Изменения

{{Стиль С-ТД. Буква в комментарии|b) }}Идея «Вечного Не-Бытия», которое есть «Единственное Бытие», покажется парадоксом каждому, кто не помнит, что наши представления о Бытии ограничены сознанием нашего нынешнего существования, делая термин «бытие» специфическим вместо универсального. Нерождённый младенец, если бы он мог думать в нашем понимании этого термина, неизбежно и подобным же образом ограничил бы своё представление о Бытии лишь одною известною ему жизнью в утробе матери; и если бы он попытался выразить в своём сознании представление о жизни после рождения (смерти для него), то за отсутствием данных для этого, также и способностей постижения подобных данных, он, по всей вероятности, выразил бы эту жизнь, как «Не-Бытие, которое есть Истинное Бытие». В нашем случае Единственное Бытие является нуменом всех нуменов, долженствующих, как мы это знаем, лежать в основе феноменов и снабжать их тою тенью реальности, которую они имеют, но для постижения которой мы не имеем, сейчас, ни надлежащих чувств, ни познавательных способностей. Неосязаемые атомы золота, рассеянные в тонне златоносного кварца, могут быть неприметны невооружённому глазу рудокопа, всё же, он знает, что они не только находятся там, но, именно, лишь они придают его кварцу некую ценность; и это отношение золота к кварцу может слегка передать отношение нумена к феномену. Но рудокоп знает, как будет выглядеть золото по извлечении его из кварца, тогда как простой смертный не может сложить представления о реальности вещей, отделённых от майи, закрывающей их завесой и в которой они скрыты. Только посвящённый, обогащённый знанием, приобретённым бесчисленными поколениями его предшественников, направляет «Глаз Дангмы» на суть вещей, на которую никакая майя не может влиять. Именно тут учения эзотерической философии в связи с ниданами и четырьмя истинами приобретают величайшее значение, но они хранятся втайне.

{{Стиль С-ТД. Буква в комментарии|b) }}Идея «Вечного Не-Бытия», которое есть «Единственное Бытие», покажется парадоксом каждому, кто не помнит, что наши представления о Бытии ограничены сознанием нашего нынешнего существования, делая термин «бытие» специфическим вместо универсального. Нерождённый младенец, если бы он мог думать в нашем понимании этого термина, неизбежно и подобным же образом ограничил бы своё представление о Бытии лишь одною известною ему жизнью в утробе матери; и если бы он попытался выразить в своём сознании представление о жизни после рождения (смерти для него), то за отсутствием данных для этого, также и способностей постижения подобных данных, он, по всей вероятности, выразил бы эту жизнь, как «Не-Бытие, которое есть Истинное Бытие». В нашем случае Единственное Бытие является нуменом всех нуменов, долженствующих, как мы это знаем, лежать в основе феноменов и снабжать их тою тенью реальности, которую они имеют, но для постижения которой мы не имеем, сейчас, ни надлежащих чувств, ни познавательных способностей. Неосязаемые атомы золота, рассеянные в тонне златоносного кварца, могут быть неприметны невооружённому глазу рудокопа, всё же, он знает, что они не только находятся там, но, именно, лишь они придают его кварцу некую ценность; и это отношение золота к кварцу может слегка передать отношение нумена к феномену. Но рудокоп знает, как будет выглядеть золото по извлечении его из кварца, тогда как простой смертный не может сложить представления о реальности вещей, отделённых от майи, закрывающей их завесой и в которой они скрыты. Только посвящённый, обогащённый знанием, приобретённым бесчисленными поколениями его предшественников, направляет «Глаз Дангмы» на суть вещей, на которую никакая майя не может влиять. Именно тут учения эзотерической философии в связи с ниданами и четырьмя истинами приобретают величайшее значение, но они хранятся втайне.