Опубликовано в журнале "Современная теософская мысль", 2017-1 (3)
Выставка «Елена Петровна Блаватская, документы и факты», посвящённая 120-летию основания Теософского Общества 17 ноября 1875, состоялась почти 22 года назад с 14 ноября по 14 декабря 1995 года в центре Нижнего Новгорода, в 150 метрах от центральной, пешеходной улицы Большая Покровская, по адресу улица Лыковая дамба, дом 2, на третьем этаже бывшего Доходного дома, ныне литературно-мемориального музея Н.А. Добролюбова.
Идея проведения выставки зародилась в середине 1995 года.
Если бы подобная выставка была проведена в наши дни, для человека, интересующегося теософией, факты на её стендах, показались бы не полными, они не отразили бы всей жизни времени Елены Петровны Блаватской, не раскрыли побудительных мотивов, предшествующих основанию Теософского Общества, начала его деятельности и проблем, заставивших его сначала расколоться надвое, затем на более и более многочисленные части. Сейчас всё это многообразие личностного восприятия главных теософских идей мы называем теософским движением.
Теософское движение в России имеет свою особенность. 1907 год, создание первых теософских обществ и первых печатных теософских изданий – время всеобщих вольнодумных настроений, которое прекратилось в 1917-м. Было несколько попыток его возродить, но всё оканчивалось арестами и лишением свободы его активистов. Нельзя сказать, что оно прекратило своё существование, в единичных умах теплилась надежда на светлое будущее теософии, оно, вернее сказать – впало в анабиоз. Начало деятельности Латвийского общества Рериха, выросшего из кружка единомышленников с 1925 года, практически не влияло на российские умы. СССР в 1940 году, включив в свой состав Латвию, положил конец рериховскому обществу сожжением уже изданных книг Блаватской и Рерихов, арестами и тюрьмами.
Только в 1957 году, когда в Советский Союз приехал Юрий Николаевич Рерих, вновь загорелась надежда о прекрасном будущем теософии в России. К этому времени я уже родился и об этом времени вынужден сказать несколько слов.
Окунаться в воспоминания о прошедшем не всегда приятное занятие.
Мы как бы уже подзабыли советские времена. Идея коммунизма и «Моральный кодекс строителя коммунизма» по сути прекрасны. Однако, к власти, как вверху, так и к низшей её части, примыкающей непосредственно к простому человеку, рвутся люди, приспосабливающие эти прекрасные идеи коммунизма лично для себя.
Слово «свобода», означало не совсем то, что подразумевается сейчас. Вольнодумство – оно не вписывалось в рамки постановлений партии и правительства – оно каралось. Оставался выход к свободе внутренней, и эта свобода не должна быть заметна для всех.
Слово Рерих произносилось только в сочетании «художник Рерих», Елена Ивановна – только как «жена художника Рериха» и не более того. Елена Петровна Блаватская – имени её никто не знал, а если кто и знал, то произносил только в кругу своих друзей, не полностью, а инициалами и шёпотом: «Е.П.Б.», и её главную книгу – только «Т.Д.».
Слово «йог» означало всего лишь сидящего, скрестив ноги, играющего на флейте заклинателя змей, способного складываться в неимоверные позы или спящего на гвоздях индуса. Советский человек такого делать не должен, тем более задаваться лишними вопросами ради чего всё это они, индусы, делают.
После вышедшего в 1970 году фильм «Индийские йоги – кто они?» страну захлестнуло повальное увлечение хатха-йогой, стали появляться светокопии рукописных руководств с рисунками замысловатых поз, как грибы после тёплого дождя возникали группы здоровья по системе хатха-йоги, всё было новым и интересным. Хатха-йога воспринималась как оздоровительная гимнастика, а нравственность, правильное дыхание и питание, должны были способствовать физическому здоровью советского человека. В этом фильме профессор, индолог, доктор философских наук, В.В. Бродов советовал: «Познакомьтесь с практической стороной учения хатха-йогов и не тратьте время на чуждые нам мистические суждения, на философию йогов».[2] Вот он, тот сладкий и запретный плод – философия йогов!
Фильм дал многое, например, о концентрации внимания и мысли, о вегетарианстве, о достижении контроля над своим организмом, об опасности нанести себе вред при занятиях без наставника, появилось новое, лояльное и модное слово «аутогенная» тренировка. И хорошее заключение в финале фильма: «Мы думаем, что проверенное на протяжении тысячелетий умение йогов контролировать свой разум и тело будет тщательно изучено и всё ценное использовано в системе гармоничного воспитания человека».[3]
На момент выхода фильма на экраны, (тогда фильмы можно было посмотреть только в кинотеатрах) я был уже немного подготовлен, так как в чтении были оригиналы второго тома «Писем Елены Рерих» 1937 года и «Раджа-йога» Свами Вивекананды рижского издательства Гудкова 1933 года.
В конце 1968 года, учась на втором курсе физико-технического факультета[4] политехнического института, увлёкся идеей театра и, именно, идеей пантомимы.
Теоретические дисциплины за три курса закончились, оставались инженерные. «Наука и инженерия способствует познанию внешнего мира, искусство – внутреннего мира человека» – с такой мыслью пришло окончательное решение бросить физтех и поступать на режиссёрское отделение театрального института. С несданными экзаменами по атомной и ядерной физике в начале четвёртого курса был исключён с формулировкой «как порвавший связь с институтом».
Затем горьковская Студия пантомимы. Мечтал о театре, о синтезе искусств. Пантомима – для нас это было не кривляние циркача-клоуна для увеселения праздной публики, мы не могли придумать подходящего термина для обозначения театрального действия, синтезирующее пластику движения тела актёра с музыкой, цветом, с пространством сцены. Пантомима для меня воплощала идею «Театра» с большой буквы, где главным действующим лицом был Человек с его проблемами внутреннего мира на пути самосовершенствования. Условность балета, как танца под музыку, отвергалась. Так же как и кинематограф из-за отсутствия взаимного контакта актёра и зрителя.
Философия диалектического материализма, преподаваемого в институте, не устраивала, диалектика – да, но в ней, а тем более в материализме, не отводилось места человеку, не столько как разумному, сколько как духовному существу.
Много дней проводил в читальном зале Ленинской библиотеки, пытался вникнуть в суть текстов двухтомника Сарвепалли Радхакришнана «Индийская Философия»[5]. Помог студенческий билет, простому труженику подобные книги к выдаче были запрещены. Сказал, что на эту тему пишу реферат по диамату и истмату (диалектический[6] и исторический материализм[7], далее по институтской программе шла политическая экономия[8] и научный коммунизм[9]).
Книги «Индийская Философия» читались с трудом и с огромным интересом. Передо мной возник океан неизвестного мне грандиозного опыта человеческой мысли.
Затем в руки попала прекрасная и вдохновенная книжица карманного формата в твёрдом, тканевом, тёмно-пурпурном переплёте с золотым тиснёным шрифтом, в русском переводе со старой орфографией, поэма в стихах Эдвина Арнольда «Свет Азии»[10]. Зачитывался с восхищением, читал и перечитывал, жаль, что нужно было отдавать. Сделать копию не удалось.
Потом были книги Германа Гессе «Игра в бисер», М. 1969,[11] и «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха[12], напечатанная в 1974 году в декабрьском номере журнала «Иностранная литература». И, конечно же, бесценные книги «Рерих» П.Ф. Беликова и В.П. Князевой, М., 1972,[13] и «Рерих Н.К., Алтай – Гималаи», М., 1974.[14] Тогда в книгах ещё открыто не упоминалось, но уже давались знаки на настоящую цель экспедиции Рериха, пытались вычислить по маршруту и по сияющим красками картинам Благословенную Обитель.
К 1970 году у меня уже были самиздатовские светокопии второго тома «Письма Елены Ивановны Рерих»[15], книги «Древняя Мудрость» Анни Безант, оба тома «Тайной Доктрины» Елены Петровны Блаватской в переводе Елены Рерих,[16] «Основы миропонимания Новой Эпохи» А.И. Клизовского, а также «Агни Йога», «Братство», «Сердце», «АУМ», «Община», «Иерархия», «Беспредельность», «Мир Огненный III».
Все эти книги, по одной, по две, постоянно привозил из Риги в Горький (нынешний Нижний Новгород) руководитель нашей театральной самодеятельной студии пантомимы, на полтора года старше меня, горьковчанин, актёр труппы пантомимы Каунасского музыкального театра под руководством Модриса Тенисона[17].
Рижские знакомые – последователи Латвийского общества Рериха – давали книги в далёкий непредсказуемый советский город Горький. Каждый раз в их глазах мысленно читалось прощание «навсегда» с книгами. Чувствовалось, что они мысленно говорили: «Будьте осторожны и постарайтесь книги вернуть». Это было похоже на прощание со своими малолетними детьми без надежды увидеть их снова. И это было понятно. Старшее поколение рериховцев – их родители – прошло через жестокие репрессии и всё было в свежей памяти. Отдать самое ценное незнакомым людям! Ведь книги проходили многочисленные руки, книги могли не только быть испорчены многочисленными способами, но и попросту потеряны.
Книги по договорённости отдавались в советские организации для копирования чужим людям, для них это была лишь сторонняя подработка. Они знали, что это незаконно, делали копии осторожно и за деньги. Однако, найти, а потом и уговорить копировальщиков было очень трудно. Большинство боялись и наотрез отказывались, при этом смотрели на нас как на ненормальных, некоторые – добропорядочные и законопослушные – со страха грозили сдать нас властям. Светокопировальные отделы были под постоянным ежедневным контролем сотрудников ГБ (госбезопасности), книги могли изъять и выявить владельцев. Тогда не только копировальные аппараты, но даже каждая личная домашняя печатная машинка была под строгим контролем, с которой делались контрольные образцы текста и хранились для возможной сверки для выявления нелегального машинописного самиздата. Поэтому сделать копию книги было довольно дорого. Например, за две копии первого тома «Тайной Доктрины» руководитель нашей группы и я заплатили 80 рублей (никто из друзей не согласился сделать копию себе из-за дороговизны, или непонимания), средняя месячная зарплата инженера в то время была около 120 рублей. Одна копия уехала в Литву, а мой экземпляр ТД в то время остался единственным в городе, как и другие книги.
Часто и сам бывал в Каунасе, в коллективе пантомимы Модриса Тенисона, где царил дух новаторства и свободы, в музее Чюрлёниса,[18] в Вильнюсе, в Риге, в коллективе "Rigas Pantomima" Робертcа Лигерса и у рижских рериховцев, которые давали книги для чтения и копирования.
В один из приездов в Прибалтику, услышав в разговоре, что трое отправляются за книгами, чтобы сделать копии, я напросился четвёртым, мне не отказали. И вот мы вчетвером, латыши, литовцы и я, выехали из Каунаса на «Москвиче» в Ригу за тремя книгами Агни Йоги для копирования на самодельном светокопировальном аппарате, находившемся в Литве, в подвале частного дома, сделали по четыре копии, по экземпляру на каждого. Копии делались разворотами и только односторонние, поэтому книги при переплетении получались двойной толщины. Работали почти сутки, без перерывов, сменяя друг друга.
Светокопировальная установка представляла собой огромный фоторепродукционный аппарат, размером один на два метра и весом под сто килограммов. Разворот книги прижимался стеклянной рамой, освещался двумя мощными киловаттными лампами и фотографировался на заранее электростатически заряженную пластину с селеновым покрытием. Пластина опылялась электростатическим чёрным порошком. Светлые участки книги, освещённые ярким светом через объектив разряжали соответствующие участки на селене, а тёмные места букв оставались заряженными и притягивали электростатический чёрный порошок. Затем пластина покрывалась листом бумаги, помещалась ещё раз в электрополе для более сильного контакта пластины с бумажным листом, порошок с пластины прилипал на бумагу и бумажный лист перемещался в коробку с парами ацетона. Чёрный порошок растворялся в парах ацетона и в виде жидкой краски впитывался бумагой. Готовые электрокопии раскладывались сушиться. Запах ацетона в небольшой комнатке стоял неимоверный. С одной экспонированной пластины можно было сделать три-четыре читаемых копий. Пятую прочесть было уже невозможно. Часто незакреплённый порошок осыпался или смазывался с пластины и цикл нужно было повторять снова. Один из друзей, хозяин самодельного аппарата, как раз работал на фабрике в Каунасе, производившей эти «ЭРА» – электрографические репродукционные аппараты и, таким образом, смог дома собрать подобный.
Необходимым в этом процессе были пластины с селеновым покрытием, размером в два бумажных листа, они имели нежную поверхность и недолгую жизнь, а также расходный электрографический порошок. Остальное можно было купить в хозтоварах и сделать своими руками.
Итак, светокопии готовы. Мы возвращаемся тёмной звёздной ночью, одни мчимся по пустой трассе. Вдали на обочине обозначился костёр, приближаемся, видим солдат с автоматами, человек пять у огромного костра. Один, посреди дороги, вкруговую размахивая огромной, двухметровой полыхающей дубиной, останавливает нашу машину. Друзья до остановки мне сказали, чтобы молчал, говорить будут они. Автоматчики говорят чисто по-русски, друзья отвечают по-литовски и по-русски, со специально усиленным акцентом, мол, местные мы. Солдаты выходить из машины не разрешают, внимательно, в упор осматривают нас, ведём себя спокойно, все замерли, головы не поворачиваем, открывают багажник, обыскивают. А у нас в сумках бесценные оригиналы запрещённых книг и свеженькие, ещё пахнущие ацетоном, светокопии! Солдаты, обойдя вокруг машины несколько раз, заглянув под днище, неожиданно нас отпускают. Мы трогаемся. Как объяснили друзья, солдаты искали оружие, но я ж этого не знал! Был обеспокоен и пытался скрыть волнение. Отпустил себя на волю судьбы, будь, что будет! Обошлось.
В другой раз, будучи в Риге, возвращая оригинал Писем Елены Рерих, дверь мне открыла гостеприимная и немногословная хозяйка лет сорока. В центре небольшой комнаты на пустом круглом столе, я увидел Портрет Вел. Уч. М., ярыми, огненными глазами Он напомнил мне, уже имеющийся у меня Портрет Вел. Уч. К.Х., также привезённого другом из Риги. С собой всегда был фотоаппарат Зоркий-4. По моей просьбе хозяйка разрешила сфотографировать Портрет, но вынимать из рамки отказалась. Сказала, что это Портрет Вел. Уч. М.. Этот или такой же Портрет М. можно сейчас увидеть в интернете на архивных фотографиях латвийского общества Рериха 30-х годов.
И вдруг сквозь комнату тихо прошёл невысокий и сухощавый, пожилой мужчина лет под 70, с седой бородкой, в очках, в домашнем халате, в тапочках с книгой под мышкой, прошёл мимо меня и скрылся за дверью мизерной каморки, одним глазом удалось заглянуть: без окна, стол, настольная лампа, рукописные листы. Я вопросительно посмотрел на гостеприимную хозяйку. «Это наш гость, он переводит «Тайную Доктрину» на латышский», – услышал я в ответ. Всё произошло в тишине, быстро и показалось нереальным.
Фотоплёнку и Портреты с тех пор сохранил. Оба Портрета отображены на стендах Выставки.
Многие, почти все мои самиздатовские книги на данное время зачитаны, т.е. не возвращены. Книги передавались на чтение, затем передавались друзьям и далее, так след их терялся. Так в 1973 году на один год оставлял светокопию первого тома «Тайной Доктрины» друзьям из Киева, очень просили, не смог отказать, вернули, изрядно потрёпанную, особенно первую четверть, видимо, пытались начинать читать многие, и мало кто доходил до конца книги.
Фотографии слева направо и сверху вниз:
1. Портрет Вел. Уч. М.. Помещение Латвийского общества Рериха. 1930-е гг.
2. А. Виестур-Принцис и Р.Рудзитис в День Учителя 24 марта 1936 года. (Портрет Вел. Уч. М. на столе).
3. Члены Латвийского общества в день памяти (похорон) Ф.Д. Лукина, 31 марта 1934 года (Портрет Вел. Уч. М. на столе).
4. Рихард Яковлевич Рудзитис, 1937 год. (Портрет Вел. Уч. М. на столе и на стене).
В 1973 году книгу «Древняя Мудрость» Анни Безант оставлял в Киеве, через год приезжаю, а мне говорят, – она в Москве, дали имя, адрес, пришлось ехать. Представьте, звонит в дверь незнакомец и просит отдать свою книгу-самиздат. Дверь открыли, супружеская пара, чуть старше меня, впустили, приглядывались ко мне более получаса, осторожно расспрашивали обо мне, и чай успели попить и поговорить, и ещё что-то, пока не удостоверились, что я не подосланный из КГБ, поверили и отдали всё-таки мне мою книгу.
После пятилетних провальных попыток поступить в ВУЗЫ: дважды в киевский художественный на «графику» и один раз в московскую «Строгановку», в 1977 году наконец-то сдал вступительные экзамены – на своё удивление первым номером, то есть набрал проходной балл больше других абитуриентов – в художественный институт в Таллине, на отделение «графика» со специализацией «фотографика». Диплом защитил на отлично в 1983 году в 33 года. Семь графических листов в технике «шелкография» на тему «Эволюция Вселенной».
Вернувшись в Горький в 1984 году, местными художниками не был принят, в изобразительном искусстве здесь всё ещё доминировал социалистический реализм. Стал свободным художником, простор для творчества был: фотография, графический дизайн, полиграфия, театральные плакаты и буклеты.
Конец 1991 года застал меня в Израиле. В марте 1991 приехал туда туристом на три месяца, а пришлось задержаться на год. Интересовался уровнем художественного образования – он оказался очень низким. Спрашивал в магазинах и библиотеках книги по теософии и Агни Йоге – никто таких названий не знал. Заработав на обратный билет и ещё немного, смог вернуться только в марте 1992.
Новая Россия, буря перемен. Это сладкое слово – свобода! Его примеряет каждый для себя по-своему. 27 декабря 1991 Госкомиздат – бдительный цензор издательского дела – перестал существовать. Никакая маломальская бумажка, ни автобусный билет, ни афиша, ни книга, не могли выйти из какой бы то ни было типографии нашей огромной страны без резолюции этого властного ведомства. Издательская деятельность наполняет Россию ранее невиданными и запрещёнными книгами и журналами, среди них – книги Блаватской и Рерихов. Теперь разрешено печатать всё! Без цензуры можно всё издавать и всё читать без оглядки.
Настал 1995 год. Прошло всего лишь четыре года и всё как-бы подзабылось. Новое поколение живёт сразу же в новых условиях, несколько лет до него – уже история, которой вроде бы вовсе не было. Настало время новых идей и их воплощений для нового поколения, не знающего преград.
Инициатор идеи выставки – молодая, во многом очень талантливая, активная и деятельная, весьма незаурядная тридцатилетняя женщина, с потрясающей памятью, денно и нощно, не отрываясь, читая на протяжении нескольких месяцев тома «Разоблачённой Изиды», «Тайной Доктрины» и другие основные труды по Теософии и Агни Йоге, недавно изданные, ещё пахнущие типографской краской, окунаясь в Мир Теософии и Теософского Общества конца XIX века, – была потрясена личностью Елены Петровны Блаватской, и, как паровой котёл, с огромной внутренней силой ждущий выхода пара, жаждала практической деятельности. Желание поделиться с миром полученными знаниями, перерождалось в необходимость конкретных действий. В это время и возникла идея выставки.
И в это время действовать уже было можно. Когда же мне посчастливилось познакомиться с этими книгами, то ситуация у нас в стране была совсем иная. Мне тогда было 19 лет и это было время цензуры.
Интересовало всё, что было связано с Востоком, китайская и японская живопись и поэзия, Хокусай и Басё, сад камней в Киото. Попалась книжечка по дзен-буддизму, оставила в памяти некоторые строки, о том, что человек должен сосредоточиться на совершенствовании своего внутреннего мира, оставаясь неприметным в толпе. Этому же меня учило советское окружение и научило определённой осторожности и ответственности в поступках, как в отношении осмотрительного несения полученного сокровенного знания в жизнь, так и в отношении к близким людям.
В 1971 году, когда мне исполнился 21 год, за перехваченные родным мне человеком несколько писем из частой, почти ежедневной, многостраничной переписки с другом на темы Агни Йоги, «доброжелательные» дяди из КГБ «посоветовали» мне покинуть город Горький и больше никогда не возвращаться, что я и вынужден был сделать вечером того же дня. Тогда город был закрытым, как и многие советские города с развитой военной промышленностью. В город был запрещён въезд любому туристу, даже из стран соцлагеря. Недалеко находился режимный город физиков-ядерщиков Арзамас-16, нынешний Саров, тогда его не было даже на карте. В том же году восемь студентов горьковского университета были осуждены за антисоветскую пропаганду и получили по несколько лет несвободы. Чтение запрещённых книг не поощрялось, а за самиздат грозил срок.
Этим родным человеком, сдавший меня в КГБ, был мой отец, человек порядочный, честный, волевой, принципиальный, партийный, не терпел какую-либо несправедливость. Родился в 1921 году в Вятской губернии, в беднейшей крестьянской семье. Прошёл всю Великую Отечественную войну, начав её на самой границе утром 22 июня 1941 года. Защитник блокадного Ленинграда, в 20 лет, истощённый, выглядел на 40. Окончил войну с Японией в августе 1945 года лейтенантом. Имеет боевые медали и два боевых ордена «Красная Звезда». Человек не робкого десятка. Коммунист, боец идеологического фронта, в 1956 году окончил Военно-политическую академию имени В. И. Ленина, редакторский факультет, военный корреспондент и писатель, материалист, воинствующий марксист-ленинец. Он не мог понять, как его родной сын смог воспринять иное, чуждое ему мировоззрение. Вероятно, он чувствовал бессилие влиять на меня и обратился за сторонней помощью к своим единоверцам в КГБ.
Ранее, до этого случая, бывая дома на каникулах, у меня к нему часто возникали вопросы, не отражённые в официальных философских учебниках, и, часто, не находя ответа на мои каверзные вопросы, он начинал нервничать и беседа быстро превращалась в крик. Три его инфаркта, видимо из-за меня.
Но тогда отец не сообщил о своём приезде ко мне в Горький из другого города, и, не застав меня дома, зашёл в мою небольшую комнатку, которую я снимал. Комнатка – пенал, с одним окном в торце, аккуратно застеленная железная кровать, однотумбовый дубовый стол, настольная лампа, стул – вот и всё убранство. На чистой поверхности старого стола справа лежит книга – самиздат, электрокопия А.И. Клизовского «Основы миропонимания новой эпохи». Отец, ожидая меня, естественно, раскрыл книгу, одиноко лежащую на столе. Представляю, что началось в его голове. Он и подумать не мог, что его родной сын читает книги, не совместимые с его идеологией. Выдвигает ящик стола, там мои письма-размышления на эти темы, видимо, бегло читает, прихватывает несколько и, прямиком, в огромный сталинский дом с псевдоколоннами, в КГБ, к братьям-коммунистам, за помощью, типа, мой сын запутался, изменой Родины веет, спасите, сам вручил мне повестку. Несколько дней по часу-два «беседы», яркий свет настольной лампы в лицо, как в кино. После последнего посещения отец выдал мне железнодорожный билет обратно, к себе домой под домашний арест. Благо, я всё-таки успел в Горьком всю «крамольную» литературу, светокопии и переписку упаковать и оставить надёжному другу до лучших времён, огромный свёрток просил не распаковывать и забросить куда-нибудь в чулан подальше от чужих глаз.
Не прошло и года, как отец не выдержал и выгнал меня из своего дома. Два мировоззрения не могут существовать в единых стенах. Он строил свой коммунизм под лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а я мечтал о коммунизме как о Всемирном Братстве. Видимо, мы смотрели на одну и ту же вершину и были у подножья одной горы, но с разных сторон.
И вот я снова вольная птица, получил письмо из Литвы от друга, он писал, что в Киеве есть группа пантомимы без руководителя, списался, съездил на разведку, сдружился со сверстниками, и летом 1972 приехал в Киев окончательно. Первым делом напечатал с микрофильма на фотобумаге книгу «Агни Йога» и Портрет Великого Учителя Мории, который хранится у меня до сих пор. Книги передавались для чтения по кругу. Далее репетиции и через полгода единственная премьера спектакля "Ecce Homo", поставил по мотивам одноимённого спектакля Модриса Тенисона. Небольшой длинный зал Дома культуры работников искусства – «Рабис» на улице Ленина, что недалеко от Крещатика, был переполнен, все проходы были заняты. Первая и последняя премьера. О спектакле ещё долго говорили в среде творческой вольнодумной молодёжи. Спектакль, длившийся не более часа, пытался сделать максимально философско-символичным. Тема – Человек, наедине со своим внутренним миром, антагонизм и единство второго, своего «Я», борьба светлой и тёмной стороны в человеке. Чёрно-белую афишу сделал тушью и пером – коллаж с гравюрой Albrecht Dürer "Adam and Eve", расходящиеся вертикально и горизонтально лучи-тени от которой представляли ярко-выраженный крест. Реквизита практически не было, на сцене только актёры в обтянутых белых, светло-серых до чёрного трико. Активный цветной свет. Слов не было, только живое дыхание, стон, крик, движение и жест. Звучали Bach, Penderecki, Pink Floyd, Blood, Sweat & Tears, Emerson, Lake & Palmer, фрагменты рок-оперы "Jesus Christ Superstar", а также звучала живая скрипка c Vivaldi во время действия со сцены. Мучительная борьба Человека на протяжении всего хода действия со всевозможными обстоятельствами, как внутренним, так и внешними, с кратковременными неявными победами, в финале спектакля оканчивается прорывом всёпобеждающего Внутреннего Человека к Свету!
Через неделю группа распалась: кого-то забрали в армию, кто-то женился, кто-то уехал, а кто-то просто устал от напряжённой работы. Группа была не профессиональной, а самодеятельной, держалась на энтузиазме, над спектаклем трудились в свободное от учёбы или работы время. После этого стал готовиться в художественный институт.
Такое длинное вступление привожу для того, чтобы стало понятно, что идея проведения публичной выставки в советское время, тематически связанной с Теософией, с именами Блаватской, Рерихов и Великих Учителей, была бы безумством и самоубийством, при этом невинно пострадали бы многие близкие люди: от партийных и комсомольских взысканий и выговоров с занесением в личное дело, неполучения премий до увольнений с мест учёбы или работы без возможности последующего трудоустройства, а далее статья за тунеядство и срок. Поэтому главными были постоянный самоконтроль и осторожность, а в обычной жизни, для всех – ты простой советский человек! Да, именно так.
Итак, идея выставки родилась.
Эта идея имела лишь неоформленное желание и вначале заключалась всего в двух словах: «выставка» и «Блаватская». В голове автора идеи, о которой было упомянуто выше, была прочтённая биография, а у меня в наличии крайне плохие книжные иллюстрации, не годные для фотоувеличения. Нужно было найти основу фотовыставки – фотоматериал, близкий к оригиналам, не прошедший стадии многократного фотокопирования.
Известно, что фотографии хорошего качества должны быть у издателей биографических книг. Одним их активных в то время было теософское общество «Сфера», издававшее серию «Белый Лотос», в конце книг всегда был адрес. Недолго думая, отправился в Москву. Приехав по адресу, меня дружелюбно встретили несколько человек. Помещение, в которое я попал, не было похоже на бюрократические советские издательства, здесь чувствовалась доброжелательная атмосфера. Несколько потёртых столов с книгами, небольшая библиотека с ценнейшими книгами и отзывчивые люди. Представившись и, объяснив намерения своего приезда: желание сделать фоторепродукции из книг, близких к первоисточникам для подготовки выставки, я также пояснил, что у меня в наличии есть необходимая фотоаппаратура. Без лишних слов меня провели в библиотеку, и, показав полку с англоязычными биографическими изданиями о Е.П. Блаватской, оставили наедине с книгами. Я был поражён такой неожиданной удаче: увидеть в этих книгах нужные мне фотографии отличного качества. Фотографировал много и всё подряд, делая дубли. Меня не беспокоили. Прошёл почти час. Поблагодарив, попрощался и вечерним поездом, счастливый, вернулся домой.
По приезду были отпечатаны контрольные фотографии, потом к ним началась подборка текста, которую на себя взяла автор идеи.
В 1995 своего компьютера ещё не было, интернета в стране тоже. Была произведена аналоговая печать фотографий выставочного размера и тонированы в сепию, рукописный текст набран на компьютере в одном из издательств, распечатан на лазерном принтере, изготовлены и собраны планшеты.
В процессе подготовки выставки очень серьёзно встал вопрос о нашей правомочности выставления на всеобщее обозрение портретов Великих Учителей Мории и Кут Хуми. Вопрос разрешился фактом выставленных к тому времени похожих Портретов Великих Учителей в Международном центре Рерихов, а также убедительный и утверждающий фрагмент из книги «Братство Грааля» Рихарда Рудзитиса, писавшего в согласовании с Еленой Ивановной Рерих:
«Учения Востока говорят, что теперь, на пороге новой ступени сознания человечества, Братство решило вновь явить свой лик – показать народам Земли, что оно существовало испокон веков и до завершения эволюции планеты неизменно будет пребывать на своём высоком дозоре во благо восхождения человечества, как его незримый Друг и Воспитатель».
Было решено ещё раз открыто и публично заявить о существовании Великого Белого Братства, Великих Учителей и их Упасике (ученице) – Елене Петровне Блаватской, о её великом подвиге, длиною в целую жизнь.
Администраторы и чиновники не шли на контакт с частными лицами, а только с представителями организаций. Для преодоления бюрократических барьеров была произведена регистрация общественной организации «Мир Культуры», а с этим устав, печать, бухгалтерия, ежеквартальные отчёты в налоговую инспекцию. Ну, да ладно. Было найдено помещение, достигнута договорённость и выставка расположилась в нижегородском государственном литературно-мемориальном музее Н.А. Добролюбова. Об открытии выставки было оповещено в местных газетах, на телевидении и по радио.
Первыми посетителями были приглашённые члены Нижегородского Теософско-Рериховского общества и заранее оповещённые знакомые. Посетителей было немного, некоторые оставляли записи в гостевой книге, в ней был крупно написан номер нашего контактного телефона, на столе лежали визитки, однако ни один человек после выставки нам не позвонил.
Новые планы пытались родиться, но подобных выставок не было. Общественной организации «Мир Культуры» уже не существует. Настало время, когда любую книгу для чтения по теософии легко найти, стоит лишь в поисковой строке компьютера набрать её название и она через секунду появится перед глазами. При этом надо знать, помнить и каждый раз с благодарностью относиться к тем, кто создаёт эти интернет-проекты и поддерживает их своим ежедневным и постоянным, кропотливым и настойчивым, упорным и самоотверженным трудом. А также нам надо постоянно помнить о том, что не только книги, которые даются нам, «нерадивому человечеству» через Великих Проводников, но и все достижения науки и техники, в том числе и компьютеры, и интернет, всё даётся через более или менее продвинутых посредников – учёных и изобретателей, способных, в углублённом изучении своих научных проблем, улавливать пространственную мысль от Старших Братьев человечества, получать при этом нобелевские и прочие премии, тешить своё самолюбие, но в любом случае работать на благо всего человечества в целом, для развития совершенного человека, тем самым, неосознанно помогать Великим Учителям. Всё это и для всех нас, изучающих Теософию и, я убеждён, стремящихся к Всемирному Братству!
А теперь, после такого длинного вступления, добро пожаловать на выставку.
Афиша выставки у входа в Дом-музей.
Выставочный зал.
Сноски
- ↑ Письмо Е.И. Рерих от 8 сентября 1934 года.
- ↑ «Индийские йоги – кто они?», док. фильм, реж. А. Серебренников. 1979. Цитата д.ф.н. В.В. Бродова.
- ↑ «Индийские йоги – кто они?», док. фильм, реж. А. Серебренников. 1979. Финал.
- ↑ ИЯЭиТФ НГТУ им. Р.Е. Алексеева.
- ↑ Сарвепалли Радхакришнан. Индийская Философия, т. I. L., 1927 (М., 1956); скачать т.I. т. II. L., 1931 (М., 1957). скачать т.II.
- ↑ Диалектический материализм – Википедия.
- ↑ Исторический материализм – Википедия.
- ↑ Политическая экономия – Википедия.
- ↑ Научный коммунизм – Википедия.
- ↑ Арнольд Э. - Свет Азии – Библиотека Теопедии.
- ↑ Герман Гессе «Игра в бисер».
- ↑ Ричард Бах «Чайка Джонатан Ливингстон».
- ↑ П.Ф. Беликов, В.П. Князева. «Рерих».
- ↑ Николай Рерих, «Алтай – Гималаи».
- ↑ Письма Елены Рерих, том 2, Uguns. 1940 г., Рига.
- ↑ Блаватская Е.П. Тайная Доктрина т.1, т.2.
- ↑ Modris Tenisons – Wikipedia.
Модрис Тенисон (Modris Tenisons) – Кино-Театр. - ↑ Музей Чюрлёниса (Каунас) – Википедия.