Блаватская Е.П. - История одной планеты

ИСТОРИЯ ОДНОЙ ПЛАНЕТЫ

Ни одна звезда из мириадов, сияющих на огромном полотне ночного неба, не может состязаться в яркости с планетой Венерой. Ей уступает даже Сириус-Сотис — собачья звезда, возлюбленная Изидой. Венера — настоящая царица всех наших планет, жемчужина в венце нашей Солнечной системы. Эта прекрасная утренняя и вечерняя звезда вдохновляет поэтов и сопутствует одинокому пастырю. Но не будем забывать, что

Звезды не только светят, но и учат,

хотя их тайны до сих пор неведомы большинству людей, включая астрономов. Поистине, они — «и красота, и тайна». Однако, если верить Байрону, «обычно полагают, что там, где тайна, всегда таится зло». Таким образом, извращенное злобой человеческое воображение смогло разглядеть зло даже в этих ясных глазах, глядящих на наш мир сквозь пелену эфира. Следовательно, жертвами клеветы и наговоров могут быть не только отдельные мужчины и женщины, но и целые звезды и планеты. Известно, что репутация и сама судьба человека или группы людей часто приносятся в жертву интересам другого человека или группы людей. И эта несправедливая практика, увы, имеет место не только внизу, на земле, но уже распространилась и на небеса, ибо Венера — сестра нашей Земли — оказалась принесенной в жертву нашей маленькой планете ради вящего утверждения ее «богоизбранности». Венере была уготована роль козла отпущения, Азазэля звездного неба, взявшего на себя грехи Земли, или, вернее, грехи одного из сословий рода человеческого — духовенства, оклеветавшего прекрасное светило с низменною целью: принизив ярчайшую из планет, возвысить себя и укрепить власть над суеверной и невежественной толпой, сделав свое могущество фактически незыблемым.

Это произошло в средние века. И теперь грех лежит у порога христианства — грех его научных вдохновителей, возведших заблуждение в ранг религиозной догмы (что, впрочем, можно назвать скорее правилом, нежели исключением).

В самом деле, весь небесный мир, планеты и их владыки, древние боги поэтического язычества — Солнце, Луна, стихии и все неисчислимое сонмище миров (во всяком случае, те из них, которые были известны отцам церкви) — разделили ту же участь. Их всех оболгали и унизили, руководствуясь одним лишь неукротимым желанием — во что бы то ни стало доказать, что одна маленькая теологическая система, созданная на основе и из исходного материала все того же язычества, является единственно правильной и священной, а все, что предшествовало ей или появилось позже, целиком и полностью ошибочно. Нам предлагают уверовать в то, что Солнце и звезды и даже сам воздух очистились и «спаслись» от первородного греха и сатанинского языческого элемента лишь после 1 г. н.э. Схоластам и схолиастам, чья природа «не приемлет ни кропотливого исследовательского труда, ни последовательных умозаключений», удалось-таки доказать, на радость непогрешимой церкви, что до Рождества весь Космос находился под властью Сатаны (довольно сомнительный комплимент в адрес Бога!); и христианам пришлось поверить этому под страхом осуждения. Никогда утонченная софистика и казуистика не проявляли столь явственно свое истинное лицо, как в случае с экс-сатанизмом и последующим «спасением» различных небесных тел. И прекрасная, но несчастная Венера пострадала в этой войне с так называемыми божественными аргументами в гораздо большей степени, нежели ее звездные коллеги.

Но в то время как история прочих шести планет — их постепенного преображения из греко-арийских богов в семитских демонов и, наконец, в «божественные атрибуты семи очей Господа» — известна лишь образованным людям, история Венеры-Люцифера уже давно стала домашней притчей чуть ли не во всех, даже самых безграмотных семьях в римско-католических странах.

И все же ради тех, кто, возможно, не знаком с этим разделом астральной мифологии, воспроизведем этот сюжет еще раз.

Венера, которую Пифагор называл за ее неповторимую яркость sol alter, не могла не привлекать самого пристального внимания древних теогонистов. Прежде чем Венера стала называться Венерой, в до-гесиодовской теогонии ее называли Эосфором (или Фосфором) и Геспером, детьми зари и сумерек. Более того, у Гесиода эта планета разделена на два божественных существа. Это два брата: Эосфор (на латыни Люцифер) — утренняя звезда, и Геспер — вечерняя звезда. Они — дети Астрея и Эос, звездного неба и зари, а также Кефала и Эос (Theog., 378-382; Hyginus, Poeticфn Astronomicфn, II, XLII). Преллер, цитируя Дешарма, называет Фаэтона идентичным Фосфору, или Люциферу (Griechische Mythologie, I, 365). И, ссылаясь на авторитет Гесиода, добавляет, что Фаэтон был сыном все тех же вышеупомянутых божеств — Кефала и Эос.

Когда Фаэтон, или Фосфор, «яркое утреннее светило», был еще юношей, его увезла Афродита (Венера), чтобы сделать ночным сторожем своего святилища (Theog., 986-991). Он был «звездой светлой и утренней» (см.: Отк., XXII, 16), которую возлюбила за яркий свет богиня зари Аврора; постепенно затмевая сияние своего возлюбленного, богиня как бы похищает звезду, чтобы затем снова возвратить ее на вечерний горизонт, где она охраняет небесные врата. Ранним утром Фосфор, «выйдя из вод Океанских, священную в небо возносит главу, дабы всем возвестить света божественного приближенье». (Илиада, XXIII, 226; Одиссея, XIII, 93-94; Virgil, Aeneid, VIII, 589; Decharme, Mythologie de la Grece Antique, p. 247.) С факелом в руке он летит сквозь космос перед колесницей Авроры. А вечером он становится Геспером — «самой прекрасной звездою из всех, что сияют на небе» (Илиада, XXII, 317-318). Он — отец Гесперид, охраняющих вместе с драконом золотые яблоки; прекрасный гений с ниспадающими золотыми локонами, воспетый и прославленный во всех древних эпиталамах (свадебных песнях как греков-язычников, так и ранних христиан). Когда ночь подходит к концу, он возглавляет свадебный кортеж, чтобы доставить новобрачную в объятия ее жениха. (Decharme, Mythologie de la Grece Antique, p. 248.)

Пока, как видим, не заметно никакого сближения и никакой аналогии между поэтической персонификацией звезды (чисто астрономическим мифом) и сатанизмом христианской теологии. Напротив, описание планеты под именем Геспера (вечерней звезды) и тесная связь последнего с греческим эдемским садом и охраняющим его драконом навевают, при наличии достаточной свободы воображения, до боли знакомые ассоциации с третьей главой книги «Бытие». Но этого явно недостаточно для оправданного возведения теологической стены из клеветы и искажений, призванной полностью отделить христианство от язычества.

Но из всех греческих эвгемеризаций Люцифер-Эосфор является, возможно, самым сложным для истолкования. У римлян планета стала Венерой, или Афродитой-Анадиоменой — рожденной из пены богиней, Божественной Матерью, тождественной финикийской Астарте и еврейской Астарот. Всех их связывали с Утренней Звездой и называли Девами Моря, или Mar (отсюда — Мария), Великой Бездны. Все эти титулы применяются ныне римской церковью по отношению к христианской Деве Марии. Все эти древние богини были связаны с луной и полумесяцем, с драконом и планетой Венерой. Но эти же атрибуты относятся и к матери Христовой. И если финикийские мореплаватели, руководствовавшиеся в своих странствиях вечерней и утренней звездой («оком их богини-матери», служившим им маяком), укрепляли на носу судов изображения богини Астарты (или Афродиты, Венеры Эрикинии), то разве не то же по сути делают по сей день моряки-католики, устанавливающие на носу кораблей Мадонну — благословенную Деву Марию, именуемую также «Девой Морской»? Признанная покровительница христианских моряков, их звезда — «Stella Del Mar»... изображается стоящей на полумесяце. Подобно древним языческим богиням, она тоже «Царица Небесная» и тоже «Утренняя Звезда».

Объясняет это что-нибудь или нет — пусть решает сам читатель. Мы же добавим, что Венера-Люцифер не имеет ничего общего с тьмою, ибо она — свет. Само слово «люцифер» означает «светоносный», подразумевая первый направленный луч, разрушающий губительную беспросветность ночи. Когда же планету-звезду назвали Венерой, она превратилась в символ зари, стала целомудренной Авророй. Профессор Макс Мюллер небезосновательно предполагает, что Афродита, рожденная из моря, является персонификацией утренней зари — самого красивого в природе зрелища (Lectures on the Science of Language, II, p. 408-409), поскольку до своей ассимиляции греками Афродита была персонификацией Природы, жизнью и светом языческого мира, что подтверждается восторженным обращением Лукреция к Венере, которое цитирует в своем сочинении Дешарм. Это божественная Природа во всей своей полноте; Адити-Пракрити до того, как она превратилась в Лакшми. Это та Природа, пред величественным и светлым ликом которой «улетают ветры, умиротворенное небо изливает потоки света и улыбаются морские волны» (Лукреций).

Когда же ее отождествляли с сирийской богиней Астартой (Иеропольской Астарот), сияющая планета персонифицировалась как величественная женщина, держащая в одной руке факел, а в другой — крестообразный жезл с изогнутым навершием. (См.: Lucian, De Dea Syria; Cicero, De Natura Deorum, lib. III, cap. XXIII.) Наконец, астрономически планета изображается в виде шара, установленного на вершине креста — символа, с которым не пожелал бы соседствовать ни один дьявол; тогда как планета Земля изображается в виде сферы, расположенной под крестом.

Но эти кресты никак не могут быть христианскими символами; в них мы видим египетский крукс ансата — атрибут Изиды (Венеры, Афродиты, словом — Природы) или планету . Изображение Земли в виде перевернутого крукс ансата также имеет огромное оккультное значение, на котором, впрочем, нет необходимости останавливаться в настоящий момент.

Что же говорит по этому поводу церковь, и как она объясняет сие «несовместимое сочетание»? Церковь верит в дьявола и, разумеется, не захочет расстаться с ним. «Дьявол — один из основных столпов веры», — нимало не краснея, признается поборник Ecclesia Militans.

Все александрийские гностики говорят нам о падении эонов и плером, и все они связывают это падение с желанием знать, —

пишет другой доброволец из той же самой армии, как обычно, клевеща на гностиков и отождествляя желание знать (или оккультизм, магию) с сатанизмом. И тут же цитирует текст «Philosophie de l’Histoire» Шлегеля, дабы показать, что семь руководителей (планет) «Поймандра»,

посланные Богом разделить проявленный мир на семь кругов, влюбились в свою собственную красоту; и это самопоклонение приобрело такие масштабы, что в конце концов привело их к падению.

Таким образом, ангелы согрешили, и самое прекрасное из творений Господних «восстало против своего Создателя». Это творение, следуя теологической фантазии, и есть Венера-Люцифер, или, вернее, Дух или Владыка этой планеты, оживляющий ее. Данное учение основывается на следующем рассуждении. Трое главных героев звездной катастрофы, описанной в «Откровении», согласно свидетельству отцов церкви, суть «Verbum, Люцифер, его похититель, и великий Архангел, победивший Люцифера». Их «чертоги» (астрологи называют их «домами») расположены на Солнце, Венере-Люцифере и Меркурии, что совершенно очевидно, поскольку расположение этих небесных тел в Солнечной системе соответствует иерархическому расположению «героев» главы XII «Откровения», а «их имена и судьбы» (?) тесно связаны в теологической (экзотерической) системе «с этими тремя великими метафизическими названиями». (De Mirville, Memoire addressed to the Academy, vol. IV, p. 159-160.)

В результате этого теологического предания, Венера-Люцифер была превращена в сферу и владение падшего архангела-сатаны до его отступничества. А необходимость привести это заявление в соответствие с тем фактом, что метафора «Утренняя Звезда» применяется также и к Иисусу и к его непорочной матери и что планета Венера-Люцифер входит к тому же в число «звезд» семи планетарных духов, коих почитают под другими именами приверженцы римско-католической церкви, побудила поборников латинских догм и верований выдвинуть следующее объяснение:

Люцифер — завистливый сосед Солнца [Христа] — сказал себе в великой гордыне своей: «Я поднимусь так же высоко, как и оно!» Но Меркурий [Св. Михаил] не дал ему исполнить задуманное, хотя и его сияние тоже затмевают ослепительные лучи Солнца, и даже больше, нежели свет Люцифера; и теперь Меркурий — единственный, кому доверено приближаться к Солнцу и быть стражем славы его. (De Mirville, Des Esprits, etc., vol. IV, p. 160.)

Но если эти учения теологического христианства верны, то речь может идти скорее о стражах его «бесславия».

Однако здесь не замедлило проявиться раздвоенное копыто иезуита. Рьяный защитник римско-католического демонопоклонства и в то же время поборник культа семи планетарных духов делает вид, что его очень удивляют совпадения, существующие между древними языческими и христианскими преданиями, между сказкой о Меркурии и Венере и исторической правдой о Св. Михаиле «ангеле лица» — земном двойнике, или ferouer Христа. Об этих совпадениях он говорит следующее:

... подобно Меркурию, архангел Михаил — друг Солнца, его ferouer, можно даже сказать — его Митра, ибо Михаил — психопомпический гений, провожающий отлетевшие от тел души в предназначенные для них обители, и, подобно Митре, он — известный противник демонов. (De Mirville, Des Esprits, etc., vol. IV, p. 160.)

В качестве подтверждения процитированного выше вывода приводится недавно обнаруженная (Хвольсоном) книга набатеев, в которой зороастрийский Митра назван «великим недругом планеты Венеры». (De Mirville, Des Esprits, etc., vol. IV, p. 160.) В этом что-то есть. Какое откровенное признание абсолютного тождества небесных персонажей, а также наличия заимствований из самых разных языческих источников! Весьма любопытное, хотя и несколько бессовестное. Как в более древней маздеистской аллегории Митра завоевывает планету Венеру, так и в христианской традиции Михаил поражает Люцифера и оба победителя получают в качестве боевого трофея планету побежденного божества.

Митра владел в древние времена [сообщает Деллингер] звездой Меркурий, расположенной между Солнцем и Луной, но затем получил планету побежденного и с момента своей победы отождествляется с Венерой. (Paganisme et Judaisme, vol. II, p. 109.)

В христианской традиции, — добавляет ученый маркиз Мирвиль,

...Св. Михаилу были дарованы на Небесах трон и чертог поверженного им врага. Более того, подобно Меркурию — [демоно-]богу, коему в золотые для него времена язычества были посвящены все мысы на земле, в нашей религии Архангел является святым покровителем все тех же мысов. (De Mirville, Des Esprits, etc., vol. IV, p. 160, 162.)

А это значит (если это вообще хоть что-нибудь да значит), что сейчас (по крайней мере) Люцифер-Венера является священной планетой, не имеющей ничего общего с Сатаной, коль скоро ее законным наследником стал Cв. Михаил.

Следом за вышеупомянутой ремаркой идет достаточно хладнокровный вывод:

Очевидно, что язычество использовало [причем намного раньше], и довольно умело, все основные черты и характеристики князя лица Господня [Михаила], применив их к Меркурию, египетскому Гермесу-Анубису и гностическому Гермесу-Христу. Каждый из них исполнял функции первого божественного советника и считался богом, ближе всех стоявшим к солнцу, quis ut Deus. (De Mirville, Des Esprits, etc., vol. IV, p. 160.)

Уточним только, что это Св. Михаил позаимствовал со временем все указанные титулы и атрибуты. Это добрые отцы церкви и мастера-масоны из храма церковного христианства хорошо знали, как использовать языческий материал для своих новых догматов.

Достаточно изучить некоторые египетские картуши, на которые указывал еще Розеллини («Egypte», vol. I, p. 283), чтобы обнаружить в них Меркурия (двойника Сириуса в нашей Солнечной системе) под именем Сотис, коему неизменно предшествуют такие титулы, как «sole» и «solis custode, o sostegno, dei dominati... il forte, grande dei vigilanti» — «страж солнца, охранитель царств и сильнейший из всех неусыпно бодрствующих». Все эти эпитеты и атрибуты связываются ныне с Архангелом Михаилом, унаследовавшим их от демонов язычества.

Более того, те, кто бывал в Риме, могут подтвердить удивительный факт присутствия в Ватикане статуи Митры в качестве одного из известнейших христианских символов. Для мистиков это предмет особой гордости. Они усматривают

...в его львиной голове и орлиных крыльях, присущих храброму Серафиму, повелителю пространства [Михаилу]; в его кадуцее, копье, в двух обернувшихся вокруг него змеях борьбу доброго и злого начал, а в двух ключах, которые упомянутый Митра держит, подобно Св. Петру, — ключи, которыми Серафим-покровитель последнего открывает и закрывает Небесные врата, astra cludid et recludid. (De Mirville, Des Esprits, etc., vol. IV, p. 162.)

Подводя итог вышесказанному, мы можем утверждать, что теологический роман о Люцифере основан на различных мифах и аллегориях языческого мира и что это — не переданная через откровение догма, но чисто человеческое изобретение, призванное поддержать суеверие.

Меркурий является одним из приближенных к Солнцу или египетских кинокефалов (дословно — сторожевых псов Солнца); другим является Эосфор — самая яркая из планет, «qui mane oriebaris», рано встающая, или по-гречески — ορθρινος. Она идентична Амону-Ра, египетскому светоносцу, и называется всеми народами «вторым порождением света» (первое — Меркурий), началом его (Солнца) путей мудрости (Архангела Михаила также называют principum viarum Domini).

Так чисто астрономическая персонификация, основанная на оккультном значении, которое, похоже, никто за пределами сферы восточной мудрости так и не смог разгадать, превратилась в религиозную догму, неотъемлемую часть христианского откровения. Но неуклюжая замена персонажей явно не в состоянии убедить людей вдумчивых в том, что в одну и ту же троицу могут входить, с одной стороны, Слово или Иисус, Бог и Михаил (с дополняющей их иногда Пречистой Девой) и, с другой стороны, Митра, Сатана и Аполлон-Абаддон (и все это исключительно по прихоти и собственному почину римско-католических комментаторов). Если Меркурий и Венера (Люцифер) являются (в астрономическом плане, благодаря их орбитам и расположению относительно Солнца) символами Бога-Отца, Сына и их викария Михаила — Победителя Дракона в христианском предании, то как же мы можем называть Аполлона-Абаддона — Повелителя Бездны, Люцифера, Сатану или Венеру демонами и дьяволами? И если нам говорят, что победитель или Меркурий-Солнце, или тот же Св. Михаил из «Откровения», получил в награду за свой подвиг имущество поверженного ангела, а именно — его планету, то почему позор и посрамление до сих пор должны преследовать очищенное таким образом светило?

Люцифер стал теперь «Ангелом Лица Господня», поскольку «это лицо отражается в нем». А по нашему мнению — прежде всего потому, что поток солнечных лучей, отражаемых поверхностью Меркурия, в семь раз интенсивнее того, что достигает нашей Земли, и вдвое сильнее светового потока, освещающего поверхность Люцифера-Венеры.

Таким образом, у христианского символа снова обнаруживается астрономическое происхождение. Однако и с астрономической, и с мистической, или символической, точки зрения Люцифер так же безупречен, как и любая другая планета. И выдвигать в качестве доказательства его демонической природы и тождества с Сатаной очертания полумесяца Венеры, напоминающие отломанный рог, — форменная чушь. А связывать это явление с «мистическим драконом» из «Откровения» и его рогами, «один из которых оказался отломанным», как это утверждают два французских демонолога — маркиз де Мирвиль и шевалье де Мюссо, поборники воинствующей церкви, и надеяться, что современный читатель — читатель второй половины нынешнего столетия — поверит в это, равносильно оскорблению общественного вкуса.

И кроме того, у дьявола не было никаких рогов вплоть до IV века христианской эры. Это чисто патристическое изобретение, вызванное стремлением связать бога Пана и языческих фавнов и сатиров с сатанинским преданием христианства. Демоны язычества были такими же безрогими и бесхвостыми, как и сам Архангел Михаил в представлении своих почитателей. В языческом символизме «рога» были признаком божественной власти и творческих способностей, а также символом плодородия в природе. Отсюда бараньи рога Амона, Бахуса и Моисея на древних изображениях, коровьи рога у Изиды и Дианы, и т.д., и т.п., и даже у самого Господа Бога пророков Израиля. Ибо Аввакум свидетельствует о том, что «избранному народу» этот символизм был так же близок, как и язычникам. В главе III, 3-4, этот пророк говорит о «Святом — от горы Фаран» и о Господе Боге, «от Фемана грядущем», добавляя, что «блеск [Его славы] — как солнечный свет», а «от руки Его лучи (рога), и здесь тайник Его силы».

И наконец, прочитав текст «Книга пророка Исаии» в его еврейском оригинале, можно убедиться в том, что в главе XIV, 12, речь идет вовсе не о Люцифере, но просто о «яркой звезде» — חילל, Хиллель. И невозможно не удивляться тому, что даже образованные люди конца нашего столетия настолько невежественны, что до сих пор связывают ярчайшую из планет (равно как и многие другие объекты и явления в природе, по аналогичным причинам) с дьяволом!

Сноски

---

Издания

• «Lucifer», vol. I, № 1, September, 1887, p. 15—22 (первая публикация)
• Блаватская Е.П. - Наука жизни, M., Сфера, 1999. С. 8—22. Пер. Ю.А.Хатунцева (первая публикация на русском языке)
• Блаватская Е.П. - Происхождение Начал, М., Сфера, 2006