд. Он встретился с Жюстиной Глинкой, которая решила поехать с ним. См. письмо Мории Олькотту от 27 августа 1884 года. Приведённый здесь отчёт, предположительно, был написан сестре ЕПБ В.П. Желиховской, с которой Соловьёв регулярно переписывался. Похоже, это был первый набросок, рассказанный в нейтральной манере; более поздние версии были более красочными. Беатрис Хастингс собрала несколько версий этой истории, некоторые из которых были вредны для ЕПБ. См. страницы 25-31 Беатрис Гастингс и “Защиту мадам Блаватской” (“Defence of Madame Blavatsky”) Майкла Гомеса. Часть этого материала была перепечатана в сборнике Дэниела Х. Колдуэлла "Книга встреч с теософскими махатмами", опубликованном в 2020 году Исследовательским центром Блаватской/Архивом Блаватской.
Переписчиком мог быть сам Всеволод Соловьев.