Блаватская Е.П. - Доктор Карпентер о древесных фокусах: различия между версиями

  | публикации = Religio-Philosophical Journal, Chicago, Vol. XXIII, December 22, 1877, p. 8; [[:t-en-lib:Blavatsky H.P. - Dr. Carpenter on Tree-Trickery and H. P. Blavattsky on Fakir-Jugglery|BCW 1:272-277]]; [[Блаватская Е.П. - Новый Панарион (сборник статей)|Блаватская Е.П. - Новый Панарион]], М., ТОО Дюна, 1994 ([[Блаватская Е.П. - Фокус или магия? (пер. изд. Дюна) |перевод изд. Дюна]]); [[Блаватская Е.П. - В поисках оккультизма (сборник статей)|Блаватская Е.П. - В поисках оккультизма]], M., Сфера, 1996 ([[Блаватская Е.П. - Фокус или магия (пер. изд. Сфера)|перевод изд. Сфера]]); [[ССЕПБ]], т. 1, Теопедия, 2025, [[Блаватская Е.П. - Доктор Карпентер о древесных фокусах|пер. Л.Б. Бабушкиной]]

Как мудра пословица, которая утверждает, что тот, кто стремится доказать слишком много, в конечном счете не доказывает ничего! Профессор У.Б. Карпентер, член Королевского научного общества (и украшенный всеми прочими титулами по алфавиту), являет собою яркий тому пример, сражаясь с людьми лучшими, нежели он сам. Его нападки делаются все язвительнее с каждым новым периодическим изданием, в котором он высказывается; и пропорционально усилению оскорблений аргументы его все больше теряют силу и убедительность. И при всем том он еще выговаривает своим противникам за неумение вести «спокойную дискуссию», будто сам не взрывается в спорах, подобно нитроглицерину! Набрасываясь на них с доказательствами, «неопровержимыми» только в его собственном воображении, он то и дело себя выдает. И одним из таких его промахов я намерена сегодня воспользоваться, рассказав о некоторых любопытных опытах из моей собственной жизни.

Моя цель при написании этой статьи далека от того, чтобы принять участие в нападках на чью бы то ни было репутацию. Господа Уоллес и Крукс прекрасно могут сами позаботиться о себе. Каждый из них в собственной области внес больший вклад в истинный прогресс полезных знаний, чем доктор Карпентер – в своей. Их обоих чтят за ценные оригинальные исследования и открытия, в то время как их обвинителя часто винят в том, что он всего лишь хитрый компилятор идей других людей. По прочтении талантливых возражений «ответчиков» и язвительного обзора машущего булавой профессора Бьюкенена, каждый – за исключением его друзей-психофобов – поймет, что доктора Карпентера решительно уложили на лопатки. Он так же мертв, как пресловутый гвоздь в притолоке.

В декабрьском приложении к ''Popular Science Monthly'' я обнаружила (на стр. 116) интересное признание в том, что бедный индусский жонглер способен исполнить трюк, от которого у великого профессора перехватывает дыхание! И, наоборот, медиумические феномены мисс Николь (миссис Гуппи) {{Стр сбоку|273}}он в расчет не берет. «Знаменитый «фокус с деревом», – пишет доктор Карпентер, – виденный большинством людей, подолгу живших в Индии, и описанный несколькими нашими наиболее достойными гражданами и научными сотрудниками, – это, попросту говоря, величайшее чудо, о котором я когда-либо слышал. То, что манговое дерево вначале вырастает до высоты шести дюймов из клочка земли, к которому фокусники прежде не имели доступа, под перевернутой цилиндрической корзиной, чья пустота предварительно продемонстрирована, а затем это же дерево вырастает за каких-нибудь полчаса от шести дюймов до шести футов под последовательно сменяемыми, все более и еще более высокими корзинами, вполне способно посрамить мисс Николь».

Ну, еще бы! По крайней мере, этот трюк способен посрамить все, что может продемонстрировать любой член Королевского общества, хоть днем, хоть ночью, в Королевском институте или в любом ином месте. Можно было бы подумать, что феномен, о котором столь лестно отзываются, и который происходит при обстоятельствах, препятствующих мошенничеству, так и напрашивается на научное исследование, не правда ли? Если уж он не заинтересует ученого, то что же заинтересует? Однако обратите внимание на лазейку, через которую может ускользнуть член Королевского общества. «И что же, – иронически вопрошает профессор, – мистер Уоллес приписывает это действию духовной силы? Или, как и весь остальной мир в целом (конечно же, подразумевается тот мир, который создан наукой и который приводит в движение сам Карпентер) и исполнители «трюка с деревом» в частности, он видит в этом пример ловкости рук?»

Предоставляя мистеру Уоллесу – если он выживет после этой юпитерианской молнии – отвечать за себя самостоятельно, я должна сказать от имени «фокусников», что они ответили бы решительным «нет» на оба вопроса. Индусские фокусники не утверждают, что их фокус – это «духовное вмешательство», но и не признают его «примером ловкости рук». Их позиция такова, что подобные фокусы творят определенные способности, присущие самому человеку, которые он может использовать к добру или к худу. А позиция, которую занимаю я, скромно следуя за теми, чье мнение основано на действительно точных психологических экспериментах и знании, состоит в том, что ни доктор Карпентер, ни его верная гвардия ученых, пусть и украшенная титулами, струящимися вслед за их именами подобно хвосту воздушного змея, пока еще не имеют ни малейшего представления об этих силах. Чтобы обрести хотя бы поверхностное знание о них, они должны изменить свои научные и философские методы. Следуя примеру Уоллеса и Крукса, {{Стр сбоку|274}}они должны начать с самой азбуки спиритуализма, которую доктор Карпентер, упражняясь в насмешливой пренебрежительности, именует «центром просвещения и прогресса».

Они должны извлекать свои уроки не только из истинных, но и из иллюзорных феноменов; из того, что его (Карпентера) главный авторитет, «архижрец новой религии», соответственно классифицирует как «иллюзии, бессмыслицы и фокусы». И пройдя через все это, как подобает всякому разумному исследователю, он, возможно, узрит кое-какие крупицы истины. Понять, чем эти феномены не являются, так же полезно, как и выяснить, что они такое.

Доктор Карпентер обзавелся двумя патентованными отмычками, которые должны гарантированно отпирать тайную дверцу любого медиумического шкафа. Имя эти ключам – «вероятность» и «предвзятость». У большинства ученых есть подобные отмычки. Но едва ли они применимы к «древесному фокусу»; ибо ни его «достойнейшие граждане», ни «научные сотрудники» не могли бы предполагать вероятности того, что они увидят почти обнаженного индуса на незнакомом ему клочке земли, который при ясном свете дня заставляет манговое дерево вырасти на высоту шести футов из семечка за какие-нибудь полчаса; вся их «предвзятость» восставала бы против этого. Раз это не может быть «действием духовной силы», стало быть, это «ловкость рук». И вот теперь Маскелин и Кук, два опытных английских фокусника, заставляют весь Лондон разевать глаза и рты своими разоблачениями спиритуализма. Ими восхищаются все ученые, а на судебном процессе по делу Слэйда они фигурировали как эксперты, свидетели со стороны обвинения. Они – единомышленники доктора Карпентера. Почему бы ему не призвать их объяснить этот ловкий трюк – и заставить господ Уоллеса и Крукса покраснеть от стыда за собственную глупость? Все хитрости ремесла им знакомы; в ком наука могла найти бы лучших союзников? Но мы должны настаивать на идентичных условиях. «Древесный фокус» не должен исполняться при газовом освещении на возвышении в каком-нибудь египетском зале, да и исполнители не должны быть одеты во фраки. Это должно случиться при ярком свете дня, на незнакомой земле, к которой у фокусников не будет предварительного доступа. Не должно быть ни машинерии, ни помощников. Белые галстуки и костюмы, пошитые портными на заказ, следует отложить в сторону, и пусть английские чемпионы явятся нам в примитивных костюмах Адама и Евы – в идеально сидящем «одеянии из кожи», с единственным дополнением в виде дхоти или бриджей шириной в семь дюймов. Индусы все это делают, а мы {{Стр сбоку|275}}лишь требуем честной игры. Если они вырастят побег манго при таких обстоятельствах, доктор Карпентер будет иметь полную свободу вышибить остатки мозгов из головы любого «безумного спиритуалиста», с каким встретится. Но до тех пор – чем меньше он будет говорить об индийских фокусниках, тем лучше для его научной репутации.

Нельзя отрицать, что в Индии, Китае и других странах Востока есть настоящие фокусники, которые показывают трюки. Столь же верно и то, что некоторые из их представлений превосходят все, к чему привыкли жители Запада. Но они – не «факиры» и не исполнители чуда с манговым деревом, каким его описывает доктор Карпентер. Даже его порой имитируют как индийские, так и европейские мастера ловкости рук, но при совершенно иных обстоятельствах. Смиренно следуя в арьергарде «достойнейших граждан» и «научных сотрудников», я ныне собираюсь рассказать о том, что видела собственными глазами.

Неподалеку от Канпура, на пути в священный город Бенарес, у одной леди, моей попутчицы, выкрали полностью все содержимое небольшого сундучка. Драгоценности, платья и даже блокнот с дневниковыми записями, которые она тщательно составляла на протяжении более чем трех месяцев – все это таинственно исчезло, причем замок сундучка не был взломан. После грабежа прошло несколько часов, может быть, ночь и целый день, поскольку на самом рассвете мы начали исследовать расположенные неподалеку руины, еще хранящие свежие следы возмездия Нана-сахиба англичанам. Первой мыслью моей спутницы было заявить в местную полицию – мне же первым делом пришло в голову попросить о помощи какого-нибудь госсейна (святого, по индийским поверьям, обладающего даром всеведения) или хотя бы ядугара, местного чародея. Но цивилизованные идеи возобладали, и целая неделя была потрачена на бесплодные визиты в «чабутару» (полицейский участок) и беседы с «котвалом» – ее начальником. В отчаянии моя спутница, наконец, сдалась, и мы отыскали госсейна. Жили мы в небольшом бунгало на самой окраине, на правом берегу Ганга, и с веранды открывался обширный вид на реку, которая в этом месте еще очень узка.

Наш эксперимент проводился на этой самой веранде, в {{Стр сбоку|276}}присутствии семейства хозяина – полукровки-португальца с юга – моей подруги и меня самой, а также двоих недавно приехавших французов, которые от души потешались над нашими суевериями. Время – три часа пополудни. Жара стояла удушающая, но, несмотря на это, святой – напоминавший кофейного цвета живой скелет – потребовал, чтобы движение панкхи (висячего веера, приводимого в движение шнуром) остановили. Причину он не назвал, но она состояла в том, что волнение воздуха мешает всем тонким магнетическим экспериментам. Все мы наслышаны о «катящемся горшке» как о средстве обнаружения похищенного в Индии, когда обычный железный горшок под воздействием фокусника-индуса вынужден катиться сам по себе, без прикосновения чьей-либо руки, к тому самому месту, где сокрыты похищенные вещи. Но госсейн действовал по-другому. Прежде всего, он потребовал предоставить ему какой-нибудь предмет, который последним соприкасался с содержимым сундучка; ему была вручена пара перчаток. Он сжал их между своими худыми ладонями и принялся катать их, снова и снова; затем уронил их на пол и начал медленно поворачиваться вокруг своей оси с распростертыми руками и расставленным пальцами, словно искал направление, в котором находились вещи. Внезапно он резко остановился, медленно опустился на пол и остался недвижим, сидя со скрещенными ногами и руками, по-прежнему простертыми в том же направлении, словно погруженный в каталептический транс. Это длилось более часа, все в той же удушающей атмосфере, которая была для нас одной сплошной долгой пыткой. Внезапно хозяин дома вскочил со своего места, подбежал к балюстраде и принялся пристально вглядываться в реку, к которой также обратились и наши взоры. Откуда ни возьмись, в воде, близко к ее поверхности, начал появляться темный предмет. Что это было, мы не могли различить; но темная масса, казалось, принужденная некой внутренней силой к вращению, стала приближаться, поначалу медленно, а потом все быстрее и быстрее. Ее словно бы поддерживала невидимая платформа, а курс был столь же прямым, как полет пчелы. Предмет достиг берега, снова исчез посреди высокой растительности и, подскочив с такой силой, что перепрыгнул через низкую стену сада, он скорее влетел, нежели вкатился на веранду и {{Стр сбоку|277}}с глухим тяжелым стуком упал под простертыми ладонями госсейна. Неистовая, конвульсивная дрожь сотрясла тело старика, когда он с глубоким вздохом открыл свои полузакрытые глаза. Поражены были все мы, но французы уставились на сверток с выражением глупейшего ужаса в глазах! Поднявшись с земли, святой раскрыл промасленный мешок, в коем обнаружились все похищенные предметы до единого. Не говоря ни слова, не ожидая благодарности, он низко поклонился всей компании и исчез в дверном проеме прежде, чем мы сумели оправиться от изумления. Нам пришлось бежать за ним довольно долго, прежде чем мы сумели уговорить его взять у нас дюжину рупий, каковые он принял в свою деревянную миску.

Эта история может показаться весьма удивительной и невероятной европейцам и американцам, которые никогда не бывали в Индии. Но мы сошлемся на авторитет доктора Карпентера, который говорит, что даже его «достойнейшие граждане» и «научные сотрудники», которые со столь же малой вероятностью могут учуять что-либо мистическое своими аристократическими носами в Индии, с какой и он сам в Англии, не может увидеть ничего необычного, несмотря на все свои телескопы, микроскопы и увеличительные стекла – даже они были свидетелями трюка с манговым деревом, который еще более удивителен. Если последний – это «ловкость рук», то и первый тоже должен быт таковым. Не будут ли любезны джентльмены из египетского зала, обряженные в свои белые галстуки и приталенные фраки, показать Королевскому обществу, как проделываются оба эти фокуса?

{{CCЕПБ. Комментарий|[В декбре 1877 г. У. Дж. Колвиль, транс-медиум, произносил в Лондоне речи, будучи погружен в транс. Вырезка, помещенная в альбоме Е.П.Б. ({{ЕПБ Альбомы-стр|т=4|с=108|текст=том IV, стр. 108}}), повествует, что его проводники читали в прошлую субботу лекцию против взглядов теософов, излагаемых полковником Олкоттом. Под этим утверждением имеется сделанная карандашом надпись Е.П.Б.:]}}

{{CCЕПБ. Комментарий|[В своем альбоме ({{ЕПБ Альбомы-стр|т=4|с=125|текст=том IV, стр. 125}}) Е.П.Б. поместила вырезку из New York World от 4 апреля 1874 г., озаглавленную «Кремация». Вероятнее всего, следующие ниже пометки, сделанные ею красным карандашом (сильно выцветшим), относятся к более позднему периоду, вероятно, примерно к концу 1877 г.:]}}