Перевод с 1-го английского издания: В.В. Базюкин
6. ПОСЛЕ ПОЯВЛЕНИЯ ПЕРВОРОДНОГО (первочеловека) НИТЬ МЕЖДУ "БЕЗМОЛВНЫМ БЛЮСТИТЕЛЕМ" И ЕГО "ТЕНЬЮ" ДЕЛАЕТСЯ ВСЁ
| 265 | 265 |
КРЕПЧЕ И СИЯЕТ ВСЁ ЯРЧЕ С КАЖДЫМ ИЗМЕНЕНИЕМ (перевоплощением) (а). СВЕТ ВОСХОДЯЩЕГО СОЛНЦА СМЕНЯЕТСЯ СИЯНИЕМ СОЛНЦА ПОЛУДЕННОГО . . .
(а) Фраза: "Нить между "безмолвным блюстителем" и его "тенью" (человеком) делается всё крепче" с каждым перевоплощением — заключает в себе ещё одну психологическую тайну, которую мы разъясним во втором томе. Пока же достаточно будет сказать, что "блюститель" и его "тени" — а количество последних соответствует количеству совершённых монадой перевоплощений — неразрывно связаны друг с другом. "Блюститель", то есть божественный прототип, занимает место на верхней ступеньке лестницы бытия, а "тень" — на нижней. Точно так же и монада любого живого существа (если только низкие нравственные качества последнего не оборвут этой связи и его порочная природа не вырвется на свободу, сбившись, как говорят оккультисты, на "лунный путь") представляет собой самостоятельного, отличного от других, дхьян-чохана — своего рода самостоятельную духовную индивидуальность, сохраняющуюся на протяжении одной конкретной манвантары.
Его первооснова, дух (атман), разумеется, представляет собой одно целое с единым мировым духом (параматмой), но тот носитель (вахана), в который этот дух облачён, буддхи, составляет неотъемлемую часть эссенции [конкретного] дхьян-чохана, и вот здесь-то и заключена тайна той вездесущности, о которой мы говорили на предыдущих страницах. "Отец Мой Небесный и Я — одно", — сказано в христианском Писании,[1] и, по крайней мере, в этом слышен верный отзвук эзотерического принципа.
Сноски
- ↑ "Я и Отец — одно" (Ин. 10, 30).