ПМ (Базюкин), п.24b: различия между версиями

нет описания правки
мНет описания правки
Нет описания правки
 
Строка 32: Строка 32:
Это ошибки пунктуационные (которые нередко могут целиком изменить смысл предложения), ошибки идиоматические (чаще всего случающиеся, когда я пишу — как всегда, второпях), ошибки, возникающие из-за случайной путаницы в терминах, которым ''я научился от Вас'' — ведь это ''Вы сами'' являетесь автором всех этих “кругов”, “колец”, “земных колец” и проч. и проч. А теперь с учётом всего это позвольте мне сказать Вам следующее.  
Это ошибки пунктуационные (которые нередко могут целиком изменить смысл предложения), ошибки идиоматические (чаще всего случающиеся, когда я пишу — как всегда, второпях), ошибки, возникающие из-за случайной путаницы в терминах, которым ''я научился от Вас'' — ведь это ''Вы сами'' являетесь автором всех этих “кругов”, “колец”, “земных колец” и проч. и проч. А теперь с учётом всего это позвольте мне сказать Вам следующее.  


Перечитав внимательно и несколько раз наши “знаменитые противоречия”, я попросил ознакомиться с ними М∴. Затем я отдал их одному ''высокому Адепту'', — а чрезвычайные способности его ''не'' в силах урезать даже вся канцелярия Когана, дабы не позволить ему расточать их на недостойные предметы его личных предпочтений. В конце концов этот последний Адепт сказал мне следующее: “Всё написано абсолютно верно. Понимая, что́ именно Вы хотели сказать, я не нахожу в этих отрывочных фрагментах ничего, что не сходилось бы между собой. Такой вывод мог бы сделать и любой другой человек, знакомый с учением. Но многие фразы у Вас незакончены, а предметы обсуждения следуют один за другим без всякого порядка. Стоит ли удивляться тому, что у Ваших “мирских чела” оказался повод придраться к написанному. Да, Вам следовало бы изложить свои фразы более ясным и понятным языком”.  
Перечитав внимательно и несколько раз наши “знаменитые противоречия”, я попросил ознакомиться с ними М∴. Затем я отдал их одному ''высокому Адепту'', — а чрезвычайные способности его ''не'' в силах урезать даже вся канцелярия Чохана, дабы не позволить ему расточать их на недостойные предметы его личных предпочтений. В конце концов этот последний Адепт сказал мне следующее: “Всё написано абсолютно верно. Понимая, что́ именно Вы хотели сказать, я не нахожу в этих отрывочных фрагментах ничего, что не сходилось бы между собой. Такой вывод мог бы сделать и любой другой человек, знакомый с учением. Но многие фразы у Вас незакончены, а предметы обсуждения следуют один за другим без всякого порядка. Стоит ли удивляться тому, что у Ваших “мирских чела” оказался повод придраться к написанному. Да, Вам следовало бы изложить свои фразы более ясным и понятным языком”.  


Таков был вердикт ''Адепта''. Я целиком покоряюсь ему и теперь попробую представить Вам эти сведения в более полном виде.  
Таков был вердикт ''Адепта''. Я целиком покоряюсь ему и теперь попробую представить Вам эти сведения в более полном виде.  
Строка 86: Строка 86:
С моей манерой писать письма — две строки сейчас и ещё два слова пару часов спустя, прерываясь двадцать раз, пока не дойду до конца, и каждый раз восстанавливая прежнюю нить повествования, — я не могу Вам обещать ничего и близко похожего на западную аккуратность стиля. ''Ergo<ref>Следовательно (''лат''.) (''примеч. перев''.).</ref>'' — единственной “жертвой несчастного случая” в данном случае являюсь я сам. Тот перекрёстный допрос, которому меня подвергаете Вы, вполне безобиден, и я ничуть не возражаю против него, но целенаправленные попытки со стороны м-ра Хьюма с явной целью поймать меня на лжи везде, где только можно,— то есть ровно то, что в западном праве считается глубоко обоснованным и честным способом разрешения спора, а у нас, диких азиатов, вызывает самое глубокое ''неприятие'' — привели к тому, что мои коллеги и Братья стали всё внимательнее посматривать на меня с подозрением: уж не склонен ли я к добровольному мученичеству?  
С моей манерой писать письма — две строки сейчас и ещё два слова пару часов спустя, прерываясь двадцать раз, пока не дойду до конца, и каждый раз восстанавливая прежнюю нить повествования, — я не могу Вам обещать ничего и близко похожего на западную аккуратность стиля. ''Ergo<ref>Следовательно (''лат''.) (''примеч. перев''.).</ref>'' — единственной “жертвой несчастного случая” в данном случае являюсь я сам. Тот перекрёстный допрос, которому меня подвергаете Вы, вполне безобиден, и я ничуть не возражаю против него, но целенаправленные попытки со стороны м-ра Хьюма с явной целью поймать меня на лжи везде, где только можно,— то есть ровно то, что в западном праве считается глубоко обоснованным и честным способом разрешения спора, а у нас, диких азиатов, вызывает самое глубокое ''неприятие'' — привели к тому, что мои коллеги и Братья стали всё внимательнее посматривать на меня с подозрением: уж не склонен ли я к добровольному мученичеству?  


В их глазах я успел превратился в эдакого индо-тибетского Симеона Столпника.<ref>“Ок. 412-415 гг. преподобный переселился из монастыря Теледа в хижину у горы близ сел. Теланисс (ныне Дайр-Симъан), затем — на вершину горы, а ок. 422 г. взошел на свой 1-й столп высотой 2,6 м . . . Высота столпа прп. Симеона постепенно увеличивалась” (см. Православная энциклопедия. Том XLV, с. 168). “В 423 г. он придумал тот род подвижничества, который называется столпничеством. Он поставил столб, твердо укрепленный в основании, а на вершине имевший площадку для стояния и сиденья. На некотором расстоянии столп окружала стена, за которую никто не имел права входить. С приходившими к нему С. говорил с верхней площадки, говорил горячо, пророчески с целою толпой, и тихо, кротко — с одиноко пришедшими. На площадке он проводил большую часть времени, хотя на ней не было никаких приспособлений для защиты от зноя пли холода, от ветра и дождя. На столпе он подвизался более 40 лет, предаваясь непрестанной молитве. . . В праздники святой стоял на площадке столпа, молитвенно простерши руки, от заката солнца до его восхода. Вероятно, столп С. только в начале состоял из одного сплошного толстого древесного ствола, как он изображен на очень древнем рисунке, недавно воспроизведенном Боттари в виде гравюры: здесь видна верхняя половина туловища подвижника, держащего один конец веревки, к другому концу которой кто-то, стоящий вне ограды столпа, привязывает пищу или что-либо другое, нужное аскету. . .” (“Энц. сл. Бр. и Ефр.”, т. XXIX, с. 923) (''примеч. перев''.).</ref> События в Симле оставили после себя большой вопросительный знак, и вот теперь я повис на нижнем его крючке и, проколотый, словно бабочка, им насквозь, я обречён теперь балансировать на самом кончике полукруга, боясь соскользнуть с него при каждом неверном своём движении в ту или иную сторону. — В таком вот положении и находится сейчас Ваш смиренный друг. Все наши коганы уже давно смотрят на меня, как на чокнутого, — с тех самых пор, как я решил взяться за это ни на что не похожее дело: начать обучение двух взрослых учеников, в мозгах у которых с годами утвердились и закостенели одни только западные методы изучения науки. Как оказалось, один из них вполне готов уместить в своём сознании новое иконоборческое учение, хотя он и требует осторожности в обращении с собой. Но зато второй способен воспринимать любые разъяснения лишь при одном-единственном условии: порядок изучения предметов должен быть таким'', как ему хочется'', а не подчиняться их естественной последовательности. Меня совершенно серьёзно спрашивают, уж не превратился ли я и сам наполовину в “пелинга” и в юродивого, страдающего навязчивыми видениями, столь рано в своей жизни связавшись с этими западными “пелингами”? Ничего другого и не следовало ожидать. Я ни на что не ропщу, а просто констатирую факт, и лишь скромно прошу о доверии к себе в единственной надежде на то, что мои слова на сей раз никто уже не истолкует как ''тонкий ''и ''изощрённый способ'' выкарабкиваться из очередного трудного положения.  
В их глазах я успел превратился в эдакого индо-тибетского Симеона Столпника.<ref>“Ок. 412-415 гг. преподобный переселился из монастыря Теледа в хижину у горы близ сел. Теланисс (ныне Дайр-Симъан), затем — на вершину горы, а ок. 422 г. взошел на свой 1-й столп высотой 2,6 м . . . Высота столпа прп. Симеона постепенно увеличивалась” (см. Православная энциклопедия. Том XLV, с. 168). “В 423 г. он придумал тот род подвижничества, который называется столпничеством. Он поставил столб, твердо укрепленный в основании, а на вершине имевший площадку для стояния и сиденья. На некотором расстоянии столп окружала стена, за которую никто не имел права входить. С приходившими к нему С. говорил с верхней площадки, говорил горячо, пророчески с целою толпой, и тихо, кротко — с одиноко пришедшими. На площадке он проводил большую часть времени, хотя на ней не было никаких приспособлений для защиты от зноя пли холода, от ветра и дождя. На столпе он подвизался более 40 лет, предаваясь непрестанной молитве. . . В праздники святой стоял на площадке столпа, молитвенно простерши руки, от заката солнца до его восхода. Вероятно, столп С. только в начале состоял из одного сплошного толстого древесного ствола, как он изображен на очень древнем рисунке, недавно воспроизведенном Боттари в виде гравюры: здесь видна верхняя половина туловища подвижника, держащего один конец веревки, к другому концу которой кто-то, стоящий вне ограды столпа, привязывает пищу или что-либо другое, нужное аскету. . .” (“Энц. сл. Бр. и Ефр.”, т. XXIX, с. 923) (''примеч. перев''.).</ref> События в Симле оставили после себя большой вопросительный знак, и вот теперь я повис на нижнем его крючке и, проколотый, словно бабочка, им насквозь, я обречён теперь балансировать на самом кончике полукруга, боясь соскользнуть с него при каждом неверном своём движении в ту или иную сторону. — В таком вот положении и находится сейчас Ваш смиренный друг. Все наши чоханы уже давно смотрят на меня, как на чокнутого, — с тех самых пор, как я решил взяться за это ни на что не похожее дело: начать обучение двух взрослых учеников, в мозгах у которых с годами утвердились и закостенели одни только западные методы изучения науки. Как оказалось, один из них вполне готов уместить в своём сознании новое иконоборческое учение, хотя он и требует осторожности в обращении с собой. Но зато второй способен воспринимать любые разъяснения лишь при одном-единственном условии: порядок изучения предметов должен быть таким'', как ему хочется'', а не подчиняться их естественной последовательности. Меня совершенно серьёзно спрашивают, уж не превратился ли я и сам наполовину в “пелинга” и в юродивого, страдающего навязчивыми видениями, столь рано в своей жизни связавшись с этими западными “пелингами”? Ничего другого и не следовало ожидать. Я ни на что не ропщу, а просто констатирую факт, и лишь скромно прошу о доверии к себе в единственной надежде на то, что мои слова на сей раз никто уже не истолкует как ''тонкий ''и ''изощрённый способ'' выкарабкиваться из очередного трудного положения.  


'''(5)'''
'''(5)'''
Строка 154: Строка 154:
{{Стиль А-Текст без отступа|— вот так же дело обстоит и с его собственными возражениями и аргументами. Объясните ему что-то одно, и он тут же найдёт в Вашем объяснении какой-то изъян. Докажите ему, что в объяснении никакого изъяна нет, и он тут же набросится на оппонента с упрёками в том, что тот говорит или слишком медленно, или слишком быстро. Говорить с ним — задача слишком непосильная, и я отказался от неё. Пусть всё идёт, как идёт, пока не разрушится под собственным весом. Он говорит: “Целовать туфлю Папе Римскому я не стану”, как будто кто-то просит его об этом. “Я могу любить, но поклоняться — увольте,” — пишет он мне. ''Болтун'' — никого и ничего он не любит, кроме себя самого, А.О. Хьюма, и никогда не любил. Впору и о нём сказать так же: “О Хьюм, тебе имя — пустозвонство!” Вы посмотрите, что он пишет мне в одном из своих писем — я привожу текст дословно: “Даже не будь на то никаких других причин, я любил бы М∴ уже за одно то, что он всецело предан Вам — ''а Вас я любил всегда''(!). Любил тогда, когда бывал с Вами слишком резок — а обижаешься всегда на тех, кто тебе особенно дорог, — ''и даже тогда, когда меня уже полностью убедили в том, что Вы не больше, чем миф, так как даже тогда я тянулся к Вам всем сердцем, как нередко тянешься к образу того, кого на самом деле и не существует вовсе, и ты это хорошо знаешь''”. Никакой сентиментальной Бекки Шарп<ref>Персонаж романа У. Теккерея “Ярмарка тщеславия” (''примеч. перев''.).</ref> не удалось бы лучше выразить свои чувства в письме к своему воображаемому возлюбленному!}}  
{{Стиль А-Текст без отступа|— вот так же дело обстоит и с его собственными возражениями и аргументами. Объясните ему что-то одно, и он тут же найдёт в Вашем объяснении какой-то изъян. Докажите ему, что в объяснении никакого изъяна нет, и он тут же набросится на оппонента с упрёками в том, что тот говорит или слишком медленно, или слишком быстро. Говорить с ним — задача слишком непосильная, и я отказался от неё. Пусть всё идёт, как идёт, пока не разрушится под собственным весом. Он говорит: “Целовать туфлю Папе Римскому я не стану”, как будто кто-то просит его об этом. “Я могу любить, но поклоняться — увольте,” — пишет он мне. ''Болтун'' — никого и ничего он не любит, кроме себя самого, А.О. Хьюма, и никогда не любил. Впору и о нём сказать так же: “О Хьюм, тебе имя — пустозвонство!” Вы посмотрите, что он пишет мне в одном из своих писем — я привожу текст дословно: “Даже не будь на то никаких других причин, я любил бы М∴ уже за одно то, что он всецело предан Вам — ''а Вас я любил всегда''(!). Любил тогда, когда бывал с Вами слишком резок — а обижаешься всегда на тех, кто тебе особенно дорог, — ''и даже тогда, когда меня уже полностью убедили в том, что Вы не больше, чем миф, так как даже тогда я тянулся к Вам всем сердцем, как нередко тянешься к образу того, кого на самом деле и не существует вовсе, и ты это хорошо знаешь''”. Никакой сентиментальной Бекки Шарп<ref>Персонаж романа У. Теккерея “Ярмарка тщеславия” (''примеч. перев''.).</ref> не удалось бы лучше выразить свои чувства в письме к своему воображаемому возлюбленному!}}  


Что касается Ваших вопросов по научной части, то я возьмусь за них на следующей неделе. Я сейчас нахожусь вне дома, совсем неподалёку от Даржилинга, в том самом монастыре, куда всей душой стремится бедная Е.П.Б. Я намеревался отправиться домой уже в конце сентября, но теперь вижу, что не получится, и причиной тому стал сын Нобина.<ref>Речь идёт о четырнадцатилетнем сыне Нобина Банерджи, который, по решению Когана, был принят в монастырь</ref> Вполне вероятно, что мне удастся, в своей собственной “коже”, поговорить со Старушкой — если только М∴ привезёт её сюда. А ему придётся это сделать, иначе он потеряет её навсегда — по крайней мере, в том, что касается физической триады. На этом я прощаюсь с Вами и ещё раз прошу — постарайтесь не испугать моего человечка, он ещё сослужит вам добрую службу. Не забывайте только одного: ''он всего лишь мираж''.<ref>Речь идёт о Гуала К. Дебе. “Деб Шортридж, как мы называем его. На вид он двенадцатилетний мальчик, хотя ему уже давно за тридцать” (см. Приложение, [[ПМ (Базюкин), п.136|Письмо № 136]]). Дело в том, что доставить следующее своё письмо Синнетту К.Х. попросил именно Деба, своего ученика, находившегося у него на обучении к тому времени уже 13-14 лет. Однако Деб, который жил в Дарджилинге, в это время проходил подготовку к выполнению важной оккультной работы и по этой причине не мог отправиться к Синнетту в своём физическом теле. Тогда было решено попросить другого ученика К.Х., взятого на обучение с испытательным сроком, Бабаджи, чтобы тот временно предоставил Дебу своё физическое тело. Так письмо К.Х. и было доставлено в Симлу к Синнетту. Таким образом, тот Бабаджи, который доставил Синнетту письмо, не был настоящим Бабаджи, а отсюда и слова К.Х. о том, что тот человек, которого Синнетт увидит, — это лишь ''мираж''. <br>
Что касается Ваших вопросов по научной части, то я возьмусь за них на следующей неделе. Я сейчас нахожусь вне дома, совсем неподалёку от Даржилинга, в том самом монастыре, куда всей душой стремится бедная Е.П.Б. Я намеревался отправиться домой уже в конце сентября, но теперь вижу, что не получится, и причиной тому стал сын Нобина.<ref>Речь идёт о четырнадцатилетнем сыне Нобина Банерджи, который, по решению Чохана, был принят в монастырь</ref> Вполне вероятно, что мне удастся, в своей собственной “коже”, поговорить со Старушкой — если только М∴ привезёт её сюда. А ему придётся это сделать, иначе он потеряет её навсегда — по крайней мере, в том, что касается физической триады. На этом я прощаюсь с Вами и ещё раз прошу — постарайтесь не испугать моего человечка, он ещё сослужит вам добрую службу. Не забывайте только одного: ''он всего лишь мираж''.<ref>Речь идёт о Гуала К. Дебе. “Деб Шортридж, как мы называем его. На вид он двенадцатилетний мальчик, хотя ему уже давно за тридцать” (см. Приложение, [[ПМ (Базюкин), п.136|Письмо № 136]]). Дело в том, что доставить следующее своё письмо Синнетту К.Х. попросил именно Деба, своего ученика, находившегося у него на обучении к тому времени уже 13-14 лет. Однако Деб, который жил в Дарджилинге, в это время проходил подготовку к выполнению важной оккультной работы и по этой причине не мог отправиться к Синнетту в своём физическом теле. Тогда было решено попросить другого ученика К.Х., взятого на обучение с испытательным сроком, Бабаджи, чтобы тот временно предоставил Дебу своё физическое тело. Так письмо К.Х. и было доставлено в Симлу к Синнетту. Таким образом, тот Бабаджи, который доставил Синнетту письмо, не был настоящим Бабаджи, а отсюда и слова К.Х. о том, что тот человек, которого Синнетт увидит, — это лишь ''мираж''. <br>
Однако на этом история самого Бабаджи не заканчивается, так как впоследствии ему суждено было сыграть зловещую роль в теософском движении. Ещё много лет назад, как только Деб был принят в ученичество к К.Х., он взял для себя тайное имя — Дхарбагири Натх. Однако Бабаджи после описанного выше случая решил также взять для себя это же самое имя. Таким образом, появилось два человека с этим тайным именем. Это обстоятельство не раз становилось предметом недоразумений, возникавших среди теософов. <br>
Однако на этом история самого Бабаджи не заканчивается, так как впоследствии ему суждено было сыграть зловещую роль в теософском движении. Ещё много лет назад, как только Деб был принят в ученичество к К.Х., он взял для себя тайное имя — Дхарбагири Натх. Однако Бабаджи после описанного выше случая решил также взять для себя это же самое имя. Таким образом, появилось два человека с этим тайным именем. Это обстоятельство не раз становилось предметом недоразумений, возникавших среди теософов. <br>
В своём письме Синнетту Е.П.Б. позднее писала: “Он с равным успехом может называть себя хоть Дхарбагири Натхом, хоть “Бабаджи”. Дело в том, что существует . . . настоящий Дх. Натх. Это чела, который пребывает с Учителем К.Х. все последние 13-14 лет. Он жил тогда в Дарджилинге, и именно о нём Махатма К.Х и писал Вам в Симлу. По причинам, которые я не могу Вам пояснить, он тогда так и остался в Дарджилинге. {{Стиль С-Капитель|Один}}{{Стиль С-Капитель| только раз вы слышали его голос, но не видели его никогда. Однако Вы видели его портрет — его }}{{Стиль С-Капитель|''альтер эго''}}{{Стиль С-Капитель| (“абсолютную копию”) в физическом смысле, но диаметральную противоположность в том, что касается его [высочайших] нравственных, интеллектуальных и т.д. качеств. Обман же со стороны Кришны Свами, то есть Бабаджи, состоит вовсе не в том, что он присвоил себе это имя [Дхарбагири Натха — }}{{Стиль С-Капитель|''перев''}}{{Стиль С-Капитель|.] — а оно представляет собой тайное имя, которое тот [подлинный Дх. Натх] выбрал для себя, став учеником Махатмы, — а в том, что он с немалой выгодой для себя воспользовался той печатью молчания, которой я была связана, а также сформировал у людей ложное представление о себе: дескать он, этот самый Бабаджи, и есть }}{{Стиль С-Капитель|высокий}}{{Стиль С-Капитель| чела, тогда как на самом деле он был взят в обучение лишь с испытательным сроком . . .” (см.: ПБС, [[ПМ (Базюкин), п.70|Письмо № 70]]).}}
В своём письме Синнетту Е.П.Б. позднее писала: “Он с равным успехом может называть себя хоть Дхарбагири Натхом, хоть “Бабаджи”. Дело в том, что существует . . . настоящий Дх. Натх. Это чела, который пребывает с Учителем К.Х. все последние 13-14 лет. Он жил тогда в Дарджилинге, и именно о нём Махатма К.Х и писал Вам в Симлу. По причинам, которые я не могу Вам пояснить, он тогда так и остался в Дарджилинге. {{Стиль С-Капитель|Один}}{{Стиль С-Капитель| только раз вы слышали его голос, но не видели его никогда. Однако Вы видели его портрет — его }}{{Стиль С-Капитель|''альтер эго''}}{{Стиль С-Капитель| (“абсолютную копию”) в физическом смысле, но диаметральную противоположность в том, что касается его [высочайших] нравственных, интеллектуальных и т.д. качеств. Обман же со стороны Кришны Свами, то есть Бабаджи, состоит вовсе не в том, что он присвоил себе это имя [Дхарбагири Натха — }}{{Стиль С-Капитель|''перев''}}{{Стиль С-Капитель|.] — а оно представляет собой тайное имя, которое тот [подлинный Дх. Натх] выбрал для себя, став учеником Махатмы, — а в том, что он с немалой выгодой для себя воспользовался той печатью молчания, которой я была связана, а также сформировал у людей ложное представление о себе: дескать он, этот самый Бабаджи, и есть }}{{Стиль С-Капитель|высокий}}{{Стиль С-Капитель| чела, тогда как на самом деле он был взят в обучение лишь с испытательным сроком . . .” (см.: ПБС, [[ПМ (Базюкин), п.70|Письмо № 70]]).}}
trusted
2802

правки