Олкотт, Генри Стил

Тайная доктрина

Кроме того, значительная часть философии, изложенной Синнеттом, была преподана в Америке даже до опубликования «Разоблаченной Изиды», двум европейцам и моему коллеге, полковнику Г. С. Олькотту. Из Трех Учителей, которых имел Г.С. Олькотт, первый был венгерский Посвященный, второй Египтянин, третий Индус. По особому разрешению полковник Олькотт различными способами передал некоторые учения.

Источник: Блаватская Е.П., «Тайная доктрина», т. 1, гл. Введение

Протоколы «Ложи Блаватской»

Мои дорогие леди и джентльмены, если бы я знала английский, я могла бы проводить собрания. Но у меня нет таланта к разговорному жанру. Если бы я только могла вложить в голову Олкотта то, что знаю, или приобрести его красноречие (а говорит он прекрасно), то я могла бы что-то сделать.

Источник: Протоколы Ложи Блаватской, встреча 1889.04.11

Письма

Мой ученик, полковник Олькотт, президент Общества (почитайте апрельское приложение к журналу «Theosophist»), как вы увидите, мгновенно и окончательно исцеляет сотни людей от болезней, против которых медицина бессильна: от паралича, эпилепсии и прочих; он творит чудеса и за ним ходят толпы. На Цейлоне полковник за один месяц исцелил 119 хромых, парализованных, эпилептиков и слепых. А ведь он мой ученик!

Источник: Блаватская Е.П. - Письмо Дондукову-Корсакову №12

Я упрашивала Олькотта не ссылаться слишком открыто на имена Учителей и на феномены. Он получил от Учителя приказ прекратить вести разговоры о Них. Но остановить Олькотта в его восторженном порыве — с тем же успехом можно было пытаться остановить бушующий ураган. Полковник и не думал прекращать. Тогда Маха Коган велел мне передать Олькотту, что если тот и дальше будет продолжать в том же духе, то на нас обрушатся несказанные беды. Это было в 1883 году, когда полковник отправился на Цейлон.

Еще одно предупреждение пришло, когда он поехал со мною в Европу. Я писала ему из Парижа в Лондон: «Оставьте в покое ОПИ. Учитель говорит, что вы таким образом погубите все дело». Я упрашивала, умоляла Олькотта, но ничто не могло остановить его. Он пичкал их (психистов) рассказами о самых удивительных феноменах; дошло до того, что его стали считать либо помешанным, либо дураком, легковерным. Теперь это стало его личной кармой.

Источник: Блаватская Е.П. - Письмо Вильяму Хюббе-Шляйдену №2

Олькотт — фанатик. Он пожертвовал своей семьей, счастьем, положением в обществе, карье­рой преуспевающего адвоката в Соединенных Штатах, родиной и фактически своей жизнью ради чело­вечества, и прежде всего — ради угнетенных, преследуемых и обездоленных. Перед ним благоговеют тысячи индусов; десятки тысяч бедных детей, гонимых нуждою прямо в лапы миссионеров, полковник спас, определив их в теософские школы, где их стали бесплатно воспитывать за счет теософских лож Индии. А сам Олькотт сделался нищим. У него нет ни цента даже на то, чтобы купить себе ботинки, да он и тратит-то на себя не больше, чем я, то есть ни гроша, все деньги расходуя на нужды Теософского Об­щества и его работу — труд всей нашей жизни. Ибо у нас лишь одна цель: воспитать, насколько это воз­можно, новые поколения, детей теософов, в идеалах альтруизма и Всемирного Братства. Каждые двадцать пять франков, которые изыскивает полковник, идут на оплату учебы и пропитания тех несчастных, которые в противном случае угодили бы в сети, раскинутые миссионерами.

Ах, сударыня, сатира — дело нехитрое, а вот искусство — это тяжкое занятие. Габорио может насмехаться над этими маленькими кусочками бумаги, наклеенными на холст, но если бы вы знали всю правду об Олькотте, — вы, готовая отдать свою жизнь за бедных и за идеалы социализма, — вы бы прекрасно поняли, что отнюдь не Габорио мог бы поступиться во имя теософии хотя бы одной из идей, за которые он цепляется, между тем как Олькотт за четырнадцать лет ни разу не колебался. Обращал ли этот старик какое-либо внимание на задевающие его оскорбления, нападки недругов или на всякие сплетни? Разве его когда-либо останавливали соображения личного характера, уязвленное самолюбие или тще­славие? Какой человек способен отдать больше, чем наш полковник? Да, Олькотту часто недостает такта и учтивости. Он проявляет слабохарактерность, а нередко и легковерие, когда встает вопрос о необходимости понять мотивы, которые движут окружающими. Но он способен на поистине материнскую доброту к тем, кто в нем нуждается, и в то же время он тверд как скала, когда дело касается интересов Теософского Общества. Отсюда-то и вытекают его ошибки в суждениях.

Когда я убедила Олькотта по его возвращении, что он был несправедлив по отношению к Габорио, полковнику захотелось как-то исправить это. Однако было уже поздно, ибо Габорио заупрямился и заявил, что знать не желает Олькотта. Чья тут вина?

< ... >

Начнем с того, что полковник Олькотт не является масоном

Источник: Блаватская Е.П. - Письмо Камилле Лемэтр №2

То, что Г.С.О[лькотт] — чертов дурак с самыми лучшими намерениями, давно известно; то, что он преклоняется перед наукой и громкими званиями, тоже верно, иначе он бы не был янки. Но верно также и то, что он — самый лучший и надежный друг, до мозга костей верный своему слову. Как только он поймет свою глупую ошибку, с ним снова все будет в порядке, это уж точно. Я послала ему статьи вместе с одним из писем; он, конечно, будет фыркать и проклинать меня. Ну и пусть, мне наплевать. Я знаю, что он нередко действует вразрез с желаниями Учителей и при этом воображает, будто следует Их желаниям, однако ошибочно принимает за голос Учителя голос своего неразумного эго. Однако Г.С.О[лькотт] честен и никогда не злословит за спиной. То, что он хочет сказать, он высказывает человеку прямо в лицо.

Источник: Блаватская Е.П. - Письмо Джаджу №2

Посылаю это вам в качестве предупреждения для всех нас, для всего Общества. Внимательно про­чтите последнюю редакторскую заметку Олькотта в журнале «Theosophist» под названием «Первая страница из истории Теософского Общества», и вы поймете, так же как и я, куда он клонит. Его позиция сводится к тому, что Теософское Общество не было ос­новано по «указанию» Учителя, что на самом деле он вообще не получал никаких «указаний», а вся эта идея пришла ему в голову спонтанно. Ну вы-то знаете, что Олькотт почти лжет. Шесть месяцев мы обсуждали это дело и готовились к нему; я возражала против идеи Олькотта назвать будущее общество «Клубом Чудес», а он был не в состоянии придумать какое-либо иное название.

В статье Олькотт именует меня «гипнотическим посредником», залихватски выдвигает на первый план себя — всюду, от первой до последней страницы, а обо мне упоминает лишь случайно, до неприличия бегло.

Теперь я объясню вам, почему он это делает. Это следствие того, что Берт его прямо спросил, намерен ли он придерживаться программы Учителя. Если да, то как он может твердить о своей преданности Учителям и при этом заявлять, что утратил абсолютно всякую веру в меня? И это он говорит уже после того, как меня единогласно поставили во главе Европейской секции. Дело в том, что Олькотт отчаянно завидует мне!!! И не кто иной, как этот проклятый Харт постепенно возбудил в нем это чувство. Это он заставил Олькотта сомневаться во мне, за­ставил его поверить в то, что я амбициозна, тще­славна и норовлю занять его президентское кресло! Дурак!! Да если бы все Теософское Общество стало требовать от меня занять этот пост (как это делает Т.Татья), я бы отказалась, точно так же как ответила отказом ему самому.

Олькотт теперь пытается постепенно меня задушить, преуменьшая в глазах всего мира мою роль в создании Теософского Общества. Он отказывается от своих прежних слов, забывая о том, что он постоянно твердил своей аудитории на протяжении первых десяти лет и повторял в своих лекциях и в статьях. Он кончит тем, что выставит себя лжецом, если мы (в особенности вы, которому все известно) не остановим его. Вы знаете, как много писем он уже написал, постоянно мягко намекая на то, что я — всего лишь медиум, а значит, невменяема. Это было для него способом отвести от себя удар и спасти свою шкуру, бросив кусок моей репутации в глотку преследующим нас голодным тварям. А теперь он выпячивает свою роль и возносится и все такое.

Посмотрите на последнюю страницу журнала «Theo­sophist»: на ней перепечатывается и цитируется одна из самых злобных статей против меня — безо всякого основания, без какой-то особой причины, разве что с целью возразить против титула «жрица теософии» или «верховная жрица». На голову мне выливают целый ушат грязи — и все ради того, чтобы прицепиться к какому-то словечку! Это, конечно, Харт, но это также и Олькотт, ибо это он поз­воляет такие вещи и, таким образом, позорит себя. Да разве я допустила бы, чтобы в журнале «Lucifer» появился хоть один абзац из «Tribune» или нью-йорк­ской «Sun» с нападками на Олькотта? Но еще более серьезной ошибкой является его редакторская статья.

Г.С.О[лькотт] угрожает своей отставкой; может быть, он и уйдет в отставку, а всю вину за это по­пытается возложить на меня! В прошлом году, когда Олькотт был здесь, он хвастался успехами теософии в Индии, превознося их до небес, и бахвалился развитием там отделений Общества. Говорил, что все процветает, что перспективы многообещающи, что люди, как всегда, преданны, 150 отделений крепки и счастливы.

Но какова же истина, и что там теперь застанет Берт? Из 150 отделений живы лишь 40. Никто не приближается к Адьяру на расстояние ближе пяти миль. Теософия быстро умирает. Почему? Я бы сказала, что из-за верховного владычества Харта в Адьяре в течение последних двух лет, и особенно из-за отъезда Олькотта на целый год в Японию, где он не основал ни одного отделения, зато подцепил хроническую дизентерию и довел до неизлечимой стадии свое застарелое заболевание яичек, и это так ослабило полковника, что он стал совсем другим человеком! Несчастный отныне даже не в состоянии как следует прочесть лекцию. Из прекрасного оратора, восхитительного мастера красноречия он превратился в скучного лектора, и его прошлогодний цикл лекций в Англии закончился прискорбным провалом. Олькотт лишился энергии, утратил любовь к работе, стал безразличен к судьбе Теософского Общества, обленился и больше не в силах бороться и сражаться по-нашему. И из-за этого он пытается переложить вину на меня и рассказывает Берту, что это я убила Теософское Общество из-за дела Куломбов-Ходжсона и т. д. и т. п. Разве это справедливо, я вас спрашиваю?

Источник: Блаватская Е.П. - Письмо Джаджу №18

Вы действительно строги к Олкотту. От Вас не ожидают, что Вы будете соглашаться с его суждениями или поступками. Но этот человек делает всё, что в его силах. Будьте милосердны и смотрите на вещи в их истинном свете. «Самая красивая девушка в мире может дать только то, что у неё есть» – то, чего в ней нет, как она может дать? Вы придаёте мне слишком много значения и слишком мало ему. Он лучше меня во многих отношениях, потому что у меня была подготовка, а у него не было никогда и никакой.

< ... >

Но если Общество маленькое и на девять десятых состоит из зла, то на какую устойчивую выборку можно надеяться в будущем? Разве Вы не понимаете теперь, почему бедный Олкотт борется за количество, невзирая на ошибки, провалы и результаты? В тот день, когда он высадился на берег в Бомбее, ему было приказано приумножать и увеличивать, и он слепо делал это с бескорыстной преданностью ньюфаундлендской собаки, которая по зову хозяина бросается за палкой в ревущие волны океана и не задумывается, почему. Вот то самое бесценное качество Олкотта. ВЕРА в своего Учителя и отсутствие жажды награды; из зла вырастает добро, но не тогда, когда мы сеем зло собственными руками.

Источник: Блаватская Е.П., «Письмо У.К. Джаджу от 23 февраля 1887»

Если у Вас не больше личных амбиций, чем у меня (а я знаю, что не больше – только боевитость), то для Вас это будет не большей жертвой, чем для меня – держать Олкотта при себе президентом, проклиная его с утра до вечера и в то же время зная, что нет для этой работы человека лучше него.

Источник: Блаватская Е.П., «Письмо У.К. Джаджу от 12 августа 1887»

Сноски

---