Блаватская Е.П. - Общество без догм: различия между версиями

Времена сильно изменились с зимы 1875-1876 гг., когда учреждение Теософского общества заставило великую армию американских спиритуалистов размахивать знамёнами, бряцать оружием и испускать воинственные кличи. Как хорошо все мы помним выставление «сигналов опасности», вещие предостережения и осуждение бесчисленных медиумов! Как свяжи в памяти угрозы «ангельских друзей» доктора Гардинера из Бостона, что они, мол, убьют полковника Олкотта, если он осмелится называть их «элементариями» на лекциях, которые собирается читать!<ref>{{CCЕПБ. Комментарий|[См. {{ССЕПБ-стр|т=1|с=72|текст=стр. 72}} этого тома.]}}</ref> Апогей этой бури уже пройден. Град проклятий более не барабанит по нашим преданным головам; теперь они – всего лишь дождик, и мы уже почти видим радугу обетованного мира, опоясывающую небо.

Несомненно, в основном это усмирение возмущенных стихий – результат нашего вооруженного нейтралитета. Но все же я полагаю, что постепенное распространение желания узнать нечто большее относительно феноменов тоже необходимо принять во внимание. И все же пока еще не совсем настало то время, когда лев (спиритуализм) и ягненок (теософия) будут готовы возлечь рядом – если только ягненок не возжелает лежать внутри льва. Когда мы придерживали языки, от нас требовали разговоров, а когда мы говорили – или, скорее, говорил наш президент – вопли и крики подымались заново. Хотя пальба из пугачей и мушкетные недолеты в основном прекратились, дефилеи ваших духовных Балкан защищаются самыми тяжелыми орудиями Круппа. Если бы сей огонь был направлен лишь против полковника Олкотта, мне не было бы нужды вводить в бой резервы. Но осколки обеих бомб, которые ваш способный бомбардир и наш общий друг {{Стр сбоку|302}}«M.A. (Oxon.)» взорвал в своих двух письмах от 4 и 11 января, причинили мне контузии – и под бархатной лапкой его риторики я ощутила когти вызова!  

В самом начале того, что должно стать долгой борьбой, категорически необходимо, чтобы позиция теософов была определена недвусмысленно. В последнем из вышеуказанных двух писем говорится, что полковник Олкотт пересказывает «учение просвещенного автора “Разоблачённой Изиды”, отмычку для всех проблем [?]». Кто-нибудь хоть раз утверждал, что эта книга является отмычкой или чем-то похожим? Во всяком случае, не её автор. А что же заглавие? Это непредумышленная ошибка, за которую несет ответственность ее издатель; и, если я не ошибаюсь, «M.A. (Oxon.)» это знает. Моим заглавием был «Покров Изиды», и этот заголовок появляется в течение всего первого тома. Только в тот момент, когда этот том уже пошел в набор, один из издателей вспомнил, что книга с тем же названием была опубликована раньше. И тогда, в качестве ''dernière ressource'', издатель выбрал нынешнее название.

«Если он сам (Олкотт) и не является той розой, по крайней мере, он живёт подле неё», – пишет ваш учёный корреспондент. Если бы я увидела это предложение вне контекста, мне бы и в голову не пришло, что непривлекательная старуха, известная в миру как Е.П. Блаватская, была почтена этим поэтическим персидским сравнением. Сравни он меня с кустом ежевики, возможно, я сделала бы ему комплемент за его художественный реализм. «Полковник Олкотт, – говорит он далее, – и сам по себе привлек бы внимание; тем большего внимания он заслуживает благодаря запасу знаний, к которому он имел доступ». Воистину, такой доступ имелся, но он ни в коем случае не ограничен моей скромной особой. Хотя я, возможно, и преподала ему некоторые вещи, которым научилась в других странах (и поддерживала теорию в каждом случае практическими иллюстрациями), даже гораздо более способный учитель, чем я, не сумел бы за три кратких года научить его хотя бы азбуке того, что необходимо усвоить, прежде чем человек может достичь мудрости в духовных и психо-физиологических вещах. Сами ограничения современных языков препятствуют любому быстрому обмену мыслями о восточной философии. Я вызываю самого́ великого Макса Мюллера перевести сутры Капилы, чтобы открыть их истинное значение. Мы видывали, что́ {{Стр сбоку|303}}лучшие европейские авторитеты способны сотворить с индусской метафизикой, и в какую путаницу они ее превратили! Полковник общается непосредственно с индусскими учеными и получает от них не в пример более того, что может получить от столь неуклюжего наставника как я.

Наш друг «M.A. (Oxon.)» пишет, что полковник Олкотт «вызывается просветить нас» – и вряд ли возможно подобрать менее точное выражение. Он и не вызывается, и не претендует на то, чтобы кого-то просвещать. Публика хотела знать о взглядах теософов, и наш президент попытался представить ей, насколько возможно лаконично, в пределах единственной статьи, краткий взгляд на небольшой клочок истины, какой он ее познал. То, что результат не мог быть полностью удовлетворительным, неизбежно. Многих томов было бы недостаточно, чтобы ответить на все вопросы, естественно возникающие в пытливом уме; целая библиотека фолиантов едва ли уничтожила бы предубеждения тех, кто цепляется за вековой якорь метафизических и богословских неверных концепций, а может быть, даже ошибок. Но, хотя наш президент неповинен в приписываемых ему претензиях на «просвещение» спиритуалистов, думается мне, он определенно бросил несколько намеков, достойных вдумчивого рассмотрения людьми непредвзятыми.

Мне жаль, что «M.A. (Oxon.)» не удовлетворяется простыми предположениями. Ничто, кроме голой истины во всей полноте, его не удовлетворит. Мы должны «подвести» свои теории под его факты, мы должны изложить нашу теорию «по точным правилам демонстрации». Нас спрашивают: «Где эти ясновидцы? Что представляют собой их записи? И (что еще важнее) как они подтвердят их нам?» Я отвечаю: провидцы там, где по-прежнему существуют «школы пророков», а их записи при них. И пусть спиритуалисты не способны отправиться на их поиски, однако философия, которую они преподают, подчиняется логике, и ее принципы можно математически продемонстрировать. Если же это не так, пусть докажут.

Но, в свою очередь, теософы могут спросить – и спрашивают: где доказательства того, что медиумические феномены исключительно относятся к действию отбывших «духов»? Кто эти «ясновидцы» среди медиумов, благословленные непогрешимой ясностью сознания? Какие проведены «испытания», которые не допускают никакого {{Стр сбоку|304}}альтернативного объяснения? Пусть Сведенборг был одним из величайших ясновидцев, и во имя его возведены церкви, но, за исключением его приверженцев, какое есть доказательство тому, что «духи», объективные для его ви́дения – включая Павла – прогуливавшиеся в шляпах, были чем-то иным, нежели созданиями его воображения? Неужели духовные возможности живого человека настолько хорошо осмыслены, что медиумы могут отличить, когда прекращается их собственное действие – и начинается действие внешних влияний? Нет; но вместо ответа на наши предложения о том, чтобы эта тема была открыта для дебатов, «M.A. (Oxon.)» судорожно обвиняет нас в попытках опровергнуть то, что он обозначает как «главную догму нашей веры» – в смысле, веры спиритуалистов.

Осознавая беспредельность абсолютной истины, теософы отказываются от любых притязаний на непогрешимость. Самые драгоценные предубеждения, самые «благочестивые надежды», самые сильные «главные страсти» – все это они сметают, как пыль со своего пути, когда им указывают на ошибку. Их высочайшая надежда – приблизиться к истине; то, что они преуспели, обогнав на несколько шагов спиритуалистов, они считают доказанным своею убежденностью в том, что не знают ничего в сравнении с еще не познанным; своим жертвованием любыми любимыми теориями и эмоциональными побуждениями на алтарь факта; и своим абсолютным и безоговорочным отрицанием всего, что попахивает «догмой».

Если вы придерживаетесь таких же взглядов, как и мы, в отношении логики и факта, то понимаете, что когда спиритуалист произносит перед нами слова «догма» и «факты», дебаты невозможны, ибо у нас нет общей почвы, на которой мы могли бы сойтись. Мы отказываемся биться лбами о тени. Если бы факту и логике придавалось то значение, которого они заслуживают, в этом мире больше не было бы храмов экзотерического поклонения, ни христианских, ни языческих, и метод теософов приветствовался бы как единственный гарантирующий действие и прогресс – прогресс, который нельзя остановить, поскольку каждый шаг вперед показывает еще бо̀льшие шаги, которые предстоит сделать.

Что до предъявления наших «ясновидящих» и «их записей» – скажу одним словом. В ''The Spiritualist'' от 11 января я обнаружила слова доктора Пиблза о том, что в должное время он «опубликует такие факты о дравидийских брахманах, какие мне [т.е. ему] позволено. Я говорю «позволено», поскольку иные были явлены под обязательством и печатью секретности». Если даже на случайного прохожего налагается обязательство секретности, прежде чем ему покажут некоторые из наименее важных психофизиологических феноменов, то разве нет хотя бы небольшой вероятности того, что Братство, к которому принадлежат теософы, также имеет доктрины, записи и феномены, которые не могут быть открыты людям непосвященным и равнодушным, чтобы при этом при этом не было выдвинуто обвинение против их реальности и авторитетности? Уж это-то, по крайней мере, полагаю я, «M.A. (Oxon.)» известно.

Поскольку мы не навязываем себя насильно не желающему нас знать обществу, но всего лишь отвечаем по принуждению, нас едва ли можно объявить несговорчивыми, если мы не представим неразборчивой публике ни своих «ясновидящих», ни «их записи». Когда Магомет будет готов идти к горе, гору можно будет найти на ее обычном месте.

И дабы никто из тех, кто занимается этими поисками, не предположил, что мы, теософы, посылаем его в места, где нет ловушек для неосторожных, я процитирую из знаменитого комментария к Бхагавад-гите брата нашего, Харричанда Чинтамона, его безусловное допущение о том, что «в Индостане, как и в Англии, есть доктрины для ученых и догмы для неученых; мясо для мужчин и молоко для младенцев; факты для немногих и фикции для многих; реальность для мудрых и романы для простаков; эзотерическая истина для философа и экзотерическая басня для глупца». Как и у философии, которой учит означенный автор в упомянутой работе, цель Теософского общества – «очищение духовной истины».

<center>На этом портрете он изображен в дни своей военной службы. Портрет хранится в Адьярских архивах.</center>