Купер Л.М. - Как она уходила от нас

<div style="color: #555555; font-size: 80%; font-style: italic; font-family: serif; text-align: center;">Материал из '''Библиотеки Теопедии''', http://ru.teopedia.org/lib</div>
Перейти к навигации Перейти к поиску
Лора М. Купер
Как она уходила от нас

Перевод с английского: О. А. Фёдорова[1]

Так как я имела честь быть с Е.П.Б. во время её последней болезни и в момент её смерти, меня попросили внести свой вклад в «Воспоминания», которые были написаны для братьев и сестёр-теософов, которые находясь далеко, не имели возможности постоянно видеться с Е.П.Б.

Во вторник, 21 апреля, я приехала в штаб-квартиру на несколько дней, которые из-за последовавших неожиданных событий превратились в несколько недель. Е.П.Б., казалось, была в своём обычном состоянии, и в четверг, 23-го числа, она была на собрании Ложи, после которого осталась, чтобы поболтать с друзьями, окружавшими её в течение некоторого времени после завершения вечерних слушаний; затем она прошла в свою комнату, куда, по установившейся привычке, за ней последовали члены общества, жившие в штаб-квартире, чтобы побыть с ней, пока она пила кофе перед тем, как лечь спать. Следующий день, пятница, прошёл незаметно, не было никаких признаков, что через две недели после этого наша любимая Е.П.Б. покинет нас. На следующий вечер, в субботу, она была очень оживлённой. Звонил доктор Меннелл, он был вполне доволен её состоянием. Моя сестра, г-жа Купер-Оукли и я, вместе с одним или двумя другими теософами, продолжали разговаривать с ней до одиннадцати часов, когда она удалилась, весело пожелав: «Доброй ночи всем». По-видимому, она была в своём обычном состоянии. Однако на следующее утро горничная Е.П.Б. пришла ко мне очень рано и рассказала, что эта ночь для Е.П.Б. была очень беспокойной, её беспокоили приступы дрожи. Вскоре я спустилась вниз, и на первый взгляд мне показалось, что у неё явно высокая температура. Позвали немедленно врача, и весь день Е.П.Б. пребывала то в тяжёлом сне, то в состоянии беспокойства. Поздно днём ​​пришёл доктор Меннелл, объявив, что она больна гриппом; у неё был сильный жар при температуре 105°[2]. Опасаясь возможных осложнений, которые могут возникнуть из-за хронических заболеваний Е.П.Б., доктор Меннелл сразу же серьёзно отнёсся к её случаю и сказал, что при ней ночью должен быть кто-то из ответственных людей из числа домашних в дополнение к её горничной, поэтому крайне важно, чтобы ей давали лекарства и кормили её строго по времени. Эта обязанность легла на меня, потому что графиня Вахтмейстер занята делами весь день и не могла дежурить ночью, и мою сестру доктор Меннелл не допустил в связи с тем, что помимо занятости всякими делами, она недавно тяжело переболела.

С того памятного воскресного вечера, 26 апреля, началась череда несчастий, заболевали по очереди все домочадцы, кульминацией этого стал уход нашей любимой Е.П.Б. Время шло медленно, состояние беспокойства чередовалось со сном, а утром перемен к лучшему почти не было. Е.П.Б. попросила принести из гостиной своё большое кресло и поставить у кровати, чтобы она могла немного отдохнуть, меняя положения. Хотя она чувствовала себя очень плохо, но попросила рассказать обо всём, что происходит, и была обеспокоена, узнав, что заболел гриппом другой член Общества, г-н Стерди; когда было предложено, чтобы г-н Мид привёз его в штаб-квартиру, чтобы за ним здесь ухаживали, она очень обрадовалась и настояла на том, чтобы за ним немедленно послали.

Для Е.П.Б. это был самый мучительный день, и когда доктор Меннелл приехал рано вечером, он был огорчён, обнаружив, что температура всё ещё была очень высокой; он поменял лекарство, назначил препарат салицина, поскольку было абсолютно необходимо снизить температуру, и решил снова позвонить около полуночи, чтобы узнать о результате; он оставил строгие указания, что перед каждой дозой следует тщательно измерять температуру, так как в случае внезапного падения было бы опасно продолжать приём этого лекарства. До того, как он пришёл в ту ночь, наступило время давать третью дозу лекарства, но из-за снижения температуры у Е.П.Б. я посчитала правильным не давать его, тем более, что неприятные ощущения, связанные с приёмом этого препарата, начинали вызывать у неё сильное беспокойство. Я с облегчением вздохнула, когда пришёл доктор Меннелл, чтобы определить правильный курс лечения, потому что он был доволен её состоянием. Она провела довольно тихую ночь, а во вторник утром температура почти спала; в тот день и на следующую ночь, всё, казалось, шло хорошо, хотя огорчала её слабость, никаких осложнений пока не возникало, и она могла съесть довольно много. К концу четверга 30-го числа у Е.П.Б. начало очень сильно болеть горло, и со временем ей становилось всё труднее глотать; кашель стал очень нехорошим, а дыхание – очень затруднённым. В пятницу утром ей не стало лучше, и когда пришёл доктор Меннелл, он обнаружил, что в правой части горла был гнойный тонзиллит; стали прикладывать горячие компрессы, после которых наступило некоторое облегчение. К вечеру ангина спала, и когда доктор Меннелл пришёл снова, он был сравнительно удовлетворён состоянием Е.П.Б. Улучшение, однако, не было длительным; наступила тяжёлая ночь, а утром стало очевидно, что в горле появилось второе образование. Оно оказалось абсцессом на бронхе. Последовали ужасный день и ночь, а в воскресенье утром, 3 мая, нашли, что Е.П.Б. была действительно очень больна, потому что боль при глотании не давала ей принять необходимое количество пищи, и в результате она ещё больше ослабла. Понедельник и вторник прошли во многом одинаково; абсцесс исчез, но бронхи очень пострадали, затруднённое дыхание всё ещё продолжалось, и нужно было почти постоянно обмахивать её веером, чтобы облегчить ужасное стеснение дыхания, от которого она страдала. Как отважно она боролась со своей болезнью, могут понять только те, кто был с ней рядом. В среду, 6 мая, она оделась просто, прошла в гостиную, оставалась там на обед и некоторое время отдыхала на диване. Вечером доктор Меннелл нашёл, что она идёт на поправку, жар полностью прекратился, но сильная слабость и затруднённое дыхание очень беспокоили его. Несколько раз Е.П.Б. говорила доктору Меннеллу, что чувствует приближение смерти, и что не может больше продолжать борьбу; но он, зная, какие болезни она ранее преодолела, не оставлял надежды; и, действительно, я могу сказать, что это чувство распространялось по всему дому, хотя мы понимали, насколько серьёзно была больна Е.П.Б., но мы не могли поверить, что она оставит нас.

Одним из плохих симптомов было то, что с первых дней болезни Е.П.Б. потеряла всякое желание курить, и, хотя, когда жар спал, она попыталась закурить, но это не доставило ей удовольствия, и она, наконец, оставила всякую попытку. Когда приходил доктор Меннелл, она всегда имела обыкновение скручивать несколько сигарет для него, и на протяжении всей своей болезни у неё всегда были наготове сигареты; иногда утром, с большими перерывами, ей удавалось свернуть одну или две сигареты, а позже, когда она стала слишком слаба, чтобы самой скрутить сигареты, то для этой цели звали либо г-на Мида, либо г-на Райта. Вечером в среду наступил перелом в её болезни. Около полуночи произошло изменение к худшему, и в течение часа или двух казалось, что Е.П.Б. должна уйти: пульс не прощупывался, и казалось, что она почти не может сделать вздох. Через некоторое время приступ прошёл, ей стало немного легче, и на время опасность миновала. Рано утром в четверг г-н Райт отправился к доктору Меннеллу и вернулся вместе с ним, доктор некоторое время оставался, чтобы понаблюдать за действием данного им лекарства – в течение дня Е.П.Б. пришла в чувство и около трёх часов дня оделась и почти самостоятельно прошла в гостиную. Войдя туда она попросила принести своё большое кресло, и пока его водворяли на прежнее место возле её письменного стола, она стояла одна, слегка опираясь на стол. Кресло развернули к комнате, и когда Е.П.Б. сидела в нём, то имела перед собой карточный столик с картами, и пыталась «разложить пасьянс». Несмотря на все эти отчаянные усилия, было совершенно очевидно, что она очень страдала и что ничто, кроме её могущественной воли, не могло поддержать её в борьбе. Затруднённое дыхание вызвало напряжённое, жалостное выражение на дорогом лице Е.П.Б. Доктор Меннелл пришёл вскоре после 5 часов и был очень удивлён, увидев её сидящей; он поздравил её и похвалил за мужество; она сказала: «Я делаю всё возможное, доктор». Её голос едва превышал шёпот, говорить было утомительно для неё, поскольку дыхание было очень коротким, но слуха это не коснулось и ей нравилось слушать разговор. Она протянула доктору Меннеллу сигарету, которую ей с трудом удалось приготовить для него. Это было последнее, что она сделала. Через некоторое время доктор Меннелл спросил Е.П.Б., не против ли она увидеть его партнёра доктора Миллера и позволить ему прослушать её грудь; она согласилась, тот сразу пришёл, и осмотр состоялся; была проведена консультация, и затем доктор Меннелл позвал г-жу Оукли и меня, чтобы выслушать мнение доктора Миллера. Он считал состояние Е.П.Б. очень серьёзным из-за бронхита, от которого она страдала, и её крайней слабости; он советовал давать ей столовую ложку бренди каждые два часа, при необходимости увеличить количество. Такое изменение в лечении было сделано сразу же, и, похоже, дало хороший результат. Вскоре после того, как доктор Меннелл ушёл, Е.П.Б. вернулась в свою спальню, и её кресло снова поставили рядом с кроватью. Она очень устала, но, как обычно, спросила о других больных, и особенно хотела узнать, как прошло собрание Ложи. Следующая ночь, последняя её ночь с нами, была очень мучительной. Из-за особенно затруднённого дыхания Е.П.Б. не могла найти удобного положения. Были опробованы все средства, но безрезультатно, и, наконец, она была вынуждена сесть в своё кресло, обложившись подушками. Кашель почти прекратился из-за крайнего истощения, хотя она регулярно принимала лекарства и стимуляторы. Около 4 часов утра Е.П.Б., казалось, стало легче, и пульс был довольно наполненный, и с того времени, пока я не оставила её в 7 часов, всё прошло спокойно и хорошо. Затем сестра сменила меня, а я отправилась на несколько часов отдохнуть, оставив записку доктору Меннеллу, чтобы он сообщил мне своё мнение о Е.П.Б. когда позвонит. Это он сделал вскоре после девяти часов, и его сообщение было удовлетворительным; стимулятор оказывал хорошее действие, и пульс хорошо прощупывался; он не видел причин для немедленного беспокойства, посоветовал мне отдохнуть несколько часов и сказал моей сестре, что она может заниматься своими делами. Около 11:30 меня разбудил г-н Райт, сказав, чтобы я немедленно пришла, так как состояние Е.П.Б. изменилось к худшему, и сиделка считает, что она не протянет долго. Я сразу же пошла в её комнату и поняла, в каком критическом состоянии она находилась. Она сидела в своём кресле. Я опустилась перед ней на колени и попросила её постараться принять стимулятор. Поскольку она была слишком слаба, чтобы держать стакан, она позволила мне поднести его к губам, и ей удалось проглотить содержимое, но после этого мы смогли только дать немного еды в ложке. Сиделка сказала, что Е.П.Б. может ещё протянуть несколько часов, но внезапно произошли изменения, и когда я попыталась увлажнить ей губы, то увидела, что дорогие глаза уже тускнеют, хотя она сохраняла полное сознание до последнего момента. При жизни у Е.П.Б. была привычка шевелить одной ногой, когда она о чём-то напряжённо думала, и она продолжала это движение почти до того момента, когда перестала дышать.

Когда не было уже никакой надежды, сиделка вышла из комнаты, оставив К. Ф. Райта, В. Р. Оулда и меня с нашей любимой Е.П.Б. Оба они опустились на колени перед ней, держа её за руки, и я рядом с ней, обхватив её рукой, поддерживала голову; так, мы оставались неподвижными в течение долгих минут, и так тихо Е.П.Б. отошла, что мы едва заметили тот момент, когда она перестала дышать. Комната наполнилась необыкновенным чувством покоя, и мы тихо опустились на колени, пока не пришла сначала моя сестра, а затем графиня. Я телеграфировала им и доктору Меннеллу, когда сиделка сказала, что конец близок, но они не успели увидеться с Е.П.Б., прежде чем она покинула нас. Мы не тратили время на тщетные сожаления, мы все пытались думать и делать то, что она хотела бы думать и делать в сложившихся обстоятельствах, и мы могли быть только благодарны за то, что она освободилась от страданий. Кажется, что единственным лучом света во тьме нашей потери было то, что если бы в Обществе не было инструментов для продолжения работы, она бы не оставила нас. Она завещала нам всем как наследство заботу об Обществе, которое она основала, служение делу, которому была отдана её жизнь, а глубина нашей любви и нашей верности будет измеряться нашей напряжённой работой.

Лора М. Купер, Ч.Т.О.[3]


Сноски


  1. Первоначально опубликовано в "Люцифере" (Лондон) 15 июня 1891 года, с. 267-271. Перепечатано в «H.P.B.»: статья «В память об Елене Петровне Блаватской», написанной несколькими из её учеников, Лондон, Теософское издательское общество, 1891, стр. 3-7. – Прим. ред.
  2. По Фаренгейту, по Цельсию 41°. – Прим. пер.
  3. Член Теософского общества – Прим. пер.