Синнетт А.П. - Ранний период теософии в Европе: различия между версиями

Под этим обозначением мы встречались около двух лет в комнатах Королевского Азиатского Общества на Олбермарл стрит. Всё это время я оставался в контакте с Учителями через очень эффективный канал коммуникации, и пришло время, когда мне дали увидеть, что это ненормальное компромиссное решение может закончиться. Я решил восстановить свою связь с организованным Теософическим Обществом. Я был восстановлен своей прежней должности вице-президента, и постарался убедить Элевсинское Общество восстановить свою прежнюю хартию как Лондонской ложи Т.О. Некоторые согласились, а другие отказались. Лондонская ложа была переучреждена по специальной хартии, выпущенной управляющим советом в Адьяре, и постепенно весь «элевсинский» эпизод почти забылся, за исключением нескольких разорванных дружеских связей раннего периода, что стало для меня грустным воспоминанием о великом кризисе 1906 года.

Цель, которую я себе поставил – оставить после себя на благо будущих поколений теософов простой и правдивый рассказ о том, при каких обстоятельствах в западном мире началось это великое движение, чтобы по мере надобности исправить мифические представления об этом раннем периоде, которые склоны возникать позже среди новых приверженцев движения, лично не знавших тех человеческих посредников, которые применялись в начале настоящими Основателями теософического движения, работающими на сверхфизических планах деятельности. Ошибки людей, выступавших посредниками, снова и снова грозили обрушить всё предприятие. Немногие из нас, связанных с самым началом движения, смогли избежать ошибок полностью, но завершая этот набросок обзора ошибок и успехов, хочу заметить, что эта история знакомит читателя с одной личностью, совсем неизвестной миру теософов в целом, чей вклад в ранние этапы работы представляется мне, оглядываясь назад, совершенно незапятнанным ошибками – с моей женой. История, которую мне пришлось рассказать, показывает, как нам с женой была предоставлена честь запускать теософическое движение в Европе, ибо то, что было сделано там до 1883 года, никак не обещало прочного долголетия. Я – и едва ли кто-либо ещё из ещё живущих – могу оценить ценность её влияния в то время, пока наш дом был центром, вокруг которого вращалась вся теософическая деятельность того периода. И это влияние было столь эффективным, как, похоже, я теперь вижу, потому что оно не была тронуто и малейшим желанием признания. В натуре моей жены не было даже зародыша себялюбия, на котором могут играть злые влияния, вызывая неверные действия, тогда как если в людях, с которыми ей приходилось иметь дело, были зародыши чего-то правильного, её влияние пестовало и взращивало их замечательным образом, как я стал понимать в эти последующие годы, прошедшие с её ухода. Свойство, которое способствовало упомянутым мною результатам, состояло в том, что она была самым правдивым человеком, которого я только знал, неспособным на любую форму обмана, что производило на других впечатление даже большее, чем они сами понимали.