Блаватская Е.П. - ТД (ред.21в) т.3 гл.Введение: различия между версиями

м
нет описания правки
мНет описания правки
мНет описания правки
 
Строка 8: Строка 8:


{{Стр|1|}}
{{Стр|1|}}
{{Стиль А-Заголовок|Введение}}
{{Стиль А-Заголовок|Введение}}


Строка 16: Строка 17:
{{Стр|2|}}
{{Стр|2|}}


предположения или научного авторитета. И всё же, как бы не старались теософические писатели, ни материализм, ни доктринальный пиетизм не станут честно выслушивать их философию. Их учения будут систематически отвергаться и их теориям не дадут места даже в рядах научных однодневок, вечно сменяющих одна другую «рабочих гипотез» наших дней. Для сторонника «анималистической» теории наши космогенетические и антропогенетические теории в лучшем случае только «волшебные сказки». Ибо тем, кто хотели бы уклониться от какой бы то ни было нравственной ответственности, несомненно гораздо более удобно признать происхождение человека от общего обезьяньего предка и видеть своего брата в бессловесном, бесхвостом бабуине, нежели признать отцовство питров, «Сынов Бога», и опознать в качестве своего брата голодающего из трущоб.
{{Стиль А-Текст без отступа|предположения или научного авторитета. И всё же, как бы не старались теософические писатели, ни материализм, ни доктринальный пиетизм не станут честно выслушивать их философию. Их учения будут систематически отвергаться и их теориям не дадут места даже в рядах научных однодневок, вечно сменяющих одна другую «рабочих гипотез» наших дней. Для сторонника «анималистической» теории наши космогенетические и антропогенетические теории в лучшем случае только «волшебные сказки». Ибо тем, кто хотели бы уклониться от какой бы то ни было нравственной ответственности, несомненно гораздо более удобно признать происхождение человека от общего обезьяньего предка и видеть своего брата в бессловесном, бесхвостом бабуине, нежели признать отцовство питров, «Сынов Бога», и опознать в качестве своего брата голодающего из трущоб.}}


{{Стиль А-Цитата|«Назад, не подходите! – кричат в свою очередь пиетисты. – Из почтенных, посещающих церковь христиан, вы никогда не сделаете эзотерических буддистов!?»}}
{{Стиль А-Цитата|«Назад, не подходите! – кричат в свою очередь пиетисты. – Из почтенных, посещающих церковь христиан, вы никогда не сделаете эзотерических буддистов!?»}}
Строка 26: Строка 27:
{{Стр|3|Один ключ ко всем священным книгам}}
{{Стр|3|Один ключ ко всем священным книгам}}


других выдающихся философов, так же как и во всех священных писаниях мира, глубоко эзотерической аллегории и символизма. Другой целью является доказать, что ключ к толкованию, в таком виде, как он даётся Восточным индо-буддийским каноном оккультизма, подходящий к христианским евангелиям так же, как и к архаическим египетским, греческим, халдейским, персидским и даже еврейским Моисеевым книгам – должен быть общим для всех народов, как бы не различались их соответственные методы и экзотерические «маскировки». Эти наши претензии встречают яростный отпор со стороны некоторых передовых учёных нашего времени. В своих Эдинбургских Лекциях проф. Макс Мюллер отбросил это основное утверждение теософов, указывая на индусские Шастры и пандитов, которые ничего не знают о таком эзотеризме<ref>В наше время большинство пандитов ничего не знают об эзотерической философии, так как они утеряли ключ к ней; всё же ни один из них, если честен, не станет отрицать, что «упанишады», и в особенности «пураны», аллегоричны и символичны; также и того, что в Индии всё ещё остались несколько великих учёных, которые могли бы, если захотели, дать им ключ для таких истолкований. Также они не отрицают действительного существования махатм – посвященных йогов и адептов – даже в этом веке кали юги.</ref>. Этот учёный санскритолог в столь многих словах заявил, что нет никакого эзотерического элемента, нет скрытого значения или «маскировок» ни в «пуранах», ни в «упанишадах». Принимая во внимание, что слово «упанишада» означает при переводе «Тайная доктрина», такое утверждение, мягко говоря, странное. Сэр М. Моньер Уильямс опять придерживается такого же мнения о буддизме. Послушать его, значит признать, что Готама Будда был враг любой претензии на эзотерические учения. Сам он никогда их не преподавал! Все такие «претензии» на оккультное знание и «магические силы» обязаны своим происхождением позднейшим архатам, последователям «Света Азии»! Проф. Б. Джовет, в свою очередь, так же презрительно обходит молчанием «абсурдные» толкования «Тимея» Платона и Книг Моисея неоплатониками. В Платоновских «Диалогах» нет и дуновения какого-либо восточного (гностического) духа мистицизма или какого-либо приближения к науке, говорит региус-профессор греческого языка. Наконец, в довершение всему этому, ассириолог проф. Сейс, хотя он не отрицает присутствия сокровенного значения в ассирийских табличках и клинописной литературе –
{{Стиль А-Текст без отступа|других выдающихся философов, так же как и во всех священных писаниях мира, глубоко эзотерической аллегории и символизма. Другой целью является доказать, что ключ к толкованию, в таком виде, как он даётся Восточным индо-буддийским каноном оккультизма, подходящий к христианским евангелиям так же, как и к архаическим египетским, греческим, халдейским, персидским и даже еврейским Моисеевым книгам – должен быть общим для всех народов, как бы не различались их соответственные методы и экзотерические «маскировки». Эти наши претензии встречают яростный отпор со стороны некоторых передовых учёных нашего времени. В своих Эдинбургских Лекциях проф. Макс Мюллер отбросил это основное утверждение теософов, указывая на индусские шастры и пандитов, которые ничего не знают о таком эзотеризме<ref>В наше время большинство пандитов ничего не знают об эзотерической философии, так как они утеряли ключ к ней; всё же ни один из них, если честен, не станет отрицать, что «упанишады», и в особенности «пураны», аллегоричны и символичны; также и того, что в Индии всё ещё остались несколько великих учёных, которые могли бы, если захотели, дать им ключ для таких истолкований. Также они не отрицают действительного существования махатм – посвященных йогов и адептов – даже в этом веке кали юги.</ref>. Этот учёный санскритолог в столь многих словах заявил, что нет никакого эзотерического элемента, нет скрытого значения или «маскировок» ни в «пуранах», ни в «упанишадах». Принимая во внимание, что слово «упанишада» означает при переводе «Тайная доктрина», такое утверждение, мягко говоря, странное. Сэр М. Моньер Уильямс опять придерживается такого же мнения о буддизме. Послушать его, значит признать, что Готама Будда был враг любой претензии на эзотерические учения. Сам он никогда их не преподавал! Все такие «претензии» на оккультное знание и «магические силы» обязаны своим происхождением позднейшим архатам, последователям «Света Азии»! Проф. Б. Джовет, в свою очередь, так же презрительно обходит молчанием «абсурдные» толкования «Тимея» Платона и Книг Моисея неоплатониками. В Платоновских «Диалогах» нет и дуновения какого-либо восточного (гностического) духа мистицизма или какого-либо приближения к науке, говорит региус-профессор греческого языка. Наконец, в довершение всему этому, ассириолог проф. Сейс, хотя он не отрицает присутствия сокровенного значения в ассирийских табличках и клинописной литературе –}}


{{Стиль А-Цитата|«Многие из священных текстов... написаны так, что понять их могут только посвящённые» –}}
{{Стиль А-Цитата|«Многие из священных текстов... написаны так, что понять их могут только посвящённые» –}}


всё же настаивает на том, что «ключи и толкования» к ним теперь находятся в руках ассириологов. Современные учёные, утверждает он, обладают ключами к истолкованию эзотерических записей,
{{Стиль А-Текст без отступа|всё же настаивает на том, что «ключи и толкования» к ним теперь находятся в руках ассириологов. Современные учёные, утверждает он, обладают ключами к истолкованию эзотерических записей,}}


{{Стиль А-Цитата|«Какими не обладали даже посвящённые жрецы (Халдеи)».}}
{{Стиль А-Цитата|«Какими не обладали даже посвящённые жрецы (Халдеи)».}}
Строка 42: Строка 43:
{{Стр|5|Предположения должны быть доказаны}}
{{Стр|5|Предположения должны быть доказаны}}


До нашей культурной эры наука была лишь названием; философия – заблуждением и западнёй. Согласно этим скромным претензиям современных авторитетов на обладание настоящей наукой и философией, Древо Познания только теперь выросло из мёртвых сорных растений суеверия, подобно тому, как из безобразной куколки появляется прекрасный мотылёк. Поэтому нам не за что благодарить наших праотцов. В лучшем случае, древние только приготовили плодородную почву, но именно современники стали теми сеятелями, которые посадили семена знания и тщательно вырастили те прекрасные растения, имя которым тупое отрицание и бесплодный агностицизм.
{{Стиль А-Текст без отступа|До нашей культурной эры наука была лишь названием; философия – заблуждением и западнёй. Согласно этим скромным претензиям современных авторитетов на обладание настоящей наукой и философией, Древо Познания только теперь выросло из мёртвых сорных растений суеверия, подобно тому, как из безобразной куколки появляется прекрасный мотылёк. Поэтому нам не за что благодарить наших праотцов. В лучшем случае, древние только приготовили плодородную почву, но именно современники стали теми сеятелями, которые посадили семена знания и тщательно вырастили те прекрасные растения, имя которым тупое отрицание и бесплодный агностицизм.}}


Однако, воззрения теософов не таковы. Они повторяют то, что было сказано двадцать лет тому назад. Недостаточно говорить о «нелепых концепциях некультурного прошлого» (Тиндаль); о «{{Вопрос|parler enfantin|детский лепет|[[Участник:Павел Малахов|Павел Малахов]] 07:24, 23 ноября 2019}}» ведических поэтов (Макс Мюллер); об «абсурдностях» неоплатоников (Джовет); и невежестве халдео-ассирийских посвящённых жрецов в отношении своих собственных символов по сравнению со знанием тех же символов британскими востоковедами (Сейс). Такие высказывания должны быть доказаны чем-то более существенным, чем голые слова этих учёных. Ибо никакое количество хвастливого высокомерия не может скрыть тех интеллектуальных рудников, из материалов которых выточены представления столь многих современных философов и учёных. Как много тех, из числа наиболее выдающихся европейских учёных, кто приобрели почёт и уважение за одно только переодевание идей этих древних философов, к которым они всегда готовы относиться с пренебрежением – об этом предоставляется судить беспристрастному потомству. Поэтому совсем недалеким от истины кажется утверждение в «Разоблаченной Изиде» о некоторых востоковедах и учёных теперь неупотребляемых языков, что в своем беспредельном высокомерии и самомнении они скорее утеряют логику и способность рассуждать, нежели согласятся, что древние философы знали что-либо такое, чего не знают наши современники.
Однако, воззрения теософов не таковы. Они повторяют то, что было сказано двадцать лет тому назад. Недостаточно говорить о «нелепых концепциях некультурного прошлого» (Тиндаль); о «детском лепете» (''parler enfantin'') ведических поэтов (Макс Мюллер); об «абсурдностях» неоплатоников (Джовет); и невежестве халдео-ассирийских посвящённых жрецов в отношении своих собственных символов по сравнению со знанием тех же символов британскими востоковедами (Сейс). Такие высказывания должны быть доказаны чем-то более существенным, чем голые слова этих учёных. Ибо никакое количество хвастливого высокомерия не может скрыть тех интеллектуальных рудников, из материалов которых выточены представления столь многих современных философов и учёных. Как много тех, из числа наиболее выдающихся европейских учёных, кто приобрели почёт и уважение за одно только переодевание идей этих древних философов, к которым они всегда готовы относиться с пренебрежением – об этом предоставляется судить беспристрастному потомству. Поэтому совсем недалеким от истины кажется утверждение в «Разоблачённой Исиде» о некоторых востоковедах и учёных теперь неупотребляемых языков, что в своем беспредельном высокомерии и самомнении они скорее утеряют логику и способность рассуждать, нежели согласятся, что древние философы знали что-либо такое, чего не знают наши современники.


Так как часть настоящего труда трактует о посвящённых и тайном знании, сообщаемом во время мистерий, то в первую очередь следует рассмотреть утверждения тех, кто вопреки факту, что Платон был посвящённый, заявляют, что в его трудах невозможно отыскать какого-либо скрытого мистицизма. Среди нынешних учёных по греческой и санскритской литературе слишком много таких, которые склонны отказываться от фактов в пользу своих собственных предвзятых теорий, обоснованных на личном предрассудке. При каждой возможности они удобно забывают не только многочисленные изменения в языке, но также и то, что аллегорический стиль писаний философов древности и секретность мистиков имели свое {{Стиль С-Язык иностранный|raison d'être}}<ref>{{Стиль А-Прим. ред.|raison d’être (фр.) – право на существование; разумное основание, смысл; причина существования}}</ref>; что, как дохристианские, так и послехристианские  
Так как часть настоящего труда трактует о посвящённых и тайном знании, сообщаемом во время мистерий, то в первую очередь следует рассмотреть утверждения тех, кто вопреки факту, что Платон был посвящённый, заявляют, что в его трудах невозможно отыскать какого-либо скрытого мистицизма. Среди нынешних учёных по греческой и санскритской литературе слишком много таких, которые склонны отказываться от фактов в пользу своих собственных предвзятых теорий, обоснованных на личном предрассудке. При каждой возможности они удобно забывают не только многочисленные изменения в языке, но также и то, что аллегорический стиль писаний философов древности и секретность мистиков имели своё разумное основание (''{{Кратко из БТС|текст=raison d'être}}''); что, как дохристианские, так и послехристианские  


{{Стр|6|}}
{{Стр|6|}}


классические писатели (во всяком случае, большинство их) дали священное обязательство никогда не выдавать торжественных тайн, которые сообщались им в святилищах, и что уже этого одного достаточно, чтобы досадно вводить в заблуждение своих переводчиков и профанов критиков. Но, как вскоре выяснится, эти критики ничего подобного не признают.
{{Стиль А-Текст без отступа|классические писатели (во всяком случае, большинство их) дали священное обязательство никогда не выдавать торжественных тайн, которые сообщались им в святилищах, и что уже этого одного достаточно, чтобы досадно вводить в заблуждение своих переводчиков и профанов критиков. Но, как вскоре выяснится, эти критики ничего подобного не признают.}}


Более чем в течение двадцати двух веков каждый, кто читал Платона, осознавал, что он, подобно большинству других выдающихся греческих философов, был посвящённым; что поэтому, будучи связан содальской клятвой, он мог говорить о некоторых вещах только посредством завуалированных аллегорий. Его уважение к мистериям безгранично; он открыто признаётся, что пишет «загадочно» и мы видим, как он прибегает к величайшим предосторожностям, чтобы скрыть истинное значение своих слов. Каждый раз, когда предмет речи касается высших тайн восточной мудрости (космогонии вселенной, или идеального предсуществующего мира) Платон окутывает свою философию в глубочайшую тьму. Его «Тимей» настолько запутан, что никто, кроме посвящённого, не поймет его сокровенного смысла. Как уже сказано в «Разоблаченной Изиде»:
Более чем в течение двадцати двух веков каждый, кто читал Платона, осознавал, что он, подобно большинству других выдающихся греческих философов, был посвящённым; что поэтому, будучи связан содальской клятвой, он мог говорить о некоторых вещах только посредством завуалированных аллегорий. Его уважение к мистериям безгранично; он открыто признаётся, что пишет «загадочно» и мы видим, как он прибегает к величайшим предосторожностям, чтобы скрыть истинное значение своих слов. Каждый раз, когда предмет речи касается высших тайн восточной мудрости (космогонии вселенной, или идеального предсуществующего мира) Платон окутывает свою философию в глубочайшую тьму. Его «Тимей» настолько запутан, что никто, кроме посвящённого, не поймет его сокровенного смысла. Как уже сказано в «Разоблачённой Исиде»:


{{Стиль А-Цитата|«Рассуждения Платона в «Пире» о сотворении, или скорее, об эволюции первых людей, и очерк по космогонии в «Тимее» должны приниматься аллегорически, если мы вообще их принимаем. Именно, этот сокровенный пифагорейский смысл «Тимея», «Кратила», и «Парменида», и нескольких других трилогов и диалогов представляет то, что неоплатоники отважились излагать, поскольку это им позволял их теургический обет соблюдения тайны. Пифагорейское учение о том, что Бог есть Вселенский Разум, распространяющийся во всём сущем, и догмат бессмертия души – являются основными характерными чертами в этих, кажущихся нелепыми, учениях. Его благочестие и великое уважение, какое он испытывал по отношению к мистериям, являются достаточными ручательствами, что Платон не позволил бы неосторожности восторжествовать над тем глубоким чувством ответственности, которое испытывает каждый адепт. «Постоянно самоусовершенствуясь в совершенных мистериях, человек только в них становится истинно совершенным», – говорит он в «Федре».<br>
{{Стиль А-Цитата|«Рассуждения Платона в «Пире» о сотворении, или скорее, об эволюции первых людей, и очерк по космогонии в «Тимее» должны приниматься аллегорически, если мы вообще их принимаем. Именно, этот сокровенный пифагорейский смысл «Тимея», «Кратила», и «Парменида», и нескольких других трилогов и диалогов представляет то, что неоплатоники отважились излагать, поскольку это им позволял их теургический обет соблюдения тайны. Пифагорейское учение о том, что Бог есть Вселенский Разум, распространяющийся во всём сущем, и догмат бессмертия души – являются основными характерными чертами в этих, кажущихся нелепыми, учениях. Его благочестие и великое уважение, какое он испытывал по отношению к мистериям, являются достаточными ручательствами, что Платон не позволил бы неосторожности восторжествовать над тем глубоким чувством ответственности, которое испытывает каждый адепт. «Постоянно самоусовершенствуясь в совершенных мистериях, человек только в них становится истинно совершенным», – говорит он в «Федре».<br>


Он не скрывал своего недовольства, что мистерии стали менее сокровенными, чем прежде. Вместо профанирования их допущением туда множеств, он бы охранял их собственной рьяностью от всех, кроме самых серьёзных и достойных своих учеников<ref>Это утверждение ясно подтверждено самим Платоном, который писал: «Вы говорите, что в моих прежних рассуждениях я недостаточно объяснил вам сущность Первого. Я умышленно говорил загадочно, чтобы, в случае если с табличкой что-нибудь случится на суше или на море, то человек без предварительных познаний по этому предмету не был бы в состоянии понять её содержание». (Платон, «Ер.», II. 312; Кори, «Ancient Fragments», стр. 304.)</ref>. В то время как он на каждой странице упоминает богов, его монотеизм остаётся вне сомнений, так как вся нить его рассуждений указывает на то, что под термином «боги» (Gods) он подразумевает класс существ, более низких, чем божества (Deities), и стоящих лишь степенью выше человека. Даже Иосиф ощутил и признал этот факт, несмотря на прирожденную предрассудочность его племени. В своей }}
Он не скрывал своего недовольства, что мистерии стали менее сокровенными, чем прежде. Вместо профанирования их допущением туда множеств, он бы охранял их собственной рьяностью от всех, кроме самых серьёзных и достойных своих учеников<ref>Это утверждение ясно подтверждено самим Платоном, который писал: «Вы говорите, что в моих прежних рассуждениях я недостаточно объяснил вам сущность Первого. Я умышленно говорил загадочно, чтобы, в случае если с табличкой что-нибудь случится на суше или на море, то человек без предварительных познаний по этому предмету не был бы в состоянии понять её содержание». (Платон, «Ер.», II. 312; Кори, «Ancient Fragments», стр. 304.)</ref>. В то время как он на каждой странице упоминает богов, его монотеизм остаётся вне сомнений, так как вся нить его рассуждений указывает на то, что под термином «боги» (''Gods'') он подразумевает класс существ, более низких, чем божества (''Deities''), и стоящих лишь степенью выше человека. Даже Иосиф ощутил и признал этот факт, несмотря на прирожденную предрассудочность его племени. В своей }}


{{Стр|7|Дух учения Платона}}
{{Стр|7|Дух учения Платона}}


{{Стиль А-Цитата|знаменитой атаке на Апиона этот историк говорит: "Однако, те, среди греков, которые философствовали в соответствии с истиной, не были невеждами в чём-либо... также они не преминули ощутить потускневшие поверхности мифических аллегорий, вследствие чего они справедливо их презирали... Чем будучи затронут, Платон говорит, что нет надобности допускать кого-либо из других поэтов в «Государство», и он категорически отбрасывает Гомера после того, как увенчал его и воскурил перед ним фимиам, и это, в самом деле, для того, чтобы тот ''своими мифами'' не разрушил ортодоксального верования в единого Бога"».<ref>«Isis Unveiled», I. 287, 288.</ref>
{{Стиль А-Цитата|{{Стиль А-Текст без отступа|знаменитой атаке на Апиона этот историк говорит: "Однако, те, среди греков, которые философствовали в соответствии с истиной, не были невеждами в чём-либо... также они не преминули ощутить потускневшие поверхности мифических аллегорий, вследствие чего они справедливо их презирали... Чем будучи затронут, Платон говорит, что нет надобности допускать кого-либо из других поэтов в «Государство», и он категорически отбрасывает Гомера после того, как увенчал его и воскурил перед ним фимиам, и это, в самом деле, для того, чтобы тот ''своими мифами'' не разрушил ортодоксального верования в единого Бога"».<ref>«Разоблачённая Исида», I. 287, 288.</ref>}}}}
}}


И это есть «Бог» всех философов. Бог бесконечный и безличный. Все это и гораздо больше, что мы не можем здесь цитировать из-за отсутствия места, приводит к несокрушимой уверенности, что (а) так как все науки и философии находились в руках храмовых иерофантов, то Платон, как посвящённый ими, должен был знать их, и (б) что уже одного только логического вывода отсюда вполне достаточно, чтобы признать правоту любого человека в том, что он рассматривает сочинения Платона как аллегории и «тёмные высказывания», завуалировавшие истины, которые он не имел права высказать.
И это есть «Бог» всех философов. Бог бесконечный и безличный. Все это и гораздо больше, что мы не можем здесь цитировать из-за отсутствия места, приводит к несокрушимой уверенности, что (''а'')&nbsp;так как все науки и философии находились в руках храмовых иерофантов, то Платон, как посвящённый ими, должен был знать их, и (''б'')&nbsp;что уже одного только логического вывода отсюда вполне достаточно, чтобы признать правоту любого человека в том, что он рассматривает сочинения Платона как аллегории и «тёмные высказывания», завуалировавшие истины, которые он не имел права высказать.


Раз это установлено, то как получается, что один из лучших знатоков греческой литературы в Англии проф. Джовет, современный переводчик трудов Платона, старается доказать, что ни один из диалогов (включая даже «Тимея») не содержит в себе никаких элементов восточного мистицизма? Те, кто в состоянии различить истинный дух платоновской философии, едва ли будут убеждены теми аргументами, которые глава Бэлиол Колледжа выкладывает перед своими читателями. Для него, несомненно, «Тимей» может быть «неясным и отталкивающим», но также несомненно и то, что эта неясность не возникла, как профессор говорит своей публике, «в младенчестве физической науки», но скорее в дни её сокровенности; не из «спутывания теологических, математических и физиологических понятий», или же «из желания охватить всю природу, не обладая соответствующим знанием её частей».<ref>«Диалоги Платона», перевод Б. Джовета, региус-профессора греческого языка Оксфордского университета, III. 523.</ref> Ибо математика и геометрия были спинным хребтом оккультной космогонии и, следовательно, также «Теологии», и физиологические понятия древних мудрецов каждый день подтверждаются наукой нашего века, по меньшей мере для тех, кто знает, как читать и понимать древние эзотерические сочинения. «Знание частей» помогает нам мало, если это знание ведёт нас лишь к большому невежеству о Целом или о «природе и разуме всеобщего», как Платон называет Божество, и заставляет нас совершать величайшие ошибки наиболее вопиющим образом вследствие применения наших расхваленных индуктивных методов. Платон мог быть  
Раз это установлено, то как получается, что один из лучших знатоков греческой литературы в Англии проф. Джовет, современный переводчик трудов Платона, старается доказать, что ни один из диалогов (включая даже «Тимея») не содержит в себе никаких элементов восточного мистицизма? Те, кто в состоянии различить истинный дух платоновской философии, едва ли будут убеждены теми аргументами, которые глава Бэлиол Колледжа выкладывает перед своими читателями. Для него, несомненно, «Тимей» может быть «неясным и отталкивающим», но также несомненно и то, что эта неясность не возникла, как профессор говорит своей публике, «в младенчестве физической науки», но скорее в дни её сокровенности; не из «спутывания теологических, математических и физиологических понятий», или же «из желания охватить всю природу, не обладая соответствующим знанием её частей».<ref>«Диалоги Платона», перевод Б. Джовета, региус-профессора греческого языка Оксфордского университета, III. 523.</ref> Ибо математика и геометрия были спинным хребтом оккультной космогонии и, следовательно, также «Теологии», и физиологические понятия древних мудрецов каждый день подтверждаются наукой нашего века, по меньшей мере для тех, кто знает, как читать и понимать древние эзотерические сочинения. «Знание частей» помогает нам мало, если это знание ведёт нас лишь к большому невежеству о Целом или о «природе и разуме всеобщего», как Платон называет Божество, и заставляет нас совершать величайшие ошибки наиболее вопиющим образом вследствие применения наших расхваленных индуктивных методов. Платон мог быть  
Строка 69: Строка 69:
{{Стр|8|}}
{{Стр|8|}}


«неспособным на применение индуктивного метода или обобщения в современном смысле»;<ref>Op. cit., стр. 561.</ref> он мог быть и неосведомленным о циркуляции крови, которая, как нам говорят, «была абсолютно неизвестна ему»,<ref>Op. cit., стр. 591.</ref> но нет ничего, чем можно бы опровергнуть, что он знал, что такое ''кровь'' есть, и это больше, чем то, на что может претендовать любой современный физиолог или биолог.
{{Стиль А-Текст без отступа|«неспособным на применение индуктивного метода или обобщения в современном смысле»;<ref>Op. cit., стр. 561.</ref> он мог быть и неосведомленным о циркуляции крови, которая, как нам говорят, «была абсолютно неизвестна ему»,<ref>Op. cit., стр. 591.</ref> но нет ничего, чем можно бы опровергнуть, что он знал, что такое ''кровь'' есть, и это больше, чем то, на что может претендовать любой современный физиолог или биолог.}}


Хотя проф. Джовет отводит «физическому философу» более щедрый удел знания, чем какой-либо другой современный комментатор и критик, тем не менее его критика значительно перевешивает его восхваления, – можно процитировать его собственные слова, чтобы ясно показать его пристрастность. Так, он говорит:
Хотя проф. Джовет отводит «физическому философу» более щедрый удел знания, чем какой-либо другой современный комментатор и критик, тем не менее его критика значительно перевешивает его восхваления, – можно процитировать его собственные слова, чтобы ясно показать его пристрастность. Так, он говорит:
Строка 82: Строка 82:
{{Стр|9|Самопротиворечия критика}}
{{Стр|9|Самопротиворечия критика}}


{{Стиль А-Цитата|замечтавшись о геометрических фигурах,<ref>Здесь опять древний философ, кажется, опередил современного.<br>
{{Стиль А-Цитата|{{Стиль А-Текст без отступа|замечтавшись о геометрических фигурах,<ref>Здесь опять древний философ, кажется, опередил современного. Ибо он только «путает... первую и конечную причины» (эта путаница отрицается теми, кто знают дух древнего учения), тогда как его современный наследник, по общему признанию и абсолютно, не знает обоих. Г-н Тиндаль показывает, что наука «бессильна» разрешить хотя бы одну из заключительных проблем природы и «дисциплинированное (читать – современное, материалистическое) воображение отступает в замешательстве от размышления над проблемами» материального мира. Он даже сомневается, обладают ли нынешние люди науки «теми интеллектуальными элементами, которые сделали бы их способными постичь первичные структурные энергии природы». Но для Платона и его учеников низшие типы были только конкретными образами высших абстрактных типов; бессмертная душа имеет арифметическое начало так же, как тело имеет геометрическое. Это начало, как отражение великого вселенского Архея ''(Анима Мунди),'' самодвижущееся, и из центра распространяется по всему телу макрокосма.</ref> теряется в приливе чувств. И теперь с нашей стороны требуется усилие ума ''для того, чтобы его двоякий язык понять,'' или постичь ''неясный характер знания ''и гений древних философов, который при таких условиях (?), кажется, божественною силою во многих случаях предвидел истину»<ref>Op. cit., стр. 523.</ref>.}}}}
 
Ибо он только «путает... первую и конечную причины» (каковое путанее отрицается теми, кто знают дух древнего учения), тогда как его современный наследник, по общему признанию и абсолютно, не знает обоих. М-р Тиндаль показывает, что наука «бессильна» разрешить хотя бы одну из заключительных проблем природы и «дисциплинированное (читать – современное, материалистическое) воображение отступает в замешательстве от размышления над проблемами» материального мира. Он даже сомневается, обладают ли нынешние люди науки «теми интеллектуальными элементами, которые сделали бы их способными постичь первичные структурные энергии природы». Но для Платона и его учеников низшие типы были только конкретными образами высших абстрактных типов; бессмертная душа имеет арифметическое начало так же, как тело имеет геометрическое. Это начало, как отражение великого вселенского Архея ''(Анима Мунди),'' самодвижущееся, и из центра распространяется по всему телу макрокосма.</ref> теряется в приливе чувств. И теперь с нашей стороны требуется усилие ума ''для того, чтобы его двоякий язык понять,'' или постичь ''неясный характер знания ''и гений древних философов, который при таких условиях (?), кажется, божественною силою во многих случаях предвидел истину»<ref>Op. cit., стр. 523.</ref>.
}}


Подразумевается ли под фразой «при таких условиях» наличие невежества и ментальной тупости в «гении древних философов», или что-то другое, – мы не знаем. Но для нас совершенно ясно значение подчёркнутых нами фраз. Верит или не верит региус-профессор греческого языка в сокровенное значение геометрических фигур и в эзотерический «жаргон», он тем не менее признаёт присутствие «двоякого языка» в писаниях этих философов. Отсюда следует, что он допускает существование сокровенного значения, которое должно было иметь своё истолкование. Почему же он тогда решительно сам себе противоречит на следующей странице? И почему он должен отказывать «Тимею» – этому преимущественно пифагорейскому (мистическому) диалогу – в каком-либо оккультном значении, и так стараться убедить своих читателей, что
Подразумевается ли под фразой «при таких условиях» наличие невежества и ментальной тупости в «гении древних философов», или что-то другое, – мы не знаем. Но для нас совершенно ясно значение подчёркнутых нами фраз. Верит или не верит региус-профессор греческого языка в сокровенное значение геометрических фигур и в эзотерический «жаргон», он тем не менее признаёт присутствие «двоякого языка» в писаниях этих философов. Отсюда следует, что он допускает существование сокровенного значения, которое должно было иметь своё истолкование. Почему же он тогда решительно сам себе противоречит на следующей странице? И почему он должен отказывать «Тимею» – этому преимущественно пифагорейскому (мистическому) диалогу – в каком-либо оккультном значении, и так стараться убедить своих читателей, что
Строка 97: Строка 94:
{{Стр|10|}}
{{Стр|10|}}


{{Стиль А-Цитата|они, кажется, обнаружили в его писаниях христианскую Троицу, Слово, Церковь... и у неоплатоников был метод истолкования, которым они могли извлечь любое значение из каких угодно слов. В самом же деле, они не были способны отличить мнения одного философа от другого, или отличить серьёзные мысли Платона от его мимолетных фантазий.<ref>Таким был только Климент Александрийский, христианский неоплатоник и очень фантастический писатель.</ref> ...(Но) не существует опасности, что современные комментаторы «Тимея» повторят абсурдность неоплатоников».
{{Стиль А-Цитата|{{Стиль А-Текст без отступа|они, кажется, обнаружили в его писаниях христианскую Троицу, Слово, Церковь... и у неоплатоников был метод истолкования, которым они могли извлечь любое значение из каких угодно слов. В самом же деле, они не были способны отличить мнения одного философа от другого, или отличить серьёзные мысли Платона от его мимолетных фантазий.<ref>Таким был только Климент Александрийский, христианский неоплатоник и очень фантастический писатель.</ref> ...(Но) не существует опасности, что современные комментаторы «Тимея» повторят абсурдность неоплатоников».}}}}
}}


Никакой опасности, разумеется, нет по той простой причине, что у современных комментаторов никогда не было ключа для оккультных исследований. Но прежде чем сказать иное слово в защиту Платона и неоплатоников, следует почтительно спросить учёного главу Бэлиол Колледжа, что он знает или может знать об эзотерическом каноне истолкования? Под термином «канон» здесь подразумевается ключ, который передавался устно, «рот к уху», Учителем своему ученику или иерофантом кандидату на посвящение; так делалось в течение веков с незапамятных времён, когда внутренние (не публичные) мистерии были наиболее священным установлением в каждой стране. Без такого ключа никакое правильное истолкование ни диалогов Платона, ни любого священного писания, начиная с Вед до Гомера и от «Зенд-Авесты» до Книг Моисея, невозможно. Откуда же тогда достопочтенный доктор Джовет узнал, что истолкования различных священных книг народов, сделанные неоплатониками, представляют собою «абсурдности»? И опять – где же он получил возможность изучать эти «истолкования»? История нам говорит, что все такие труды были уничтожены отцами христианской церкви и их фанатиками-новообращёнными, где только они им попадались. Сказать, что такие люди, как Аммоний, гений и святой, чья учёность и святая жизнь принесла ему титул теодидакта («Богом-обученного»), или Плотин, Порфирий и Прокл были «неспособны отличить мнения одного философа от другого или отличить серьёзные мысли Платона от его фантазии», значит поставить себя, как учёного, в нелепое положение. Это равносильно утверждению, что (а) десятки наиболее знаменитых философов, величайших учёных и мудрецов Греции и Римской империи были тупоумными глупцами и (б) что все другие комментаторы, любители греческой философии, некоторые из них – проницательнейшие умы нашего века, которые не соглашаются с д-ром Джоветом, – также являются глупцами и ничуть не лучше тех, кем они восхищаются. Покровительственный тон вышеприведённого абзаца говорит о весьма наивном высокомерии, замечательном даже в нашем веке самопрославления и  
Никакой опасности, разумеется, нет по той простой причине, что у современных комментаторов никогда не было ключа для оккультных исследований. Но прежде чем сказать иное слово в защиту Платона и неоплатоников, следует почтительно спросить учёного главу Бэлиол Колледжа, что он знает или может знать об эзотерическом каноне истолкования? Под термином «канон» здесь подразумевается ключ, который передавался устно, «рот к уху», Учителем своему ученику или иерофантом кандидату на посвящение; так делалось в течение веков с незапамятных времён, когда внутренние (не публичные) мистерии были наиболее священным установлением в каждой стране. Без такого ключа никакое правильное истолкование ни диалогов Платона, ни любого священного писания, начиная с Вед до Гомера и от «Зенд-Авесты» до Книг Моисея, невозможно. Откуда же тогда достопочтенный доктор Джовет узнал, что истолкования различных священных книг народов, сделанные неоплатониками, представляют собою «абсурдности»? И опять – где же он получил возможность изучать эти «истолкования»? История нам говорит, что все такие труды были уничтожены отцами христианской церкви и их фанатиками-новообращёнными, где только они им попадались. Сказать, что такие люди, как Аммоний, гений и святой, чья учёность и святая жизнь принесла ему титул теодидакта («Богом-обученного»), или Плотин, Порфирий и Прокл были «неспособны отличить мнения одного философа от другого или отличить серьёзные мысли Платона от его фантазии», значит поставить себя, как учёного, в нелепое положение. Это равносильно утверждению, что (''а'')&nbsp;десятки наиболее знаменитых философов, величайших учёных и мудрецов Греции и Римской империи были тупоумными глупцами и (''б'')&nbsp;что все другие комментаторы, любители греческой философии, некоторые из них – проницательнейшие умы нашего века, которые не соглашаются с д-ром Джоветом, – также являются глупцами и ничуть не лучше тех, кем они восхищаются. Покровительственный тон вышеприведённого абзаца говорит о весьма наивном высокомерии, замечательном даже в нашем веке самопрославления и  


{{Стр|11|Характер Аммония Саккаса}}
{{Стр|11|Характер Аммония Саккаса}}


клик взаимовосхищения. Мы должны сравнить взгляды этого профессора со взглядами некоторых других учёных.
{{Стиль А-Текст без отступа|клик взаимовосхищения. Мы должны сравнить взгляды этого профессора со взглядами некоторых других учёных.}}


Профессор Александр Уайлдер из Нью-Йорка, один из лучших платоноведов нашего времени, касаясь Аммония, основателя школы неоплатоников, говорит:
Профессор Александр Уайлдер из Нью-Йорка, один из лучших платоноведов нашего времени, касаясь Аммония, основателя школы неоплатоников, говорит:


{{Стиль А-Цитата|«Его глубокая духовная интуиция, его обширная учёность, его знакомство с отцами христианской церкви, Пантеном, Климентом и Афенагором, и с наиболее знающими философами того времени – всё делало его наиболее пригодным для того труда, который он так тщательно выполнил.<ref>Труд примирения различных религиозных систем между собой.</ref> Ему удалось привлечь к своим воззрениям величайших учёных и общественных деятелей Римской империи, которые мало были склонны тратить время на диалектические изощрения или суеверные обряды. Результаты его деятельности до сих пор ощутимы во всех странах христианского мира; каждая выдающаяся система доктрины теперь носит на себе отпечатки его ваяющей руки. Каждая древняя философия имела своих приверженцев среди наших современников; и даже юдаизм... совершил в себе изменения, подсказанные ему «Богом-обученным» александрийцем... Он был человеком редко встречающейся учёности и дарований, вёл безупречную жизнь и был очень привлекателен. Его почти сверхчеловеческий кругозор и многие превосходства принесли ему титул ''теодидакта'', но он последовал скромному примеру Пифагора и принял только титул филалетеянина или любителя истины».<ref>Алек. Уайлдер, «New Platonism and Alchemy», стр. 74.</ref>
{{Стиль А-Цитата|«Его глубокая духовная интуиция, его обширная учёность, его знакомство с отцами христианской церкви, Пантеном, Климентом и Афенагором, и с наиболее знающими философами того времени – всё делало его наиболее пригодным для того труда, который он так тщательно выполнил.<ref>Труд примирения различных религиозных систем между собой.</ref> Ему удалось привлечь к своим воззрениям величайших учёных и общественных деятелей Римской империи, которые мало были склонны тратить время на диалектические изощрения или суеверные обряды. Результаты его деятельности до сих пор ощутимы во всех странах христианского мира; каждая выдающаяся система доктрины теперь носит на себе отпечатки его ваяющей руки. Каждая древняя философия имела своих приверженцев среди наших современников; и даже юдаизм... совершил в себе изменения, подсказанные ему «Богом-обученным» александрийцем... Он был человеком редко встречающейся учёности и дарований, вёл безупречную жизнь и был очень привлекателен. Его почти сверхчеловеческий кругозор и многие превосходства принесли ему титул ''теодидакта'', но он последовал скромному примеру Пифагора и принял только титул филалетеянина или любителя истины».<ref>Алек. Уайлдер, «Неоплатонизм и алхимия», стр. 74.</ref>}}
}}


Это было бы счастьем для истины и факта, если бы наши современные учёные так же скромно ступали бы по стопам своих великих предшественников. Но они – не филалетеяне!
Это было бы счастьем для истины и факта, если бы наши современные учёные так же скромно ступали бы по стопам своих великих предшественников. Но они – не филалетеяне!
Строка 119: Строка 114:
{{Стр|12|}}
{{Стр|12|}}


{{Стиль А-Цитата|важные учения надлежащим образом, подготовленным и дисциплинированным лицам, возлагая на них обязательство соблюдения тайны, как это делалось до него Зороастром и Пифагором, а также в мистериях. За исключением нескольких трактатов, написанных его учениками, мы имеем только заявления его противников, по которым можем удостовериться, чему он в самом деле учил»<ref>Op. cit., стр. 7.</ref>.
{{Стиль А-Цитата|{{Стиль А-Текст без отступа|важные учения надлежащим образом, подготовленным и дисциплинированным лицам, возлагая на них обязательство соблюдения тайны, как это делалось до него Зороастром и Пифагором, а также в мистериях. За исключением нескольких трактатов, написанных его учениками, мы имеем только заявления его противников, по которым можем удостовериться, чему он в самом деле учил»<ref>Op. cit., стр. 7.</ref>.}}}}
}}


По-видимому, именно по этим пристрастным изложениям таких «противников» учёный оксфордский переводчик диалогов Платона пришёл к заключению, что:
По-видимому, именно по этим пристрастным изложениям таких «противников» учёный оксфордский переводчик диалогов Платона пришёл к заключению, что:
Строка 144: Строка 138:
{{Стр|13|Платон – последователь Пифагора}}
{{Стр|13|Платон – последователь Пифагора}}


{{Стиль А-Цитата|знания<ref>«Несовершенное знание» чего? Что Платон не знал многих из современных «рабочих гипотез» – не знал их так, как эти гипотезы современности не будет знать наше непосредственное потомство, после того как они, в свою очередь взорвавшись, присоединятся к «великому большинству» – это, пожалуй, замаскированное благословение.</ref> и высоких устремлений, и есть порождение века, в котором философия ещё не освободилась целиком от поэзии и мифологии»<ref>Op. cit., стр. 524.</ref>.}}
{{Стиль А-Цитата|{{Стиль А-Текст без отступа|знания<ref>«Несовершенное знание» чего? Что Платон не знал многих из современных «рабочих гипотез» – не знал их так, как эти гипотезы современности не будет знать наше непосредственное потомство, после того как они, в свою очередь взорвавшись, присоединятся к «великому большинству» – это, пожалуй, замаскированное благословение.</ref> и высоких устремлений, и есть порождение века, в котором философия ещё не освободилась целиком от поэзии и мифологии»<ref>Op. cit., стр. 524.</ref>.}}}}


Среди некоторых других подобно ошибочных утверждений особое место занимают заявления, (а) что Платон в своих писаниях совершенно свободен от каких-либо элементов восточной философии и (б) что каждый современный учёный, не будучи сам ни мистиком, ни каббалистом, может претендовать на право выносить суждения о древнем эзотеризме, – против чего мы будем бороться. Чтобы это делать, нам надо предъявить более авторитетные утверждения, чем наши, и привести свидетельства других учёных, таких же великих как д-р Джовет, если не более великих специалистов по своим предметам, чтобы они уничтожили аргументы Оксфордского региус-профессора греческого языка.
Среди некоторых других подобно ошибочных утверждений особое место занимают заявления, (''а'')&nbsp;что Платон в своих писаниях совершенно свободен от каких-либо элементов восточной философии и (''б'')&nbsp;что каждый современный учёный, не будучи сам ни мистиком, ни каббалистом, может претендовать на право выносить суждения о древнем эзотеризме, – против чего мы будем бороться. Чтобы это делать, нам надо предъявить более авторитетные утверждения, чем наши, и привести свидетельства других учёных, таких же великих как д-р Джовет, если не более великих специалистов по своим предметам, чтобы они уничтожили аргументы Оксфордского региус-профессора греческого языка.


Что Платон бесспорно был горячим обожателем и последователем Пифагора, этого никто не станет отрицать. Также в равной степени неоспоримо, как об этом сказал Маттэр, что Платон, с одной стороны, унаследовал его учения, а с другой, извлекал свою мудрость из тех же источников, что и Самосский Философ<ref>«Histoire Critique du Gnosticisme». труд М. Дж. Маттэра, профессора Государственной Академии Страсбурга. «У Пифагора и Платона мы находим, в Греции, первые элементы (восточного) гностицизма», – заявляет он (Том I, стр. 48 и 50).</ref>. А учения Пифагора – восточные до мозга костей и даже браминические, ибо этот великий философ всегда указывал на далёкий Восток, как на источник, откуда он получил свою информацию и свою философию; и Кольбрук показывает, что Платон делает то же самое признание в своих письмах и говорит, что он взял свои учения «из древних и священных учений».<ref>«Asiat. Trans.», I, 579.</ref> Более того, как идеи Пифагора, так и Платона слишком хорошо совпадают с системами Индии и зороастризмом, чтобы допустить какое-либо сомнение по поводу их происхождения у кого-либо, обладающего некоторым знакомством с этими системами. И опять:
Что Платон бесспорно был горячим обожателем и последователем Пифагора, этого никто не станет отрицать. Также в равной степени неоспоримо, как об этом сказал Маттэр, что Платон, с одной стороны, унаследовал его учения, а с другой, извлекал свою мудрость из тех же источников, что и Самосский Философ<ref>«Histoire Critique du Gnosticisme», труд М.Дж. Маттэра, профессора Государственной Академии Страсбурга. «У Пифагора и Платона мы находим, в Греции, первые элементы (восточного) гностицизма», – заявляет он (Том I, стр. 48 и 50).</ref>. А учения Пифагора – восточные до мозга костей и даже браминические, ибо этот великий философ всегда указывал на далёкий Восток, как на источник, откуда он получил свою информацию и свою философию; и Кольбрук показывает, что Платон делает то же самое признание в своих письмах и говорит, что он взял свои учения «из древних и священных учений».<ref>«Asiat. Trans.», I, 579.</ref> Более того, как идеи Пифагора, так и Платона слишком хорошо совпадают с системами Индии и зороастризмом, чтобы допустить какое-либо сомнение по поводу их происхождения у кого-либо, обладающего некоторым знакомством с этими системами. И опять:


{{Стиль А-Цитата|«Пантен, Афенагор и Климент были тщательно обучены Платоновской философии и понимали её существенное единство с восточными системами».<ref>«New Platonism and Alchemy», стр. 4.</ref>}}
{{Стиль А-Цитата|«Пантен, Афенагор и Климент были тщательно обучены Платоновской философии и понимали её существенное единство с восточными системами».<ref>«Неоплатонизм и алхимия», стр. 4.</ref>}}


История Пантена и его современников может дать ключ к Платоническим и в то же время восточным элементам, которые так поразительно преобладают в Евангелиях над еврейскими священными писаниями.
История Пантена и его современников может дать ключ к Платоническим и в то же время восточным элементам, которые так поразительно преобладают в Евангелиях над еврейскими священными писаниями.