Христианство: различия между версиями

 

== Тайная Доктрина, том 1 ==

У браминов, которые никогда не соединяли естественные производительные функции человека с элементом «первородного греха», – иметь сына есть ''священная обязанность''. Брамин, в былые времена, окончив свою миссию человеческого создателя, удалялся в джунгли и проводил остаток дней своих в религиозном созерцании. Он исполнил свой долг перед природой, как смертный и как ее сотрудник, и отныне отдавал все свои помыслы духовной и бессмертной части себя самого, рассматривая все земное, как простую иллюзию, преходящий сон – что оно, в действительности, и есть. У семита было иначе. Он придумал искушение плоти в райском саду и явил своего Бога, – эзотерически Искусителя и Правителя Природы – ''проклинающим на веки'' действо, логически входившее в программу этой Природы<ref name="ftn616">Та же самая мысль проведена экзотерически в событиях Исхода из Египта. «Господь Бог искушает Фараона» чрезвычайно, «карает его великими муками» из опасения, чтобы царь не избег кары, лишив, таким образом, «избранный народ» возможности восторжествовать лишний раз.</ref>. Все это выступает экзотерически, если придерживаться ''замаскирования'' и мертвой буквы Книги ''Бытия'' и всего остального. В то же время, ''эзотерически'', он смотрел на предполагаемый ''грех'' и ''падение'', как на действо, настолько священное, что избрал орган виновника ''первородного греха'', как наиболее подходящий и наиболее священный символ для изображения того же Бога, который клеймил выполнение им своей функции, как ослушание и вечный грех!

:«Пусть гнев твой будет укрощен; Ракшаса не виновны; смерть твоего отца ''была действием Судьбы (Кармы)''. Гнев есть страсть глупцов; он не приличествует мудрому. ''Кем же, может быть спрошено, бывает кто убит?'' Каждый человек ''пожинает последствия своих деяний''. Гнев, сын мой, есть разрушение всего, что достигнуто человеком… и препятствует достижению… освобождения. Мудрецы презирают гнев, но не ты, дитя мое, подверженное его воздействию. Пусть эти ''безобидные'' духи тьмы не будут более истребляться; пусть эта твоя жертва прекратится. Милосердие есть мощь Праведного»<ref name="ftn667">''Вишну Пурана,'' I, 1.</ref>.

Бык, Орел<ref name="ftn716">Животные, считающиеся священными в ''Библии'', далеко не так малочисленны: как, например. Козел, Азаз-ель или Бог победы. Как говорит Абен Эзра: «Если ты способен понять тайну Азазеля, ты узнаешь и тайну Его (Бога) имени, ибо оно имеет другие эквиваленты себе в Священных Писаниях. Я намекну тебе на часть тайны: когда тебе исполнится ''тридцать три года'', ты поймешь меня». Также и с тайною Черепахи. Один благочестивый писатель, француз, восхищаясь поэтическими метафорами в Библии и ассоциируя «пламенные камни», «священные животные» и пр., с именем Иеговы и цитируя из ''Библии de Vence'' (XIX, 318) говорит: «Во истину, все они – Элохимы, ''как и их Бог''». Ибо эти Ангелы «принимают» ''«путем священного заимствования»'' божественное имя Иеговы, каждый раз, что они изображают Его. (Де Мирвилль – ''«Des Esprits»'') Никто никогда не сомневался, что Имя это было ''заимствовано'', когда под видом Бесконечного, Единого Непознаваемого, Малахимы или Вестники сходили на Землю, чтобы пить и есть с людьми. Но если Элохимы и даже более низкие Существа, ''присваивая Имя Бога'', были и до сих пор пользуются почитанием, то почему тех же самых Элохимов называть Дьяволами, когда они появляются под именами других Богов?</ref> и Лев, и иногда Голубь, суть «священные животные» в Западной ''Библии''. Первые три группируются около Евангелистов; четвертый, присоединенный к ним человеческий Лик, представляет Серафима, то есть, «Огненного Змия», вероятно, Агатодемона гностиков.

Подбор этот любопытен и показывает, насколько парадоксальны были первые христиане в своем выборе символов. Ибо почему избрали они эти символы египетского язычества, когда Орел упоминается в ''Новом Завете'' лишь один раз, когда Иисус говорит о нем, как о пожирателе ''падали''<ref name="ftn717">От ''Матвея'', XXIV, 28.</ref>, а в ''Ветхом Завете'' он назван ''нечистым;'' когда Лев сравнивается с Сатаною и оба представлены рыкающими, ища кого бы пожрать; а волы изгоняются из храма? С другой стороны, Змий, выдвинутый, как пример мудрости, считается теперь символом Дьявола. По истине, можно сказать, что эзотерическая жемчужина религии Христа, униженная христианской теологией, избрала странную и неподходящую ''раковину'', чтобы родиться в ней и развиться из нее.

ни одна Космогония в мире, за исключением христианской, не приписывала Единой Высшей Причине, Всемирному Божественному Началу, непосредственное сотворение нашей Земли или человека, или чего либо, связанного с ними. Это утверждение так же относится к еврейской или халдейской ''Каббале'', как и к Книге ''Бытия'', если бы последняя была когда-нибудь вполне понята, и что еще важнее, правильно переведена<ref name="ftn712">Та же осторожность встречается в ''Талмуде'' и в каждой национальной религиозной системе, будет ли она монотеистична или экзотерически политеистична. Мы приводим несколько определений, взятых из молитв Киппура, из прекрасной религиозной поэмы, каббалиста раввина Соломона бен Иегуды Ибн Гебироль «Кэтер Малкут»: «Ты – Един, начало всех чисел и основа всех построений; Ты Един и в тайне Твоего единства теряются мудрейшие из людей, ибо они не знают его. Ты – Един, и Твое Единство никогда не умаляется и никогда не расширяется и не может быть изменено. Ты Един, но не как элемент исчисления; ''ибо Твое Единство не допускает умножения, изменения или формы''. Ты существуешь; но понимание и зрение смертных не может достичь Твоего существования, ни определить Твое – Где, Как и Почему?! Ты существуешь, но в Себе Одном, ибо никто другой не может существовать с Тобою. Ты существуешь, прежде всех времен и вне всякого места. Ты существуешь, и Твое существование так глубоко и сокровенно, что никто не может проникнуть Твою Тайну и открыть ее. Ты Жив, но вне времени, которое можно установить или знать. Ты Живешь, но не силою духа или души, ибо ''Ты есть Сам'', Душа всех душ!». Есть большая разница между этим каббалистическим Божеством и Библейским Иеговою, злобным и мстительным Богом Авраама, Исаака и Иакова, который искушал одного и боролся с последним. Каждый ведантист отвергнет подобного Парабрамана!</ref>. Всюду имеется или Логос – «Свет, сияющий во Тьме», воистину, – или же Зодчий Миров, который эзотерически множественен. Латинская церковь, как всегда парадоксальна, прилагая эпитет Создателя одному лишь Иегове, она одновременно принимает целый свод имен для ''творческих'' Сил Его, причем имена эти и выдают тайну. Ибо если названные Силы не имеют ничего общего с так называемым «Сотворением», то зачем называть их Элохимами (Алхим) множественным словом; Божественными Работниками и Энергиями (Ένέργειαι), пламенными небесными камнями ''(lapides igniti coelorum)'' и в особенности Держателями Мира (Κοσμοχράτορες), Владыками или Правителями Мира ''(Rectores Mundi),'' Колесами Мира ''(Rotae),'' Офанимами, Пламенами и Силами, Сынами Бога ''(Б' не Алхим),'' Бдительными Советниками и пр.?

Во всяком случае, добрые христиане и, особенно, протестанты должны бы выказать больше почитания Четырем Элементам (стихиям), если они хотят сохранить его в отношении Моисея. Ибо на каждой странице ''Пятикнижия Библия'' свидетельствует то уважение и мистическое значение, которое выказывал им Законодатель евреев. Шатер, вмещавший Святая Святых, был Космическим Символом, посвященным в одном из его значений Стихиям, четырем частям света и Эфиру. Иосиф Флавий описывает его белым, цвета Эфира. Этим также объясняется, почему в египетских и еврейских храмах, согласно Клименту Александрийскому<ref name="ftn763">''«Stromata»,'' I, т. 6.</ref>, гигантская завеса, поддерживаемая пятью столбами, отделяла ''«Sanctum Sanctorum»,'' – ныне представленное алтарем в христианских церквах – куда могли входить только священники, от части, доступной для всех непосвященных. Своими ''четырьмя'' цветами эта завеса символизировала четыре главных Элемента (стихии) и с пятью столбами означала знание божественного, которое становилось доступным человеку через пять чувств его с помощью ''четырех'' Элементов.

Каковы же были некоторые из этих приписываемых «суеверий»? Например, Гезиод верил, что «ветры были сынами Великана Тифона», которых Эол сковывал и расковывал по желанию, и политеистические греки разделяли это верование с Гезиодом. И почему бы нет, если монотеистические евреи имели те же верования, но с другими именами для своих ''драматических персонажей'', и раз христиане сохранили это верование до наших дней? Эол Гезиода, Борей и пр., назывались Кедем, Тзафон, Даром и Руах Хаим «избранным» народом Израиля. В чем же основная разница? Тогда как эллинов учили, что Эол связывает и развязывает ветры, евреи также ревностно верили в своего Господа Бога и что ''поднялся «дым» от гнева Его, и из уст Его огонь… воссел на херувимов; и полетел, понесся на крыльях ветра''»<ref name="ftn772">Вторая Книга ''Царств'', XXII, 9, 11.</ref>. Оба выражения, употребляемые этими двумя народами, являются или образными или же ''суеверием''. Мы считаем их ни тем, ни другим, и что они возникли лишь в силу тонкого чувства единства с Природою и проникновения в таинственное и разумное начало позади каждого естественного феномена, которыми наши современники больше не обладают. Также не было «суеверием» со стороны греческих язычников послушаться дельфийского оракула, когда при приближении флота Ксеркса, оракул посоветовал им «принести жертву ветрам», если то же самое действие должно рассматриваться, как ''божественный'' культ со стороны израильтян, которые также часто приносили жертву ветру и особенно огню. Не говорят ли они, что их «Бог есть огонь поядающий»?<ref name="ftn773">''Второзаконие'', IV, 24.</ref>, который обычно являлся, ''как'' Огонь и был «окружен огнем»? И не искал ли Илья «Господа» в «великом урагане и в землетрясении?» Не повторяют ли за ними то же самое христиане? Кроме того, не приносят ли они жертву и поныне тому же «Богу Ветра и Воды»? Они делают это; ибо особые молитвы о дожде, сухой погоде, попутных ветрах и успокоении бурь на морях и посейчас существуют в молитвенниках трех христианских церквей; и несколько сотен протестантских сект возносят их своему Богу при каждой угрозе бедствия. И тот факт, что они не чаще получают ответ от Иеговы, нежели, вероятно, в свое время получался таковой от Юпитера ''Pluvius'', не изменяет ни того, что эти молитвы обращены к Мощи или Силам, которые, как предполагается, управляют Стихиями, ни что эти Силы тождественны в язычестве и христианстве. Или должны мы считать, что подобные молитвы есть грубое идолопоклонство и нелепое «суеверие», ''только'' когда они обращены язычником к его «идолу», и что то же суеверие внезапно обращается в «достойное похвалы благочестие» и «религию», как только изменено имя небесного адресата? Но древо ''познается'' по его плоду. И если плод христианского древа не лучше древа язычества, то почему первое должно внушать больше уважения, нежели последнее?

Потому, когда шевалье Драх, обращенный еврей, и маркиз де Мирвилль, фанатик-католик и французский аристократ, говорят нам, что по еврейски «молния» синоним «ярости» и всегда является орудием «злого Духа»; и что Юпитер ''Fulgur'' или ''Fulgurans'' (Громовержец) также именуется христианами ''Elicius'' и он же возвещается, как «душа молнии», ее Демон<ref name="ftn774">''Op. cit.,'' III, 415.</ref>; мы должны, или приложить такое же объяснение и определение к «Господу Богу Израиля» при таких же обстоятельствах, или отказаться от нашего права оскорблять Богов и верования других народов.

:«Возгремел с небес Господь и Всевышний дал глас Свой; пустил стрелы (молнии) и рассеял их (воинство Саула); блеснул молниею и истребил их»<ref name="ftn775">Вт. Книга ''Царств'', XXII, 14, 15.</ref>.

Афинян обвиняют в жертвоприношениях Борею, и «этот Демон» обвиняется в потоплении и крушении 400 кораблей персидского флота на скалах Горы Пелиона и в том, что он проявил такую ярость, что все маги Ксеркса едва смогли укротить его принесением в свою очередь жертв Тетису<ref name="ftn776">Геродот, ''«Polymnia»,'' 190, 191.</ref>. По счастью, не имеется достоверных примеров в рекордах христианских войн, показывающих подобную же катастрофу, случившуюся в тех же размерах с каким-либо христианским флотом, благодаря «молитвам» его врага, другой христианской национальности. Но это не по их вине, ибо каждый так же ревностно молится Иегове об уничтожении другого, как и афиняне молились Борею. И те и другие прибегали ''con amore'' к маленькому, красивенькому действию черной магии. Такое воздержание от божественного вмешательства вряд ли обязано отсутствию молитв, посланных к ''общему'' Всемогущему Богу для взаимного уничтожения, где же тогда должны мы провести черту между язычеством и христианством? И кто может сомневаться, что вся протестантская Англия не будет радоваться и возносить благодарность Господу, если в течение какой-либо будущей войны 400 кораблей вражеского флота будут разрушены, благодаря подобным святым молитвам? Какова же, спрашиваем мы опять, разница между Юпитером, Бореем и Иеговою? Не более, нежели в следующем: преступление близкого родственника, скажем собственного отца, всегда извиняется и часто восхваляется, тогда как преступление родственника нашего соседа всегда с удовольствием наказуется виселицей. Тем не менее, преступление одинаково.

В ответ на это, мы можем процитировать из ''Евангелия'' от ''Луки:'' «Но Он (Иисус), встав, ''запретил ветру и волнению воды; и перестали, и сделалась тишина''»<ref name="ftn777">VIII, 24.</ref>. Вот еще другое извлечение из одного молитвенника: «О Дева Моря, благословенная Матерь и Владычица Вод, утишь твои волны». Эта молитва неаполитанских и провансальских моряков, заимствована дословно с молитвы финикийских мореходов к их Девственной Богине Астарте. Логическое и неукротимое заключение, вытекающее из выдвинутых параллелей и обвинения миссионера, состоит в том, что ''приказы'' браминов их стихийным Богам, ''не оставаясь'' «безуспешными», ставятся, таким образом, в уровень с приказом Иисуса. Кроме того, Астарта в своей мощи является нисколько не слабее, нежели «Дева Моря» христианских моряков. Недостаточно дать собаке плохую кличку и затем повесить ее; собака должна быть доказана виновной. Борей и Астарта могут быть «Дьяволами» в воображении богословов, но, как только что указано, древо должно быть судимо по своим плодам. И раз христиане явлены такими же безнравственными и злыми, какими (если только) были и язычники, то какую пользу получило человечество от смены своих Богов и Идолов?

Кроме того, даже в римско-католической теологии говорится о «''семидесяти'' планетах, которые управляют судьбами народов нашей планеты»; и, за исключением ложного применения, в этой традиции более правды, нежели в современной, точной астрономии. Семьдесят планет находятся в связи с семидесятью старейшинами народа израильского<ref name="ftn979">''Книга Чисел'', XI, 16.</ref>, и здесь подразумеваются Правители этих планет, а не сами планеты. Слово семьдесят есть ига и ширма, за которой скрываются 7x7 подразделений. Каждый народ, каждая нация, как мы уже говорили, имеет своего ''непосредственного'' Держателя и Хранителя, Отца на Небесах – Планетарного Духа. Мы охотно оставляем потомкам Израиля, поклонникам Саваофа или Сатурна, их собственного национального Бога, Иегову; ибо, истинно, монады народа, избранного им, являются его собственными, и ''Библия'' никогда не скрывала этого... Только, по обыкновению, текст протестантской ''Библии'' расходится с текстами Семидесяти Толковников и Вульгаты (латинским переводом ''Библии''). Так, в то время, как мы читаем в первом:

:«Когда Всевышний (не Иегова) давал уделы народам... Он поставил пределы народов по числу сынов Израилевых...»<ref name="ftn980">''Второзаконие''. XXXII, 8, 9.</ref>.

В переводе Семидесяти Толковников сказано – «по числу Ангелов», планетарных Ангелов, и это толкование более отвечает истине и факту. Больше того, все тексты согласны в том, что «часть Господа (Иеговы) народ Его; Иаков есть удел Его»<ref name="ftn981">Там же, 9.</ref>; и это разрешает вопрос. «Господь» Иегова взял Израиля, ''как свою часть''; какое же отношение имеют другие народы к этому особому национальному Божеству? Потому, пусть «Архангел Гавриил» стоит на страже Ирана, и «Иегова» на страже евреев. Они не являются Богами других народов, и трудно понять, почему христиане избрали Бога, против велений которого Иисус первый восстал.

== Тайная Доктрина, том 2 ==

 

Диаметр, когда он встречается в круге один, обозначает женственную Природу; первый идеальный Мир ''саморожденный'' и ''самозачатый'' вселенским всепроникающим Духом Жизни – таким образом, это так же относится и к первоначальной Коренной Расе. Он становится андрогинным по мере того, как Расы и все прочие на Земле развиваются в свои физические формы, и символ превращается в круг с диаметром, от которого идет вертикальная линия, изображающая мужское и женское начало, еще неразделенные – первое и самое раннее египетское Тау: [[Image:Tau v kruge.jpg]], после чего оно становится +, что означает, что мужской и женский пол разъединились<ref name="ftn43">Потому Крест христиан, если отбросить его религиозно-метафизический аспект, как символ гораздо более фалличен, нежели Свастика язычников. Сравн. том. I. стр. 34, 35.</ref>, и совершилось падение в зарождение.

== Тайная Доктрина, том 3 ==

Как вскоре будет показано, это был «Иегова», который подсказал необходимость завуалирования и заслонения этой заменой непроизносимого имени и который привел ко всем этим «тайнам, притчам, затемненным высказываниям и маскировке». Моисей, во всяком случае, посвятил своих семьдесят Старейшин в сокровенные истины, и таким образом писатели «Ветхого Завета» в какой-то степени оправданы. Писатели же «Нового Завета» даже и столько не сделали. Они исказили величественную центральную фигуру Христа своими догматами и завели людей с тех пор в миллион ошибок и темнейших преступлений – Его святым именем.

Христиане-протестанты не находят в Пятикнижии каких-либо упоминаний об ангелах, и поэтому мы можем не касаться их. Римские католики и каббалисты обнаруживают такие упоминания; первые потому, что они приняли еврейскую ангелологию, не подозревая, что эти «цабеанские Воинства» были колонистами и поселенцами из нееврейских стран на территории Иудеи; последние же потому, что они восприняли основы Тайной Доктрины, удерживая сердцевину для себя и предоставляя неосведомленным только шелуху.

Где бы ни фигурировала мистическая водяная лилия (лотос), – она символизирует эманацию объективного из сокровенного, или переход вечной мысли всегда незримого божества из абстрактности в конкретные или зримые формы. Ибо, как только тьма рассеялась и «был свет», понимание Брахмы раскрылось, и он увидел идеальный мир (который до тех пор лежал в вечности скрытый в божественной мысли), архетипные формы бесконечного множества будущих вещей, которые будут вызваны к существованию и, следовательно, станут видимы. В этой первой стадии действия Брахма еще не стал архитектором, строителем вселенной, ибо ему надо было, как архитектору, ознакомиться с планом и представить себе идеальные формы, которые покоились в лоне Вечного Единого так же, как будущие листья лотоса скрыты в семени этого растения. И вот это и есть та идея, в которой мы должны искать происхождения и объяснения стиха в еврейской космогонии, где сказано:

Эмефт, верховный, первый принцип, создал яйцо; размышляя над ним и насыщая его субстанцию своею животворною сущностью, он развил содержащийся в субстанции зародыш; из него вышел ''Пта'', действенный творческий принцип, и начал свою работу. Из беспредельного протяжения космической материи, которая образовалась от его дыхания или ''воли,'' эта космическая материя – астральный свет, эфир, огненный туман, жизненный принцип – не имеет значения, как мы назовем ее, этот творящий принцип или, как наша современная философия называет ее, закон эволюции, посредством приведения в движение сил, которые были в ней латентны, образовал солнца и звезды и сателлиты; управлял их размещением по нерушимому закону гармонии и населил их «всякими формами и качествами жизни». В древних восточных мифологиях космогонические мифы повествуют, что была вода (отец) и плодотворная слизь (мать, ''Илус'' или ''Хилэ), ''откуда выползла земная змея – ''причина.'' Это был бог ''Фанес,'' проявленный, Слово или ''логос.'' Насколько охотно этот миф был принят даже христианами, которые составляли Новый Завет, можно легко судить по следующему факту: Фанес, проявленный бог, представлен в этом символическом змее как ''протогонос,'' существо, снабженное головами ''человека,'' ястреба или орла, быка – ''тельца'' и льва с крыльями по бокам. Головы имеют отношение к зодиаку и представляют четыре времени года, ибо ''земной'' змей есть ''земной'' год, тогда как змей сам по себе есть символ Нефа, сокрытого, ''сокровенного'' божества – Бога Отца. Время крылато, поэтому змей изображен с крыльями. Если мы вспомним, что каждый из четырех евангелистов изображается имеющим около себя одного из описанных животных – сгруппированных вместе в Соломоновом треугольнике пентакля Иезекииля, они же в четырех херувимах и сфинксах священной арки – мы, может быть, поймем сокровенное значение, так же, как и причину, почему первые христиане приняли этот символ, и почему нынешние римские католики и греки восточной церкви все еще изображают этих животных на картинах вместе с евангелистами. Мы также поймем, почему Ириней, епископ Лионский, настаивал на необходимости иметь именно ''четыре'' евангелия; выдвигая причину, что менее четырех нельзя, так как в мире существуют ''четыре ''зоны, четыре главных ветра, дующих с четырех стран света и т. д. ['''162''', книга III, гл. XI, 8]

Гигант Имир засыпает и обильно потеет. Этот выступивший пот служит причиною того, что из впадины его левой руки рождается мужчина и женщина, тогда как его нога производит им сына. Таким образом, в то время, как мифическая «корова» дала потомство в виде расы людей возвышенной духовности, гигант Имир порождает расу злобных порочных людей «хримтэрсен» или «великанов‑инея». Сравнивая эти записи с индийскими Ведами, мы находим с малыми лишь изменениями ту же самую космогоническую легенду и в ее сущности и в ее подробностях. Брахма, как только Бхагават, верховный Бог, наделяет его творческой силой, производит живых существ, сперва совершенно духовных. Деджоты, обитатели областей Сварги (небесных областей) не приспособлены для жизни на земле, поэтому Брахма создает дайтьев (великанов, которые становятся обитателями Паталы, низших областей пространства), которые тоже не годятся для жизни в Миртлоке (на земле). Чтобы справиться со злом, творческая сила выводит ''из своего рта'' первого брахмана, который и становится основоположником нашей расы; из своей правой руки Брахма создает Раэтриса, воина, а из левой – Шатэрани, жену Раэтриса. Затем их сын Бейс выпрыгивает из правой ноги творца, а его жена Басани – из левой. В то время, как в скандинавской легенде Бэр (сын коровы Аудумла), ''высшее'' существо, берет в жены Беслу, дочь порочной расы великанов, – в индийском предании первый брахман женится на Дэйнтэри, также дочери расы великанов; и в «Книге Бытия» мы видим, что сыновья Божии берут в жены дочерей людей и также производят могучих людей старины. Все эти приведенные примеры устанавливают бесспорное тождество происхождения между боговдохновенной христианской священной книгой и языческими «баснями» Скандинавии и Индии. Предания почти всех других народов, если их исследовать, приведут к таким же результатам.

халдейские каббалисты говорят нам, что первичный человек, вопреки теории Дарвина, был чище, умнее и значительно больше духовен, чем сказано в мифах о скандинавском Бэре, индийских Деджотах и Моисеевых «сынах Божиих», – короче говоря, по своей природе он был значительно выше, духовнее, чем человек нынешней адамической расы, и он ''стал терять свою чистую духовность'' по мере того, как запятнался материей и затем в первый раз облекся в ''физическое тело, ''что отображено в «Книге Бытия» стихом глубокого значения: «И сделал Господь Бог Адаму и жене его ''одежды кожаные'' и одел их» [''Бытие,'' III, 21]. И если комментатор не хочет сделать из Первопричины ''небесного портного,'' то что же другое могут означать эти абсурдные слова, как не то, что духовный человек на своем пути в инволюцию достиг той точки, где материя начинает преобладать над духом, подчиняет его, и таким образом духовный человек преображается в физического человека или во второго Адама второй главы «Бытия»?

Все эти ''Логосы'' старались наделить человека бессмертным духом, потерпели неудачу, и всех их изображают, как понесших наказание за свою попытку, причем наказания суровые. Те из ранних христианских отцов церкви, которые, подобно Оригену и Клименту Александрийскому, хорошо разбирались в языческом символизме, так как начали свою карьеру в качестве философов, чувствовали себя в большом затруднении. Они не могли отрицать в старейших мифах предвосхищения их собственного учения. Последний ''Логос'' (Христос), по их учению, также появился, чтобы показать людям путь к бессмертию; и в своем желании наделить мир вечной жизнью через огонь Святого Духа, поплатился жизнью в соответствии с традиционной программой. Таким образом, создалось очень неуклюжее объяснение, которым свободно пользуется духовенство наших дней, говоря, что все эти мифические типы свидетельствуют о пророческом духе, которым Господь по своей милости наградил даже языческих идолопоклонников! Язычники, они утверждали, предвосхитили в своем воображении великую драму Голгофы – оттуда и подобие. С другой стороны, философы с непобедимой логикой утверждали, что благочестивые отцы, просто воспользовались уже готовой основой, находя, что это легче, чем самим придумывать новую, или же они сделали это ради привлечения большего количества прозелитов, которым будет приятно сходство нового учения с их мифологией, по крайней мере, поскольку это касалось внешней формы основных положений.

:«Что же это за религиозная философия Востока, которая проникла в мистический символизм христианства? Мы отвечаем: Эта философия – следы которой мы находим у магов, халдеев, египтян, еврейских каббалистов и христиан – есть ничто другое, как философия брахманов Индии, сектантов веры в ''питри,'' или духов невидимых миров, которые окружают нас» ['''378'''].

:«Мое сердце томится по присутствию вашего божественного духа», – писал он в 413 г. н. э., – «которое более чем что-либо другое могло бы смягчить горечь моей судьбы».

Так, «Христос» и «Логос» существовали за века до христианства; Восточный Гнозис изучался задолго до дней Моисея, и начало их нам следует искать в архаических периодах первичной азиатской философии. «Второе Послание Петра» и отрывок «Послания Иуды», сохранившийся в Новом Завете, своей фразеологией показывают, что они принадлежат к каббалистическому восточному Гнозису, так как они употребляют те же самые выражения что и христианские гностики, которые построили часть своей системы по Восточной ''«Каббале».'' «[Они (офиты)] презирают начальство, дерзки, своевольны и не страшатся злословить ВЫСШИХ», – говорит Петр [''2 Посл. Петра'', II, 10], – образец для более поздних ругателей, Тертуллиана и Иринея.<ref name="ftn32">“Они как природные ''скоты”.'' “Собака опять возвратилась к своей блевотине, и вымытая ''свинья'' – к своей луже, где она валялась” (22).</ref> «Точно так же (как в Содоме и Гоморре) эти ''грязные'' мечтатели оскверняют плоть, презирают ЦАРСТВО и дурно говорят о ВЛАСТЯХ», – говорит Иуда, повторяя те же слова Петра, то есть выражения, освященные в ''«Каббале». Царство'' есть «Империя», ''десятый'' из каббалистических сефиротов.<ref name="ftn33">Образы творения или атрибуты Верховного Существа, через эманации Адама Кадмона; они суть: ''“Венец, Мудрость, Благоразумие, Великолепие, Строгость, Красота, Победа, Слава, Основание, Империя.'' Мудрость называется ''Jeh;'' Благоразумие – ''Jehovah;'' Строгость – ''Elohim;'' Великолепие – ''El;'' Победа и Слава – САВАОФ; Империя или Царство – АДОНАЙ”. Поэтому, когда назареи и другие гностики, более тяготеющие к учению Платона, – дразнили евреев как “недоносков, поклоняющихся своему богу Иурбо, Адунай”, – нам не следует удивляться гневу тех, кто приняли старую Моисееву систему, но гневу Петра и Иуды, которые выдают себя за последователей Иисуса и отступают от взглядов его, кто сам был назареем.</ref> ''Силы ''и Власти суть гении, подчиненные архангелам и ангелам «Зогара».<ref name="ftn34">Согласно ''“Каббале”, империя'' или ''царство'' есть “огонь поядающий, и его жена есть Храм или Церковь”.</ref> Эти эманации являются самой жизнью и душою ''«Каббалы»'' и Зороастризма; и сам ''«Талмуд»'' в его нынешнем состоянии весь заимствован из «Зенд-Авесты». Поэтому, вследствие принятия взглядов Петра, Иуды и других еврейских апостолов христиане стали только раскольничьей сектой персов, ибо они даже не расшифровывают смысл всех этих ''Сил,'' как это делают истинные каббалисты. Предостережение Павла своим последователям против поклонения ангелам показывает, как хорошо он понял уже в то время опасность, заключавшуюся в заимствовании метафизической доктрины, философию которой могли правильно истолковать только ее ученые приверженцы, маги и еврейские танаимы. «Никто да не обольщает вас самовольным смиренномудрием и ''служением Ангелов,'' вторгаясь в то, чего не видел, безрассудно надмеваясь плотским свои умом» [''Колоссянам,'' II, 18], – это высказывание, прямо направленное в адрес Петра и его последователей. В ''«Талмуде»'' Михаил является Князем Воды; он имеет ''семь'' подчиненных ему низших духов. Он покровитель и ангел-хранитель евреев, как об этом сообщает нам «Даниил» [V, 21], и греческие офиты, которые отождествляли его со своим Офиоморфосом, олицетворенным сотворением зависти и злобы Ильда-Баофа, Демиурга (Творца ''материального ''мира), и пытались доказать, что он также был Самаэль, еврейский князь злых духов или персидских дэвов, – естественно считались евреями кощунниками. Но разве Иисус когда-либо одобрял эту веру в ангелов, за исключением только намеков, что они являются посланцами и подчиненными Бога? И здесь происхождение позднейших расколов между христианскими верованиями можно непосредственно проследить до этих двух ранних противоположных взглядов.

Мы можем проследить это название «тайный» Бог еще дальше назад. В «''Каббале»'' «Сын» ''сокрытого'' Отца, обитающего в свете и славе, есть «Помазанник», Сеир-Анпин, объединяющий в себе всех сефиротов; он есть Христос или Небесный человек. Именно посредством Христа Пневма или Святой Дух «создает все» [''Ефесянам'', III, 9], и производит четыре элемента – воздух, воду, огонь и землю. Это утверждение бесспорное, ибо мы находим, что Ириней обосновывает на этом факте свой лучший аргумент о необходимости иметь четыре ''Евангелия''. Их может быть ни больше, ни меньше, как четыре, – он аргументирует.

Затем в нем говорится, что типов или форм этих лиц всего числом четыре, а именно – ангела или человека, льва, быка и орла». Кроме того, мы могли бы выразить наше удивление, почему Ириней не подкреплял своего аргумента в пользу четырех ''Евангелий'' ссылками на весь пантеон четвероруких индусских богов?

Иезекиилю, при описании своих четверых животных, теперь называемых херувимами, как типов четырех символических существ, которые в его видениях поддерживают трон Иеговы, – не пришлось далеко ходить за образцами. Халдейско-вавилонские гении покровители были ему знакомы; Сед, Алап или ''Кируб'' (херувим), бык с человеческим лицом; Ниргал, лев с человечьей головой; Устур, сфинкс-человек, и Натхга с головой орла. Религия хозяев – идолопоклонников вавилонян и ассирийцев – почти целиком была перенесена в данное как откровение Священное Писание Пленников, а оттуда перешла в христианство.

«Почему ты называешь меня благим? Никто не благ, кроме ''одного, то есть Бога''», – говорит Иисус. Разве это речь Бога, второго лица Троицы, которое тождественно с Первым? И если этот Мессия или Святой Дух гностической и языческой Троиц пришел собственной персоной, то что он подразумевал, делая различие между собой, «сыном человеческим», и Святым Духом? «И кто бы ни сказал слово против Сына человеческого – тому простится, но кто будет кощунствовать против Святого Духа, – тому не простится», он говорит [''Лука'', XII, 10]. И как объяснить эту поразительную тождественность сказанного им со сказанным за века до него каббалистами и «языческими» посвященными? Нижеследующее представляет только несколько примеров из множества.

:«Быть благим человеком невозможно, только Бог один обладает этой привилегией», – повторяет Платон с небольшой разницей.<ref name="ftn36">“Протагор” Платона, перевод Кори, ['''268''', с. 274].</ref>

:«Иисуса Назарея – Мужа, засвидетельствованный вами от Бога силами и чудесами» [''Деяния'', II, 22], – восклицает Петр, спустя значительное время после Распятия. «Был ''человек'', посланный от Бога; имя ему Иоанн» [''Иоанн'', I, 6], – говорит четвертое ''Евангелие,'' приравнивая, таким образом, Иоанна Крестителя к Иисусу. Иоанн Креститель в одном из наиболее торжественных моментов своей жизни, а именно в момент крещения Христа, не думает, что он собирается крестить ''Бога,'' но пользуется словом ''мужчина'': «Сей есть, о котором я сказал: за мной идет муж» [''Иоанн'', I, 30]. Говоря о себе Иисус сказал: «А теперь ищете убить ''меня, человека,'' сказавшего вам истину, ''которую слышал от Бога''» [''Иоанн'', VIII, 40]. Даже слепой в Иерусалиме, будучи исцелен великим чудотворцем, полный благодарности и восхищения своим благодетелем, рассказывая об этом чуде, не называет Иисуса Богом, но просто говорит – ''«человек,'' называемый Иисус, сделал зрение» [''Иоанн'', IX, 11].

:«Мы не находим ничего похожего на божественность, приписываемую Христу, до времени Юстина Мученика (141 г. н. э.), который из философа превратился в христианина» [512, c. 2, раз. 2].

Истинный дух христианства может быть полностью найден только в буддизме; частично он проявляется и в других «языческих» религиях. Будда никогда не делал из себя Бога, также он не был обожествлен своими последователями. Известно, что в настоящее время буддисты по численности намного превосходят христиан – их число доходит до 500.000.000. В то время как случаи обращения в христианство буддистов, брахманов, магометан и евреев стали настолько редки, что показывают бесплодность усилий наших миссионеров, – атеизм и материализм гангренозными язвами все глубже вгрызается в самое сердце христианства. Среди языческого населения нет атеистов, и те немногие среди буддистов и брахманов, которые заразились материализмом, обычно попадаются лишь в больших городах, набитых европейцами, и то только среди образованных классов. Правильно сказал епископ Кидер:

С самых ранних дней христианства, когда Павел укорял Коринфскую ''церковь'' за преступление, «какого не слышно даже у язычников, что некто вместо жены имеет жену отца своего»; и за то, что они превращают «Святую Вечерю» в предлог для ''разврата'' и пьянства [''1 Коринф''., V, 1], – вероисповедание имени Христа всегда было более предлогом, чем свидетельством возвышенных чувств. Однако, правильное изложение этого абзаца следующее: «Везде среди вас слышно о непристойных деяниях, таких непристойных, как нигде среди языческих народов – даже об овладении или женитьбе на жене отца». Кажется, что в этих речах налицо персидское влияние. Такие деяния «нигде среди народов» не происходили, за исключением Персии, где они рассматривались особо похвальными. Отсюда и возникновение еврейских повествований об Аврааме, женившемся на своей сестре, о Нахоре – на племяннице, об Амраме – на сестре своего отца, и о Иуде, женившемся на вдове своего сына, чьи дети, кажется, были законными. Арийские племена ценили эндогамные браки, тогда как татарские и все варварские народы требовали, чтобы все брачные союзы были эксогамными.

Филон говорит, ''то Логос'' есть ''истолкователь'' высочайшего Бога и утверждает, “что он должен быть Богом для нас, несовершенных существ” ['''462''', III, § 73]. По его мнению человек не был создан по образу ''Высочайшего'' Бога, Отца всего, но по образу ''второго ''Бога, который является его словом – Логосом” ['''517''', VII, 13].

И таким образом один за другим погибали гностики, единственные наследники, на чью долю выпало несколько случайных крох от неизвращенной истины первоначального христианства. Все было в смятении и бурлении в течение этих первых веков до того момента, когда все эти противоречивые догмы были наконец силой навязаны христианскому миру, и их обсуждение – запрещено. В течение долгих веков стремление к пониманию того, что церковь с таким удобством возвысила в степень ''божественной'' тайны, считалось святотатством, сурово наказуемым, очень часто смертной казнью. Но с тех пор как критики Библии взялись «приводить дом в порядок», дела приняли другой оборот. Языческие кредиторы теперь являются со всех уголков планеты, чтобы потребовать обратно свое, и христианское богословие начинают подозревать в полном банкротстве. Таков грустный результат фанатизма «правоверных» сект, которые, по выражению автора «Заката и падения Римской империи», никогда не были подобны гностикам – «самым любезным, самым ученым и наиболее заслуживающим имя христианина».

В начале четвертого века толпы начали собираться у дверей академии, где ученая и несчастная Ипатия излагала доктрины божественного Платона и Плотина и тем препятствовала прогрессу христианского прозелитизма. Она слишком успешно рассеивала туман, нависший над религиозными «тайнами», выдуманными отцами, чтобы не посчитать ее опасной. Уже этого одного было бы достаточно, чтобы подвергнуть опасности ее и ее последователей. Именно учения этого языческого философа были так свободно заимствованы христианами, чтобы дать завершающий мазок своей иначе непонятной схеме, что соблазнило многих на присоединение к этой новой религии; и теперь свет Платона начал так неудобно светло сиять над набожным штопанием, что каждому стало видно, откуда произошли доктрины «откровения». Но существовала еще большая опасность. Ипатия училась у Плутарха, главы Афинской школы, и научилась там всем тайнам теургии. Пока она была жива и учила множество людей, нельзя было творить никаких ''божественных'' чудес в присутствии того, кто мог бы раскрыть их естественные причины. Ее судьбу решил Кирил, красноречие которого она затмевала и чей авторитет, построенный на вырождающихся суевериях, должен был уступить ее авторитету, воздвигнутому на скале нерушимого закона природы. Более чем любопытно, что Кейв, автор «Жизни отцов», находит невероятным, что Кирил санкционировал ее убийство – вследствие его «общего характера». Святого, кто продает золотые и серебряные сосуды своей церкви и затем, когда деньги растрачены, лжет на суде, как поступил он, – можно подозревать в чем угодно. Кроме того, в этом случае церкви пришлось сражаться за свою жизнь, уже не говоря о своем главенстве в будущем. Только ненавистные и эрудированные языческие ученые и не менее ученые гностики держали в своих доктринах до сих пор скрытые нити от всех этих богословских марионеток. Как только завеса будет поднята, связь между древней языческой и новой христианской религиями обнажится, и что тогда станет с Тайнами, проникать в которые считается грехом и кощунством? При таком совпадении астрономических аллегорий различных языческих мифов с датами, принятыми христианством для рождения, распятия и воскресения, и при такой тождественности обрядов и церемоний, какова будет судьба новой религии, если церковь, под предлогом служения Христу, не избавится от чересчур хорошо осведомленных философов? Догадаться, какова могла бы быть главенствующая религия в нашем веке, если бы этот ''coup d'etat'' не удался, – поистине трудная задача. Но, по всей вероятности, последующее состояние дел, которое превратило средние века в период интеллектуального мрака, деградировавшего народы Запада и снизившего европейцев тех дней почти до уровня папуасских дикарей – не состоялось бы.

Опасения христиан были уже слишком обоснованными, и их набожное рвение и пророческая проницательность в самом начале были вознаграждены. При разрушении Серапеума, после того как кровавая схватка между христианской чернью и приверженцами язычества закончилась вмешательством императора, на одной гранитной плите стены внутреннего святилища был обнаружен «латинский крест» совершенно христианской формы. Это, действительно, было удачное открытие, и монахи не преминули заявить, что этот крест был высечен язычниками «в духе пророчества». По крайней мере, Созомен с торжествующим видом отмечает этот факт.<ref name="ftn38">Это еще один незаслуживающий доверия, лживый и невежественный писатель и историк духовенства пятого века. Его так называемая история о раздоре между язычниками, неоплатониками и христианами Александрии и Константинополя, охватывающая период с 324 по 439 г., посвященная им Феодосию младшему, – полна умышленных фальсификаций. – ''Edition of “Reading”, Cantab, 1720, fol. Перевод Plon freres, Paris''.</ref> Но археология и символика, эти неутомимые и непримиримые враги лживых претензий церковников, нашли в иероглифах надписи, обрамляющей этот знак, по меньшей мере частичное объяснение его значения.

Хорошо известно, что самыми ранними христианскими эмблемами – прежде чем были совершены попытки изобразить телесный вид Иисуса – были Агнец, Добрый Пастырь и ''Рыба.''

Мы видели буддиста, как он придерживается веры своих отцов и в теории и на практике; и как бы ни была слепа его вера и как бы абсурдны ни были его понятия по некоторым особым пунктам доктрины, позднейшим поправкам, внесенным честолюбивым духовенством, – все же в практической жизни его буддизм намного больше христоподобен на деле и по духу, чем, в среднем, жизнь наших христианских священнослужителей. Уже достаточно одного того факта, что его религия повелевает ему «почитать свою собственную веру, но никогда не поносить веру других».<ref name="ftn39">Пять заповедей.</ref> Это ставит буддийского ламу неизмеримо выше любого священника, который считает своим священным долгом проклинать открыто «язычника» и приговаривать его и его религию «на вечные муки». Христианство с каждым днем все более становится религией чистого эмоционализма. Доктрина Будды всецело обоснована на практике деятельности. Ее ядром является любовь ко всем живым существам, человеческим и животным. Человек, который знает, что если он не будет трудиться для себя, – ему придется голодать, и понимает, что у него нет козла отпущения, который понес бы за него его прегрешения, – по всей вероятности, имеет шансы в десять раз стать лучшим человеком, чем тот, кого научили, что убийство, кража, распутство могут быть в мгновение ока смыты с него, и он станет белый как снег, если он только верит в Бога, который, по выражению Волнея, «когда-то принимал пищу на земле, а теперь сам стал пищею своих людей».

Увы! увы! Как мало божественного семени, широко разбросанного рукою кроткого иудейского философа, выросло и принесло плоды! Он, кто сам так остерегался лицемерия, предостерегал от публичных молитв, выказывая такое презрение к каждому показному выявлению этого, если бы он мог бросить печальный взор на землю из областей вечного блаженства, – он увидел бы, что это семя не упало ни на бесплодный камень, ни на обочину дороги. Нет, оно пустило глубокий корень в наиболее плодоносную почву – в почву, удобренную изобильно ложью и запекшейся человеческой кровью!

Хотя и предполагаемого основателя христианской религии теперь, по истечении девятнадцати столетий, проповедуют – более или менее успешно – во всех уголках планеты, однако, мы вправе думать, что приписываемые ему доктрины удивили бы и ужаснули бы его больше, чем кого-либо другого. Система умышленных фальсификаций была принята с самого начала. Насколько решителен был Ириней в своем намерении сокрушить истину и построить свою собственную церковь на искромсанных остатках семи первичных церквей, упомянутых в «Откровении», – можно судить по его ссоре с Птоломеем. И это опять является свидетельством, против которого никакая слепая вера не может устоять. Церковная история уверяет нас, что служение Христа длилось всего три года. По этому пункту существует решительное расхождение между первыми тремя синоптиками и четвертым ''Евангелием;'' но на долю Иринея выпало показать христианским потомкам, что уже около 180 г. н. э. – предполагаемое время, когда этот отец писал свои труды против ересей – даже такие столпы церкви, как он сам, или не знали об этом ничего определенного, или же умышленно лгали и фальсифицировали даты в поддержку своих собственных взглядов. Настолько этот достойный отец стремился опровергнуть какое бы то ни было возражение против его планов, что не останавливался ни перед какой ложью и софистикой. Как мы должны понимать нижеследующее, и кто в данном случае является фальсификатором? Птоломей аргументировал тем, что Иисус был слишком молод, чтобы научить чему-либо большой значительности, добавляя, что «Христос проповедовал ''только один год'' и затем страдал в двенадцатом месяце». В этом Птоломей очень мало расходится с ''Евангелиями''. Но Ириней, далеко перешагнув границы благоразумия, в преследовании своей цели, с небольшого расхождения между одним и тремя годами доводит его до ''десяти'' и даже двадцати лет!

Когда буддийский монах становится (что, возможно, не раз происходит в столетие) виновным в прелюбодеянии, у него нет ни сборища мягкосердечных членов, которых он может тронуть до слез красноречивым признанием своей вины, ни Иисуса, на чью перегруженную, многострадальную грудь бросаются, словно в какой-то общехристианский мусорный ящик, все нечистоты расы. Никакой буддийский грешник не может утешать себя мечтою о Ватикане, внутри тонущих в грехах стен которого черное превращается в белое, убийцы – в безгрешных святых, и золотые и серебряные обмывания могут быть куплены у исповедника, чтобы очистить запоздалого кающегося от больших или меньших прегрешений против Бога и человека.

:«Поклонение Христу не было всеобщим в то раннее время», – объясняет Маккензи, – «этим я хочу сказать, что христолатрия еще не была введена, но поклонение ''Хрестосу – ''Принципу Добра – предшествовало ей на многие века и даже пережило общее принятие христианства, как это видно на все еще существующих памятниках... Опять-таки у нас имеется надпись, являющаяся дохристианской, на надгробной плите (Spor. «Misc. Erud.», Ant., X, XVIII, 2) Υαχινθε Λαρισαιων Δημοσιε Ηρως Χρηστε Χαιρε и де Росси («Roma Sotterana», т. I, ''tav.'' XXI) даст нам другой пример из катакомб – ''«Aelia Chreste, in Pace»» ''['''526''', с. 207].

А почему нам этому удивляться, когда даже комментаторы девятнадцатого века, имея в своем распоряжении лишь отрывки гностических рукописей, чтобы сопоставлять с многотомными писаниями их клеветников, были в состоянии обнаруживать подделки почти на каждой странице? Насколько же больше должны были изысканные и ученые гностики, обладая всеми преимуществами личных наблюдений и знания фактов, – отдавать себе отчет о том огромном замысле обмана, который проводился в жизнь перед самыми их глазами! Зачем им обвинять Цельса за утверждение, что их религия целиком обоснована на умозрениях Платона, с тою лишь разницей, что его доктрины намного чище и логичнее, чем их, когда мы видим, что Шпренгель семнадцатью столетиями позднее написал следующее:

Они ввели его настолько, что платоническая философия не только была избрана в качестве основы для троицы, но даже легенды и мифические сказания, бывшие в ходу среди почитателей великого философа – так как освященный временем обычай требовал в глазах его потомства подобное аллегорическое поклонение каждому герою, достойному обожествления – были переделаны и использованы христианами. Не отправляясь так далеко, как Индия – разве у них не было готовой модели для «чудесного зачатия» в легенде о Периктионе, матери Платона? Популярная традиция утверждала, что это было «беспорочное зачатие» и что его отцом был бог Аполлон. Даже благовещение ангела Иосифу «во сне» христиане скопировали от сообщения Аполлона Аристону, мужу Периктионы, что ребенок, который родится от нее – отпрыск этого бога. Точно также про Ромула говорили, что он сын Марса от девы Реи Сильвии.

Из всего этого можно сделать вывод, что сконструированное и догматическое христианство Константиновского периода есть просто отпрыск многочисленных враждующих друг с другом сект, которые сами были полукровками, родившимися от языческих родителей. Каждая из них могла претендовать на представителей, примкнувших к так называемой ''ортодоксальной'' части христиан. И так как каждая новорожденная догма должна была быть принята большинством голосов, то каждая секта окрашивала главное содержание своим собственным оттенком, и это продолжалось до того момента, когда император навязал эту ''боговдохновленную olla-podrida'', в которой он сам, очевидно, не понимал ни одного слова, в ''качестве религии Христа,'' не расположенному к ней миру. Утомившись в напрасных попытках прощупать неизмеримую трясину международных спекуляций, не будучи в состоянии по достоинству оценить религию, основанную на чистой духовности идеальной концепции, – христианский мир предался поклонению грубой силе, какую представляла собою церковь, поддерживаемая Константином. С тех пор среди тысяч обрядов, догм и церемоний, скопированных с язычества, церковь может претендовать только на одно изобретение, как целиком собственное, а именно – на доктрину вечного проклятия; и на один обычай – анафему. Язычники с ужасом отвергали и то и другое.

:«Глубокие исследования показали бы», – говорит Ренан, – «что почти все в христианстве есть только багаж, принесенный из языческих мистерий. Первоначальный христианский культ есть ничто другое как мистерия. Вся внутренняя линия поведения церкви, степени посвящения, приказ молчания, множество фраз на языке духовенства не имеют другого происхождения... Революция, которая свергла Язычество, ''кажется'' на первый взгляд... абсолютным разрывом с прошлым... но ''народная вера спасла большинство его привычных символов от крушения.'' Христианство сначала внесло так мало перемен в личную и общественную жизнь, что про большие количества людей в течение четвертого и пятого веков трудно было сказать, кто они – христиане или язычники; многие, кажется, придерживались неопределенной позиции между этими двумя культами». Далее, говоря об ''искусстве,'' которое составляло существенную часть древней религии, он говорит, что ''«искусству едва ли пришлось нарушить какую-либо из своих традиций.'' Первоначальное христианское искусство в самом деле есть ни что иное, как языческое искусство в своем упадке или в своих низших разделах. Добрый Пастырь римских катакомб представляет собою копию с Аристея или с Аполлона Норния, который фигурирует в той же самой позе на языческом саркофаге и все еще носит флейту Пана среди четырех полуобнаженных олицетворении времен года. На христианских гробницах Кладбища Св. Калликста Орфей очаровывает животных. В другом месте Христос, как Юпитер-Плутон, и Мария, как Прозерпина, принимают души, которые Меркурий, носящий широкополую шляпу и держащий в руке жезл водителя духов ''(психопомпос)'', – приводит к ним в присутствии трех парк. Пегас – символ апофеоза; Психея – символ бессмертной души; Небеса, олицетворяемые стариком, – река Иордан; и Победа, – фигурируют на целом сонме христианских памятников».

Как мы уже сказали в другом месте, первоначальное христианское общество состояло из малых групп, разбросанных по разным местам и организованных в тайные общества с паролями, условными рукопожатиями и знаками. Чтобы избежать беспрестанного преследования со стороны своих врагов, они были вынуждены искать укрытия и устраивать собрания в покинутых катакомбах, в горной глуши и в других безопасных укрытиях. При своем зарождении каждая религиозная реформа, естественно, встречается с такою неправоспособностью. С самого первого появления Иисуса и его двенадцати учеников мы видим их собирающимися где-то в стороне, имея надежные убежища в пустыне, среди друзей в Вифании и в других местах. Если бы христианство не состояло с самого начала из ''«тайных обществ»'', – история имела бы в своем распоряжении больше ''фактов,'' касающихся его основателя и учеников.

:«Священнослужитель сам сознает, что он обманщик, если только он не глупец или если его не учили лгать с самого детства».

Криклива претензия девятнадцатого века на преимущество по цивилизации над древними, и еще более шумна претензия церквей на то, что христианство освободило мир от варварства и идолопоклонства. Как мало оснований для обеих – мы постарались доказать в этих двух томах. Свет христианства послужил только для того, чтобы показать, насколько больше лицемерия и порока его учения породили в мире со времени его прихода и насколько неизмеримо выше были древние по сравнению с нами по всему, что касается чести.<ref name="ftn42">Мы напоминаем читателю, что под названием христианство мы не подразумеваем ''учений Христа,'' а подразумеваем учения называющих себя его слугами – духовенства.</ref> Духовенство путем учения о беспомощности человека, о его полной зависимости от Провидения, а также учения об искуплении сокрушило в своих верных последователях каждый атом уверенности в своих силах и собственного достоинства. Настолько это правдиво, что теперь становится аксиомой, что наиболее благородных людей следует искать среди атеистов и так называемых «неверных».  

== Протоколы ложи Блаватской ==

Более того, для подтверждения истинности своих выводов они {{raw:t-ru-pool:Комментарий pедактора|христианские теологи}} пользуются двумя методиками и двумя хронологиями — римско-католической и протестантской. Первая опирается на вычисления Кеплера и доктора Зеппа; вторая — на Клинтона, датирующего Рождество 4138 г. от сотворения мира (тогда как первые придерживаются старых расчетов — 4320 г. по лунному и 4004 г. по солнечному календарю).