Опубликовано в журнале "Современная теософская мысль", 2022-2 (14)
Pablo Sender, Approaching the Mahatma Letters, The Theosophist, vol. 138, No. 2, November 2016, pp. 19-24. Перевод с английского: В.В. Базюкин.
В первой половине 80-х годов XIX века два живших тогда в Индии британских теософа, А.П. Синнетт и А.О. Хьюм, вступили в переписку с адептами-учителями Е.П. Блаватской, известными нам под псевдонимами Кут Хуми (К.Х.) и Морья (М.). В 1883 году Синнетт опубликовал свою книгу “Эзотерический буддизм”, где изложил некоторые учения, с которыми его познакомили махатмы в ходе этой переписки. Книга встретила неоднозначный приём, и летом 1884 года в одном из своих писем Синнетт обратился к Учителю К.Х. с вопросом, может ли он, Синнетт, опубликовать письма Учителей с тем, чтобы прямо указать критикам на источник тех сведений, которые были представлены в его книге. Учитель, однако, ответил отказом. Изложив ему ряд причин такого своего решения (их мы рассмотрим ниже), К.Х. заключил:
“…Одним словом, эти письма писались не для публикации и не для общественного обсуждения, а для личного пользования, и ни я, ни М؞ никогда не согласимся на то, чтобы с ними обошлись предлагаемым Вами образом”.[1]
В конце концов и сам Синнетт согласился с тем, что лучше всего действительно не публиковать письма вовсе. Так он и хранил эту корреспонденцию среди остальных своих частных писем – исключение составили лишь те из них, которыми он до этого уже поделился с теософами.
В июне 1921 г. Синнетт умер. Наследницей и душеприказчицей всего своего имущества, в том числе и писем махатм, он назначил Мод Хоффман, которая ухаживала за ним в течение его болезни. Год спустя Хоффман и А. Тревор Баркер решили эту переписку опубликовать. Разумеется, Баркеру было хорошо известно отрицательное отношение Учителей к этой идее, но для опубликования писем, как он считал, имелись самые серьёзные основания ввиду того, что к тому времени в теософском движении “развернулось столько споров по вопросу о том, что является, а что не является оригинальным учением Учителей”.[2]
Важной особенностью писем является их широчайшее тематическое разнообразие. Наряду с самыми возвышенными метафизическими и оккультными учениями, наряду с суждениями, свидетельствующими об их глубочайшем проникновении в человеческую натуру и психологию, мы встречаем и какие-то оценки чисто мирских событий, советы личного свойства, которые они давали своим корреспондентам, замечания, связанные с поступками тех или иных членов Теософского общества (ТО) и ещё многое-многое другое. Если многие теософы находят в них для себя источник величайшей мудрости и вдохновения, то многие другие полагают, что ряд высказанных в письмах утверждений вызывает сомнение в высокой просвещённости их авторов. Так, некоторые читатели выражают удивление по поводу отдельных высказываний, отражающих в себе те или иные национально-культурные предрассудки, неверно изложенные научно-философские данные или спорные суждения. Отсюда и то недоверие, с которым такие люди начинают относиться к Учителям Блаватской, заявляя, что написавшие эти письма не могут считаться душами, целиком освободившимися от всего мирского.
Как становится очевидным в ходе знакомства с перепиской, Учителя и сами прекрасно сознавали, что письма их не лишены ряда серьёзных изъянов. Отвечая Синнетту на предложенную им идею опубликовать все письма, Учитель К.Х. писал:
“Это не только не принесёт никакой пользы ни Вам, ни кому-либо ещё, но и поставит Вас в ещё более сложное положение, обрушит на головы “Учителей” массу критики и тем самым затормозит ход развития и самого Т. Общества, и всех его членов. Поэтому я самым категорическим образом возражаю против этой Вашей последней идеи”.[3]
Процитированные выше слова ставят перед нами целый ряд вопросов. Насколько можем мы доверять тому, что содержится в этих письмах? Может быть, нам лучше всего просто поставить на них крест и выбросить их целиком из головы, коль скоро в них содержатся высказывания, которые (по мнению некоторых) не могут исходить от высоко просвещённых существ? Или же, не сомневаясь в том, что они исходят действительно от махатм, мы должны воспринимать всё ими сказанное как истину и безошибочную правду? Как нам следует относиться к этим письмам, чтобы не выплеснуть с водой и ребёнка? Чтобы разобраться во всём этом, давайте обратимся к упомянутым нами изъянам и внимательно посмотрим, каков их характер и что могло послужить им причиной.
В ходе продолжавшейся между Синнеттом и Учителями переписки имел место ряд случаев, когда неверное понимание смысла изложенных в письмах мыслей приводило к последующим спорам. Иногда в своих разъяснениях Учителя указывали причины, по которым происходили такие ошибки, и такие случаи позволяют нам ещё глубже понять особенности их необычной переписки. Новый взгляд на саму природу этих писем даёт нам и интересное письмо на эту же тему, написанное Е.П.Б. графине Вахтмейстер.
Многие “странности”, которые мы обнаруживаем в письмах махатм, могут объясняться и крайне неблагоприятными условиями, в которых эти письма создавались. Но прежде чем мы обратимся к рассмотрению обстановки, в которой писались письма, мы должны запомнить одно важное обстоятельство: участвовать во всём этом предприятии сами махатмы согласились весьма неохотно. Переписка не входила в круг их обычных занятий. Такой способ коммуникации явился с их стороны тем исключением, на которое они согласились пойти единственно из желания содействовать укреплению только что созданного на тот момент Теософского общества. Но, как в своих письмах об этом говорят и сами махатмы, они не располагали буквально ни одной свободной минутой и для продолжения переписки должны были выкраивать время из своего жёсткого графика.
Давайте же рассмотрим круг всех этих возникающих в связи с письмами проблем, как их определяют в своих разъяснениях и Е.П.Б., и сами махатмы.
На первую причину отказа от идеи опубликования писем указал сам же Учитель К.Х.:
“Когда между нами впервые возникла переписка, ни у кого не было и в мыслях издавать посылаемые Вам ответы в виде отдельных публикаций. Вы в случайном порядке задавали возникавшие у Вас вопросы, а Вам в разное время посылались ответы на эти разрозненные вопросы – ответы эти как бы не предполагали развёрнутых объяснений, а потому бывали неполными и порой освещали вопросы с разных точек зрения…
…Таким образом, попытка представить миру все те сырые и нелёгкие для понимания материалы, которые находятся в Вашем распоряжении в виде старых писем (в которых, признаюсь, многое было намеренно затемнено), означала бы стремление ещё больше всех запутать”.[4]
Анализ писем сразу же показывает, что характер изложения в них тех или иных тем отличается крайней несистематичностью. Дополнительная трудность в изучении изложенного в письмах материала состоит в том, что та терминология, которой мы пользуемся сегодня (например, “планетарная цепь”, “глобосферы”[5], “круги”, “корневые расы”, “кама-лока”, “девачан”, “семеричная конституция человека” и т. д.), в значительной своей части постепенно сформировалась именно в ходе этой переписки и поэтому нередко использовалась неверно и неточно. Вот почему махатмы и не считали разумным публиковать оригиналы писем. При этом, однако, они нисколько не возражали против распространения содержащихся в письмах учений. Они, по сути дела, не только позволяли, но даже призывали Синнетта и Хьюма брать приведённые в письмах сырые сведения, а затем публиковать их уже в отшлифованном и методично изложенном виде в статьях и книгах. Кроме того, они дали специальное согласие на распространение отдельных писем или фрагментов из них.[6]
Как сказано в приведённой выше цитате, “многое” в этих письмах “было намеренно затемнено”. Чем же это вызвано? Как объясняют в своих письмах Учителя, для правильного усвоения эзотерической философии необходимо, чтобы она и преподавалась ученику совершенно особыми методами. Одно из непременных требований обучения заключается в том, что некоторые сведения не могут вообще сообщаться ученику раньше, чем в его сознании произойдут определённые изменения.[7] Однако Синнетт и Хьюм продолжали задавать свои вопросы (и во многих случаях даже требовали ответа), хотя уровень понимания материала был у них для этого ещё явно недостаточен. Естественно, они зачастую и не получали на свои вопросы прямого ответа. Учитель К.Х. откровенно предупреждал их об этом:
“Будьте же осторожны! Если вопросы Ваши, на взгляд подлинных властителей мира, окажутся слишком преждевременными, то вместо ясных и точных ответов Вы станете получать от меня лишь груду бесполезной чепухи”.[8]
Но существовала и ещё одна веская причина, заставлявшая Учителей намеренно “затемнять” смысл некоторых своих ответов. Знание – это могучая сила, а знанием некоторых явлений природы (относящихся как к космосу, так и к человеку) могли с выгодой для себя и с опасностью для мира воспользоваться люди, ещё не избавившиеся от личного честолюбия.[9] Как поясняли Учителя, некоторые вопросы, с которыми Синнетт и Хьюм обращались за ответом в своих письмах, относились к кругу знаний, принадлежавших лишь “наивысшим посвящённым”, и не подлежали публичной огласке.[10]
А это означает, что любой вдумчивый читатель писем должен отдавать себе ясный отчёт в том, что смысл некоторых изложенных там учений порой может оказаться вовсе не таким, каким представляется на первый взгляд. Это обстоятельство должно заставлять читателя не хвататься за любое высказывание Учителей как за “учение махатм”, а использовать собственную интуицию в процессе изучения материала.
Одна из причин появления в письмах досадных неточностей и даже ошибок состоит в том, что многие из них составлялись Учителями в далеко не идеальных условиях, а порой и просто в спешке. Особое раздражение у Синнетта и Хьюма вызывало появление в письмах того, что им представлялось “противоречиями”. Учитель К.Х. заметил по этому поводу:
“С моей манерой писать письма – две строки сейчас и ещё два слова пару часов спустя, прерываясь двадцать раз, пока не дойду до конца, и каждый раз восстанавливая прежнюю нить повествования, – я не могу Вам обещать ничего и близко похожего на западную аккуратность стиля”.
Следующим важным фактором, который необходимо иметь в виду, говоря о письмах махатм, заключается в том, что многие, если не большинство, из этих писем создавались с использованием психических средств, на которых мы более подробно остановимся ниже.
Примером трудностей, которые преодолевались в процессе создания писем, могут служить следующие слова Учителя, сказанные им в объяснение причины вспыхнувшего спора, известного нам под названием “инцидент с Киддлом”:
“То письмо, о котором идёт речь, я составил, когда находился в пути, причём я ехал верхом … Проехав, не сходя с седла, 48 часов подряд, я очень устал физически и (опять же физически) едва держался, чтобы не заснуть. Помимо этого, передо мной тогда стояла ещё одна важная задача, решить которую я должен был психическими средствами, и потому на это письмо у меня уже почти не осталось сил. Всё как будто специально сошлось в тот день. Проснувшись же, я узнал, что письмо уже отправлено, и больше к нему я даже мысленно не возвращался, поскольку в то время никак не рассчитывал на его публикацию”.[11]
Отмечая ряд недостатков, присутствующих в переписке, Учитель К.Х. писал Синнетту: “Вы не должны забывать, что эти мои письма не пишутся от руки, а производится их оттиск, то есть они осаждаются”.[12] Метод “осаждения” писем включает в себя целый комплекс оккультных феноменов, для производства которых Учителя привлекают многих своих учеников (чела). Однако использование этого метода порождает и новое поле для возможных ошибок, способных в ряде случаев привести к ещё более грубым искажениям текста, чем всё то, о чём мы говорили выше.
Этот процесс заключает в себе два этапа – во-первых, передачу психическим способом содержания письма из ума Учителя в ум ученика, а во-вторых, оккультную “материализацию” письма, как бы написанного “почерком” Учителя. В сущности, именно так, с помощью учеников, Учителя и поддерживали переписку с Теософским обществом.[13]
При передаче содержания от одного ума к другому и могут происходить ошибки. Вот как объяснял это Учитель К.Х.:
“Здесь важны два фактора, которые влияют на совершенство и мгновенность действия ментальной телеграфии: глубокая сосредоточенность оператора и полнейшая рецептивная пассивность воспринимающей стороны – “считывающего” мысль субъекта. Любое нарушение в состоянии как первого, так и второго приводит к соответствующему нарушению качества получаемого результата. “Считывающий” субъект не видит образ сразу, как видит его в своём мозге “телеграфист”, – этот образ лишь постепенно вырастает в его собственном мозге. Когда субъект сбивается с мысли, психический ток прерывается, и сообщение получается бессвязным и непоследовательным. В моём случае [т. е. когда всеми своими мыслями Учитель был занят другими вопросами – Синнетт] чела должен был как бы выудить всё, что мог, из того тока, который я направил ему, и в меру своих способностей, как я уже объяснил, залатать прорехи и соединить разрозненные обрывки”.[14]
Для передачи содержащихся в письмах учений мог применяться и метод прямой мысленной диктовки, хотя к такой дословной, слово в слово, диктовке Учителя прибегали лишь в крайне редких случаях.[15] Ученику зачастую передаётся лишь общая идея того, чтó в письме должно быть написано,[16] а уж вся забота о том, в каких выражениях её необходимо изложить, возлагается на самого ученика или ученицу. Это очень похоже на то, как один человек может попросить другого: “Напиши, пожалуйста, письмо о том-то и о том-то”. Правда, в данном случае всё осложняется тем, что ученик не слышит своего учителя физически, а получает от него идеи психическим способом. В других же случаях в уме ученика может быть запечатлена “ментальная фотография”, более или менее отчётливо видимая учеником или ученицей.
Получив все необходимые сведения, ученик переносит их на бумагу, используя для этого метод своеобразной “оккультной печати”, который называется осаждением, но этот метод требует известной квалификации со стороны ученика. В противном случае неизбежно будут возникать ошибки, как это и случилось с письмом, приведшим к “инциденту с Киддлом”:
“Мысленно надиктовав письмо, я отправил его для “осаждения” одному молодому чела, который ещё довольно слаб в этой области применения психических сил. К тому же, тот оттиск, с которого ему предстояло переписывать письмо, был едва видим, а потому половину текста этот “художник” пропустил, а в другой исказил смысл до неузнаваемости. Он меня ещё спросил тогда, не хочу ли я просмотреть письмо и внести в него свои правки, на что я, признаюсь, необдуманно ответил: “Сойдёт и так, мой мальчик, не велика беда, если даже и упустишь пару слов”.[17]
Вообще-то говоря, ученик – не просто пассивный переносчик слов своего Учителя, он – активный соучастник процесса коммуникации. Вот что писала об этом Е.П.Б.:
“Да разве Учитель К.Х. сам писал все Свои письма? Одно только небо знает, какое множество разных чела осаждает и пишет их до сих пор”.[18]
Следствием этого столь непростого процесса как раз и является то, что письма вполне могут отражать в себе выражения, предрассудки и ту или иную ограниченность, свойственные ученикам, которые и вносят различные чужеродные элементы, отсутствующие в изначально переданной ученику мысли. Опять же обратимся к свидетельству Е.П.Б.:
“Допустим, то или иное письмо осаждено с моей помощью. Естественно, что в этом случае оно должно будет носить на себе следы моего собственного стиля и даже иметь сходный почерк”.[19]
Однако дело усложняется ещё и тем, что в ряде случаев ученикам приходилось писать на такие темы, в которых они разбирались весьма слабо, а то и не разбирались вообще. Поэтому им и не удавалось правильно передать изначальную мысль, и в результате этого ряд сообщений
“содержит в себе неверные научные данные, грамматические ошибки, а изложенные в них мысли передаются таким языком, что первоначально заложенный смысл искажается в них до неузнаваемости, причём в некоторых случаях используются такие выражения, которые в тибетском санскрите и в любом другом восточном языке несут в себе совершенно иной смысл”.[20]
Необходимо также отметить, что язык, на котором в ряде случаев писались письма, мог быть незнаком либо Учителю, либо ученику, либо им обоим. В этих случаях им приходилось черпать знание языка из сознания каких-то иных людей. Вот как этот процесс описывает Е.П.Б.:
“Предположим, что осадить какое-нибудь письмо хочет кто-то из наших Учителей. Возможно, он не владеет английским языком, а значит, и не умеет писать по-английски… Для этого он должен будет, во-первых, запечатлеть эту мысль в моём мозге или в мозге любого другого владеющего английским языком человека. После этого он должен будет воспринять формы написания тех слов, которые станут рождаться в этом другом мозге в ответ на запечатлённую в нём мысль. Затем в своём уме он должен будет сложить отчётливую картинку написания этих слов, черпая её из моего или чьего-либо ещё мозга. А дальше либо через меня, либо через какого-то чела, с которым у него существует магнетическая связь, он должен будет осадить эти формы на бумагу: для этого ему придётся вначале отправить эти формы в ум чела, а затем при помощи магнетической силы этого чела направить их на бумагу и произвести на ней окончательный отпечаток”.[21]
Таким образом, те письма, которыми мы располагаем, – это не прямой продукт Учителей в том смысле, что сами они не брали в руки перо и лично не излагали своих мыслей на бумаге. Процесс их создания заключал в себе набор удивительных оккультных феноменов, в ходе которых в их текст могли вторгаться нежелательные элементы.
Вполне разумно в этом свете выглядят и возражения Учителей против идеи публикации оригиналов писем. Тем не менее, письма эти были всё-таки опубликованы, и при всех своих изъянах служат нам источником эзотерической мудрости и мыслей, открывающих перед нами глубины человеческой психологии. В течение более века они вдохновляли тысячи теософов и, вне сомнения, будут оставаться таким источником вдохновения ещё долгие-долгие годы. Трезво понимая всё несовершенство этих писем, мы, тем не менее, должны постараться извлечь из них максимум полезного для себя, отсеяв из них при этом всё наносное и случайное.
Сноски
- ↑ The Mahatma Letters to A. P. Sinnett (Chronological Edition) #128, p. 429.
- ↑ Mahatma Letters (2nd Ed.), Intro., p. xiv.
- ↑ The Mahatma Letters (Chron.) #128, pp. 428–429.
- ↑ The Mahatma Letters (Chron.) #128, p. 428.
- ↑ В оригинале Globes (глобусы). – Прим. ред.
- ↑ Letters from the Masters of the Wisdom, First Series, #52, p. 112.
- ↑ Mahatma Letters (Chr) #20, p. 73.
- ↑ Mahatma Letters (Chr) #18, p. 57.
- ↑ Например, в “Тайной доктрине” Е.П.Б. лишь обмолвилась о заключённой в атоме энергии. Когда же, спустя десятилетия, факт этот был открыт наукой, полученное знание тут же было применено для создания атомной бомбы.
- ↑ Mahatma Letters (Chr) #93B, p. 332.
- ↑ Mahatma Letters (Chr) #117, p. 398.
- ↑ Ibid., #10, p. 26.
- ↑ Ibid., #75, p. 231.
- ↑ Ibid., #117, p. 399.
- ↑ “HPB to Countess Wachtmeister on the Mahatma Letters” (“К буквальной диктовке текста махатма К.Х. прибегал лишь в самых редких случаях”), p. 28.
- ↑ Ibid. (“Допустим, Учитель велит Баваджи осадить какое-то письмо для семейства Гебхардов. В этом случае ему сообщается лишь самая общая идея того, о чём он должен написать”), p. 29.
- ↑ Mahatma Letters (Chr) #117, p. 398.
- ↑ Ibid., #139, p. 456.
- ↑ Blavatsky Collected Writings, 8, pp. 397–398.
- ↑ “HPB to Countess”, p. 28.
- ↑ BCW, 8, p. 397.