Изменения

  | издательство = ИДЛи

  | издательство = ИДЛи

  | год = 2001

  | год = 2001

  | участники = ''Перевод''<br>Юлия Быстрова

  | участники = ''Перевод''<br>Юлия Быстрова<br>

 

''Художник''<br> Леонид Большаков

''Художник''<br> Леонид Большаков

  | аннотация = В работе Джорджа Роберта Стоу Мида —  известного учёного, бакалавра гуманитарных наук, помощника Е.П.Бла­ватской, содержится наиболее беспристрастное и доброжелательное повествование о жизни и деятельности известного и загадочного философа, чудо­творца Аполлония Тианского.  

  | аннотация = В работе Джорджа Роберта Стоу Мида —  известного учёного, бакалавра гуманитарных наук, помощника Е.П.Бла­ватской, содержится наиболее беспристрастное и доброжелательное повествование о жизни и деятельности известного и загадочного философа, чудо­творца Аполлония Тианского.  

Если, к примеру, читатель обратится к трудам по общей истории, таким, как «История римлян времён Империи» Меривейла (Лондон, 1865), то в IV главе он сможет прочитать о состоянии религии вплоть до последних дней Нерона (но он поступит мудро, если не сделает серьёзных выводов). Если же он обратится к труду Германа Шиллера «Geshichte der romischen Kaiserreichs unter der Regierung des Nero» (Берлин, 1872), то скорее всего усомнится в широко распространённом мнении относительно чудовищных преступлений, приписываемых Нерону. В то время как изначально он мог в них верить, прочитав статью Дж.Х.Льюиса «Был ли Нерон чудовищем?» («Cornhill Magazine», July, 1863). Далее из труда Шиллера, он может получить общее представление о религии и философии того периода, основываясь на описании главы 3 в книге IV, более достоверном, чем у Меривейла. И тем не менее все эти сведения можно будет назвать расплывчатыми и неудовлетворительными, малой долей сопричастными с личной жизнью философов и религиозных деятелей первого столетия.

Если, к примеру, читатель обратится к трудам по общей истории, таким, как «История римлян времён Империи» Меривейла (Лондон, 1865), то в IV главе он сможет прочитать о состоянии религии вплоть до последних дней Нерона (но он поступит мудро, если не сделает серьёзных выводов). Если же он обратится к труду Германа Шиллера «Geshichte der romischen Kaiserreichs unter der Regierung des Nero» (Берлин, 1872), то скорее всего усомнится в широко распространённом мнении относительно чудовищных преступлений, приписываемых Нерону. В то время как изначально он мог в них верить, прочитав статью Дж.Х.Льюиса «Был ли Нерон чудовищем?» («Cornhill Magazine», July, 1863). Далее из труда Шиллера, он может получить общее представление о религии и философии того периода, основываясь на описании главы 3 в книге IV, более достоверном, чем у Меривейла. И тем не менее все эти сведения можно будет назвать расплывчатыми и неудовлетворительными, малой долей сопричастными с личной жизнью философов и религиозных деятелей первого столетия.

Относительно современных исследо­вателей истории церкви, занимающихся обозначенным вопросом, стоит отметить, что они всецело заняты изучением контактов Христианской церкви с Римской империей и выдают лишь случайную информа­цию того характера, что нас интересует. В этом плане примечательно исследование Ц.&nbsp;Й.&nbsp;Нойманна «Der romische Staat und die allgemeine Kirche bis auf Diocletian»<ref name="ftn1">Карл Иоганн Генрих Нойман, «Римское государство и единая церковь до Диоклетиана». – ''Прим. ред. эл. изд.''</ref> (Лейпциг, 1890). Интересны и некоторые предположения профессора У.Э.Рамсея в книге «Римская империя до 170 года н.э.». Последний поступает весьма необычно: он толкует римскую историю на основе текстов Нового Завета, достоверность многих дат которого так горячо оспаривается.

Относительно современных исследо­вателей истории церкви, занимающихся обозначенным вопросом, стоит отметить, что они всецело заняты изучением контактов Христианской церкви с Римской империей и выдают лишь случайную информа­цию того характера, что нас интересует. В этом плане примечательно исследование Ц.&nbsp;Й.&nbsp;Нойманна «Der romische Staat und die allgemeine Kirche bis auf Diocletian»<ref>Карл Иоганн Генрих Нойман, «Римское государство и единая церковь до Диоклетиана». – ''Прим. ред. эл. изд.''</ref> (Лейпциг, 1890). Интересны и некоторые предположения профессора У.Э.Рамсея в книге «Римская империя до 170 года н.э.». Последний поступает весьма необычно: он толкует римскую историю на основе текстов Нового Завета, достоверность многих дат которого так горячо оспаривается.

Вы скажете: но какое отношение всё это имеет к Аполлонию Тианскому? Ответ прост: он осуществлял свою деятельность среди религиозных объединений, братств и гильдий, прямо или косвенно упоминаемых в перечисленных трудах. Знакомство с ними, с атмосферой их существования в какой-то степени поможет воссоздать картину той среды, в которой он провёл большую часть своей жизни; а информация об их воззрениях и определённом статусе в обществе, вероятно, раскроет и некоторые из движущих философом побуждений.

Вы скажете: но какое отношение всё это имеет к Аполлонию Тианскому? Ответ прост: он осуществлял свою деятельность среди религиозных объединений, братств и гильдий, прямо или косвенно упоминаемых в перечисленных трудах. Знакомство с ними, с атмосферой их существования в какой-то степени поможет воссоздать картину той среды, в которой он провёл большую часть своей жизни; а информация об их воззрениях и определённом статусе в обществе, вероятно, раскроет и некоторые из движущих философом побуждений.

Государственные культы и националь­ные институты Империи первого столетия действительно требовали реформ, и следует заметить, что Аполлоний отдал много времени и сил тому, чтобы возродить и очистить их. На тот момент они практи­чёски утратили свою силу, многое в религиозном укладе стало поверхностным. Но это вовсе не значит, что религиозной жизни в стране не было: соразмерно тому, как официальные культовые и родовые институты не приносили людям настоящего удовлетворения в религиозных чувствах, народ всё ревностнее предавался тайным культам, погружаясь в тот поток религиозного энтузиазма, который с неослабевающей силой тёк с Востока. Бесспорно, при таком брожении случалось много крайностей, если судить по нынешним представлениям о религиозном этикете. И тем не менее, исключая из религиозного процесса откровенно порочные культы, можно увидеть, что в народных кругах было широко распространено то, что при окончательном анализе похоже на феномен религиозного исступления. Подобный феномен мы наблюдаем в наши дни среди таких сект, как шейкеры и рантеры, а также на общих собраниях непосвящённых у «возрожденцев».

Государственные культы и националь­ные институты Империи первого столетия действительно требовали реформ, и следует заметить, что Аполлоний отдал много времени и сил тому, чтобы возродить и очистить их. На тот момент они практи­чёски утратили свою силу, многое в религиозном укладе стало поверхностным. Но это вовсе не значит, что религиозной жизни в стране не было: соразмерно тому, как официальные культовые и родовые институты не приносили людям настоящего удовлетворения в религиозных чувствах, народ всё ревностнее предавался тайным культам, погружаясь в тот поток религиозного энтузиазма, который с неослабевающей силой тёк с Востока. Бесспорно, при таком брожении случалось много крайностей, если судить по нынешним представлениям о религиозном этикете. И тем не менее, исключая из религиозного процесса откровенно порочные культы, можно увидеть, что в народных кругах было широко распространено то, что при окончательном анализе похоже на феномен религиозного исступления. Подобный феномен мы наблюдаем в наши дни среди таких сект, как шейкеры и рантеры, а также на общих собраниях непосвящённых у «возрожденцев».

Но не стоит думать, что тайные культы, а также деятельность религиозных объединений в целом имели исключительно такой характер или были ограничены рамками социального класса, вовсе нет. В Империи были религиозные братства, общины и клубы — ''thiasi<ref name="ftn2">''thiasi (мн.ч. от тиас) – вакхический хоровод. – Прим. ред. эл. изд.''</ref>, erani<ref name="ftn3">''erani (мн.ч. от eranus) – в Греции и её колониях благотворительное общество помощи бедным согражданам, союз взаимопомощи. – Прим. ред. эл. изд.''</ref> и ''orgeones<ref name="ftn4">''orgeones – оргии, ночные разгульные празднества в честь бога Вакха. – Прим. ред. эл. изд.''</ref> — различных типов и для всех возможных сословий. К тому же существовали общества взаимопомощи, традиционные компании, собирающиеся за обеденным столом, похоронные клубы — прототипы наших нынешних масонских лож, тайных братств и прочее. Эти религиозные общества были тайными не только в том смысле, что их не поддерживало государство, но главным образом потому, что их внутренняя деятельность держалась в тайне. Вероятно, сегодня это главная причина отсутствия сведений о них.

Но не стоит думать, что тайные культы, а также деятельность религиозных объединений в целом имели исключительно такой характер или были ограничены рамками социального класса, вовсе нет. В Империи были религиозные братства, общины и клубы — ''thiasi<ref>''thiasi (мн.ч. от тиас) – вакхический хоровод. – Прим. ред. эл. изд.''</ref>, erani<ref>''erani (мн.ч. от eranus) – в Греции и её колониях благотворительное общество помощи бедным согражданам, союз взаимопомощи. – Прим. ред. эл. изд.''</ref> и ''orgeones<ref">''orgeones – оргии, ночные разгульные празднества в честь бога Вакха. – Прим. ред. эл. изд.''</ref> — различных типов и для всех возможных сословий. К тому же существовали общества взаимопомощи, традиционные компании, собирающиеся за обеденным столом, похоронные клубы — прототипы наших нынешних масонских лож, тайных братств и прочее. Эти религиозные общества были тайными не только в том смысле, что их не поддерживало государство, но главным образом потому, что их внутренняя деятельность держалась в тайне. Вероятно, сегодня это главная причина отсутствия сведений о них.

К таким организациям следует причислять не только низшие формы различных культов-мистерий, но и высшие, такие, как мистерии Изиды, фригийские, вакхические, митрийские мистерии, которые были распространены по всей Империи. Примечателен тот факт, что, например, знаменитые Элевсинии, будучи культовым государственным институтом, по своему религиозному укладу и традициям были менее глубокими, чем многие другие.

К таким организациям следует причислять не только низшие формы различных культов-мистерий, но и высшие, такие, как мистерии Изиды, фригийские, вакхические, митрийские мистерии, которые были распространены по всей Империи. Примечателен тот факт, что, например, знаменитые Элевсинии, будучи культовым государственным институтом, по своему религиозному укладу и традициям были менее глубокими, чем многие другие.

Кроме того, не следует думать, что упомянутые высшие формы мистерий были единообразны внутри самих себя. Как правило, они подразделялись на различ­ные ступени и ранги, которые, в свою очередь, имели несколько форм каждой традиции — добрую, злую и нейтральную. Например, мы знаем, что для респектабельного гра­жда­нина Афин ''de rigueur<ref name="ftn5">''<nowiki>de rigueur (фр. [dərɪˊgɜ:]) – тре́буемый обы́чаями или этике́том. – </nowiki>Прим. ред. эл. изд.''</ref> означало быть посвящённым в Элевсинские мистерии, и, сле­довательно, испытания не могли быть слишком строгими. В то время как самая последняя работа по обрядам посвящения, ?«De Apuleio Isiacorum Mysteriorum Teste» доктора ?К.Х.Э. Де Йонга (Лейден, 1900), показывает, что в одной из форм мистерий Изиды кандидата приглашали на инициацию с помощью сновидений; иначе говоря, в момент посвящения он должен был быть психически невосприимчивым.

Кроме того, не следует думать, что упомянутые высшие формы мистерий были единообразны внутри самих себя. Как правило, они подразделялись на различ­ные ступени и ранги, которые, в свою очередь, имели несколько форм каждой традиции — добрую, злую и нейтральную. Например, мы знаем, что для респектабельного гра­жда­нина Афин ''de rigueur<ref>''<nowiki>de rigueur (фр. [dərɪˊgɜ:]) – тре́буемый обы́чаями или этике́том. – </nowiki>Прим. ред. эл. изд.''</ref> означало быть посвящённым в Элевсинские мистерии, и, сле­довательно, испытания не могли быть слишком строгими. В то время как самая последняя работа по обрядам посвящения, ?«De Apuleio Isiacorum Mysteriorum Teste» доктора ?К.Х.Э. Де Йонга (Лейден, 1900), показывает, что в одной из форм мистерий Изиды кандидата приглашали на инициацию с помощью сновидений; иначе говоря, в момент посвящения он должен был быть психически невосприимчивым.

Здесь, следовательно, мы имеем обширную промежуточную область религиозных проявлений между наиболее популярными и неорганизованными формами тайных культов и их высшими формами, к которым можно было приблизиться лишь посредством дисциплины и определённой философской подготовки. На самой высокой ступени этих тайных институтов стояли самые достойные люди Империи, многим из которых воздавали хвалу величайшие мыслители Греции и Рима. Здесь, как уже отмечалось, посвящённые находили такое удовлетворение своим религиозным чувствам, которое им было необходимо. Среди них были и те, кто поднялся в высокую сферу чистого разума, и те, кто не смог достичь в этом смысле определённых вершин. Официальные культы, как известно, были не способны раскрыть такие горизонты, и посвящённые терпели их в качестве средства сохранения традиционного уклада жизни города или государства.

Здесь, следовательно, мы имеем обширную промежуточную область религиозных проявлений между наиболее популярными и неорганизованными формами тайных культов и их высшими формами, к которым можно было приблизиться лишь посредством дисциплины и определённой философской подготовки. На самой высокой ступени этих тайных институтов стояли самые достойные люди Империи, многим из которых воздавали хвалу величайшие мыслители Греции и Рима. Здесь, как уже отмечалось, посвящённые находили такое удовлетворение своим религиозным чувствам, которое им было необходимо. Среди них были и те, кто поднялся в высокую сферу чистого разума, и те, кто не смог достичь в этом смысле определённых вершин. Официальные культы, как известно, были не способны раскрыть такие горизонты, и посвящённые терпели их в качестве средства сохранения традиционного уклада жизни города или государства.

По общему согласию наиболее добродетельные люди Греции, как мужчины, так и женщины, являлись членами пифагорейских школ. После смерти основателя пифагорейцы, похоже, постепенно смешались с орфическими общинами и понятие «орфическая жизнь» стало общепризнанным символом жизни в чистоте и самоотречении. Мы также знаем, что орфики и, следовательно, пифагорейцы принимали активное участие в реформации, возможно, и в полном реформировании вакхических и элевсинских ритуалов. Похоже, они вернули вакхическому культу его чистое начало, вновь установив, или возродив, иак­хические мистерии. Совершенно очевидно, что столь непреклонные люди и глубокие мыслители не могли довольствоваться низшей формой культа. Их влияние повсеместно распространилось и в вакхических кругах. Вероятно, поэтому Еврипид вкладывает в уста хора вакхических посвящённых следующие слова: «Одетый в белые одежды, я спешу от бытия смертных людей и никогда не приближусь к вазе смерти, ибо вкусил пищи, таящейся в душе»<ref name="ftn6">«Критяне». См. ''Лобек''. Аглаофам.</ref>¹. Такое можно было услышать от брахманиче­ского или буддийского аскета, жаждущих разорвать узы сансары. Поэтому было бы несправедливо смешивать подобных людей с непристойными гуляками — именно так обычно представляют вакхическую компанию.

По общему согласию наиболее добродетельные люди Греции, как мужчины, так и женщины, являлись членами пифагорейских школ. После смерти основателя пифагорейцы, похоже, постепенно смешались с орфическими общинами и понятие «орфическая жизнь» стало общепризнанным символом жизни в чистоте и самоотречении. Мы также знаем, что орфики и, следовательно, пифагорейцы принимали активное участие в реформации, возможно, и в полном реформировании вакхических и элевсинских ритуалов. Похоже, они вернули вакхическому культу его чистое начало, вновь установив, или возродив, иак­хические мистерии. Совершенно очевидно, что столь непреклонные люди и глубокие мыслители не могли довольствоваться низшей формой культа. Их влияние повсеместно распространилось и в вакхических кругах. Вероятно, поэтому Еврипид вкладывает в уста хора вакхических посвящённых следующие слова: «Одетый в белые одежды, я спешу от бытия смертных людей и никогда не приближусь к вазе смерти, ибо вкусил пищи, таящейся в душе»<ref>«Критяне». См. ''Лобек''. Аглаофам.</ref>. Такое можно было услышать от брахманиче­ского или буддийского аскета, жаждущих разорвать узы сансары. Поэтому было бы несправедливо смешивать подобных людей с непристойными гуляками — именно так обычно представляют вакхическую компанию.

Если кто-то возразит и скажет, что Еврипид, пифагорейцы и орфики не оставили и следа в первом столетии и чего бы хорошего они ни сделали, оно давно исчезло, — ответим: реальность свидетельствует об обратном. Филий, писавший примерно в 25 г. н.э., рассказывает нам, что он встречал по всему миру многочисленные группы людей, которые вели религиозную во всех отношениях жизнь. Отказавшись от своего имущества и привычного образа жизни, они ушли из мира и целиком посвятили себя поискам мудрости и развитию добродетели. В своём трактате «О созерцательной жизни» он пишет: «Этот класс людей, стремящихся к совершенному добру, можно найти во многих частях обитаемого мира, как в греческом, так и в не греческом. В Египте они встречаются толпами в каждой провинции, и особенно в окрестностях Александрии». Перед нами очень важное свидетельство, ибо если столько людей в то время отдавалось религиозной жизни, то хотя бы поэтому эпоху первого столетия невозможно чернить безнравственностью.

Если кто-то возразит и скажет, что Еврипид, пифагорейцы и орфики не оставили и следа в первом столетии и чего бы хорошего они ни сделали, оно давно исчезло, — ответим: реальность свидетельствует об обратном. Филий, писавший примерно в 25 г. н.э., рассказывает нам, что он встречал по всему миру многочисленные группы людей, которые вели религиозную во всех отношениях жизнь. Отказавшись от своего имущества и привычного образа жизни, они ушли из мира и целиком посвятили себя поискам мудрости и развитию добродетели. В своём трактате «О созерцательной жизни» он пишет: «Этот класс людей, стремящихся к совершенному добру, можно найти во многих частях обитаемого мира, как в греческом, так и в не греческом. В Египте они встречаются толпами в каждой провинции, и особенно в окрестностях Александрии». Перед нами очень важное свидетельство, ибо если столько людей в то время отдавалось религиозной жизни, то хотя бы поэтому эпоху первого столетия невозможно чернить безнравственностью.

Итак, вначале обратимся к упоминаниям в классической и святоотеческой литературе.

Итак, вначале обратимся к упоминаниям в классической и святоотеческой литературе.

Лукиан, остроумный писатель первой половины II века, делает персонажем одной из своих сатир ученика последователя Аполлония — одного из тех, кто был знаком со «всей трагедией»<ref name="ftn7">Alexander sive Pseudomantis, VI.</ref> его жизни. В свою очередь, Апулей, современник Лукиана, причисляет Аполлония к Моисею, Зороастру и другим знаменитым магам античности<ref name="ftn8">De Magis (ed. Hildebrand, 1842, II, 614).</ref>.

Лукиан, остроумный писатель первой половины II века, делает персонажем одной из своих сатир ученика последователя Аполлония — одного из тех, кто был знаком со «всей трагедией»<ref>Alexander sive Pseudomantis, VI.</ref> его жизни. В свою очередь, Апулей, современник Лукиана, причисляет Аполлония к Моисею, Зороастру и другим знаменитым магам античности<ref>De Magis (ed. Hildebrand, 1842, II, 614).</ref>.

Примерно в тот же период в сочинении «Вопросы и ответы правоверным», ранее приписываемом Юстину Мученику, который жил во второй четверти II века, мы находим следующее интересное заявление: «Вопрос 24: Если Бог — творец и господин мироздания, то как освящённые Аполлонием предметы<ref name="ftn9">&nbsp;Τελέσματα. ''Telesma ''— это «освящённый предмет, превратившийся у арабов в ''telsam'' (талисман)»; см. «Лексикон» Лидделла и Скотта.</ref><nowiki> могли иметь власть в [разных] областях этого мироздания? Ибо, как мы видим, они охраняют от ярости волн и ветров, от нашествий насекомых и нападений диких зверей»</nowiki><ref name="ftn10">Justin Martyr, Opera, ed. Otto (2 ed., Jena, 1849), III, 32.</ref>.

Примерно в тот же период в сочинении «Вопросы и ответы правоверным», ранее приписываемом Юстину Мученику, который жил во второй четверти II века, мы находим следующее интересное заявление: «Вопрос 24: Если Бог — творец и господин мироздания, то как освящённые Аполлонием предметы<ref>&nbsp;Τελέσματα. ''Telesma ''— это «освящённый предмет, превратившийся у арабов в ''telsam'' (талисман)»; см. «Лексикон» Лидделла и Скотта.</ref><nowiki> могли иметь власть в [разных] областях этого мироздания? Ибо, как мы видим, они охраняют от ярости волн и ветров, от нашествий насекомых и нападений диких зверей»</nowiki><ref>Justin Martyr, Opera, ed. Otto (2 ed., Jena, 1849), III, 32.</ref>.

Дион Кассий в своей истории<ref name="ftn11">Кн. LXXVII, 18.</ref>, написанной в 211-222 г.г., утверждает, что император Каракалла (211-216) почтил память Аполлония установкой часовни или монумента (heroum).

Дион Кассий в своей истории<ref>Кн. LXXVII, 18.</ref>, написанной в 211-222 г.г., утверждает, что император Каракалла (211-216) почтил память Аполлония установкой часовни или монумента (heroum).

Именно в это время (216 г.) Филострат написал «Жизнь Аполлония» по просьбе Домны Юлии, матери Каракаллы, и впоследствии мы будем обращаться главным образом к этому документу.

Именно в это время (216 г.) Филострат написал «Жизнь Аполлония» по просьбе Домны Юлии, матери Каракаллы, и впоследствии мы будем обращаться главным образом к этому документу.

Лампридий, живший примерно в се­редине III века, сообщает нам, что император Александр Север (222-235) поместил статую Аполлония в свой ''lararium ''наравне со статуями Христа, Авраама и Орфея<ref name="ftn12">Жизнь Александра Севера, XXIX.</ref>.

Лампридий, живший примерно в се­редине III века, сообщает нам, что император Александр Север (222-235) поместил статую Аполлония в свой ''lararium ''наравне со статуями Христа, Авраама и Орфея<ref>Жизнь Александра Севера, XXIX.</ref>.

Вопискус, писавший в последней декаде III века, рассказывает нам, что император Аврелиан (270-275) дал обет построить храм в честь Аполлония, который явился ему во время осады Тианы. Вопискус говорит об Аполлонии как о «мудреце широчайшей известности и авторитета, древнем философе, истинном друге богов» и, более того, как о воплощении божества. «Кто среди людей, — вопрошает историк, — был столь святым, столь достойным поклонения, столь почтенным, столь богоподобным, как он? Это он давал жизнь мёртвым. Это он сделал и сказал столько вещей, которые не по силам людям»<ref name="ftn13">Жизнь Аврелиана, XXIV.</ref>. Вопискус так восторженно относился к Аполлонию, что обещал написать короткий рассказ о его жизни по-латыни. Деяния и слова философа, по мнению Вопискуса, должны были быть на устах у всех, потому что пока все существующие документы написаны на греческом<ref name="ftn14">''«Que qui velit nosse, grecos legat libros qui de ejus vita conscripti sunt».'' Этими документами, вероятно, были книги Максима, Мерагения и Филострата.</ref>. Писатель, однако, не выполнил своего обещания. Но мы знаем, что примерно в это время биографию философа написали Сотерик<ref name="ftn15">Египетский эпический поэт, создавший несколько поэтизированных исторических трудов на греческом; писал в последнем десятилетии III века.</ref> и Нихомах, а вскоре после этого — и Таский Викторианий, работавший с бумагами Нихомаха<ref name="ftn16">Sidonius Apollinaris, Epp., VIII. 3. См. также: Legrand d’Aussy, Vie d’Apollonius de Tyane (Paris, 1807), p. XLVII.</ref>. Правда, ни одно из этих жизнеописаний не дошло до нас.

Вопискус, писавший в последней декаде III века, рассказывает нам, что император Аврелиан (270-275) дал обет построить храм в честь Аполлония, который явился ему во время осады Тианы. Вопискус говорит об Аполлонии как о «мудреце широчайшей известности и авторитета, древнем философе, истинном друге богов» и, более того, как о воплощении божества. «Кто среди людей, — вопрошает историк, — был столь святым, столь достойным поклонения, столь почтенным, столь богоподобным, как он? Это он давал жизнь мёртвым. Это он сделал и сказал столько вещей, которые не по силам людям»<ref>Жизнь Аврелиана, XXIV.</ref>. Вопискус так восторженно относился к Аполлонию, что обещал написать короткий рассказ о его жизни по-латыни. Деяния и слова философа, по мнению Вопискуса, должны были быть на устах у всех, потому что пока все существующие документы написаны на греческом<ref>''«Que qui velit nosse, grecos legat libros qui de ejus vita conscripti sunt».'' Этими документами, вероятно, были книги Максима, Мерагения и Филострата.</ref>. Писатель, однако, не выполнил своего обещания. Но мы знаем, что примерно в это время биографию философа написали Сотерик<ref>Египетский эпический поэт, создавший несколько поэтизированных исторических трудов на греческом; писал в последнем десятилетии III века.</ref> и Нихомах, а вскоре после этого — и Таский Викторианий, работавший с бумагами Нихомаха<ref>Sidonius Apollinaris, Epp., VIII. 3. См. также: Legrand d’Aussy, Vie d’Apollonius de Tyane (Paris, 1807), p. XLVII.</ref>. Правда, ни одно из этих жизнеописаний не дошло до нас.

Кстати, именно в этот период, в конце III — начале IV веков, Порфирий и Ямвлих создали свои труды о Пифагоре и его школе. Оба они упоминают Аполлония в качестве первоисточника, и вероятно, что первые 30 глав книги Ямвлиха взяты из Аполлония<ref name="ftn17">Porphyry, De Vita Pythagorae, section II, ed. Kiessling (Leipzig, 1816). Iamblichus, De Vita Pythagorica, chap. XXV, ed. Kiessling (Leipzig, 1813); особенно примечание Кисслинга — стр. 11 и далее. См. также: Porphyry, Frag., De Styge, p. 285, ed. Holst.</ref>.

Кстати, именно в этот период, в конце III — начале IV веков, Порфирий и Ямвлих создали свои труды о Пифагоре и его школе. Оба они упоминают Аполлония в качестве первоисточника, и вероятно, что первые 30 глав книги Ямвлиха взяты из Аполлония<ref>Porphyry, De Vita Pythagorae, section II, ed. Kiessling (Leipzig, 1816). Iamblichus, De Vita Pythagorica, chap. XXV, ed. Kiessling (Leipzig, 1813); особенно примечание Кисслинга — стр. 11 и далее. См. также: Porphyry, Frag., De Styge, p. 285, ed. Holst.</ref>.

А теперь мы переходим к инциденту, сделавшему личность Аполлония объектом христианской полемики, каковым его личность остаётся и по сей день. Иерокл, философ и поочерёдный правитель Пальмиры, Битинии и Александрии, примерно в 305 году написал в двух книгах критический обзор неоправданных претензий христиан относительно исключительного права на «чудеса» как на доказательство божественного происхождения их Господа. В труде под заглавием «Правдивое обращение к христианам», или, более коротко, «Любитель правды», он главным образом отталкивается от предыдущих трудов Цельсия и Порфирия<ref name="ftn18">См. статью Дюшеснье о недавно обнаруженных сочинениях Макария Великого (Париж, 1877).</ref>, но вводит и новую тему для дискуссии, объясняя чудеса Аполлония всё теми же христианскими претензиями. В этой части своего сочинения Иерокл цитирует «Жизнь Аполлония» Филострата.

А теперь мы переходим к инциденту, сделавшему личность Аполлония объектом христианской полемики, каковым его личность остаётся и по сей день. Иерокл, философ и поочерёдный правитель Пальмиры, Битинии и Александрии, примерно в 305 году написал в двух книгах критический обзор неоправданных претензий христиан относительно исключительного права на «чудеса» как на доказательство божественного происхождения их Господа. В труде под заглавием «Правдивое обращение к христианам», или, более коротко, «Любитель правды», он главным образом отталкивается от предыдущих трудов Цельсия и Порфирия<ref name="ftn18">См. статью Дюшеснье о недавно обнаруженных сочинениях Макария Великого (Париж, 1877).</ref>, но вводит и новую тему для дискуссии, объясняя чудеса Аполлония всё теми же христианскими претензиями. В этой части своего сочинения Иерокл цитирует «Жизнь Аполлония» Филострата.

{{raw:t-ru-pool:Сноски}}

{{raw:t-ru-pool:Сноски}}

[[Категория: Литература]]

[[Категория: Литература]]