Изменения

Не можем мы согласиться также и со словами о том, что указанная "семеричная классификация" "стоит даже гораздо ближе к брахманическому учению о логосе, чем к буддийскому", поскольку оба учения идентичны друг другу и совершенно неважно, будем ли мы называть единый "Логос" ''ишварой'' или ''авалокитешварой'',<ref>См. "Notes on the Bhagavad Gita — I,": "Если воспользоваться языком древних писателей, то этот ''Логос'' мы можем назвать ''ишварой'' [божественным духом] или ''Пратьягатамой'' [Мировой Душой]. . . Буддисты называют его ''авалокитешварой'' . . ." — p. 303 ("The Theosophist", v. 8) (''SDR'', TUP). </ref> Брахмой или "падмапани".<ref>См. выше, с. 178: "То, что принято понимать на санскрите под названием "падмапани" (или "авалокитешвара"), в Тибете называют "ченрези". . . На проявленных же планах он, подобно Дакше, является прародителем (в духовном смысле) человечества".</ref> Хотя между ними и есть небольшие различия, но они скорее мнимые, чем реальные по своей сути. С чисто ортодоксальной точки зрения, брахманизм и буддизм столь же различны и непримиримы друг с другом, как вода и пламя. Однако у каждого из них есть и свои уязвимые места. Даже по вопросам эзотерической интерпретации они не могут найти согласия между собой, но если взглянуть глубже в их соответствующие уязвимые места, то стена между ними тут же рухнет, так как окажется, что оба стоят на одной почве.  

Не можем мы согласиться также и со словами о том, что указанная "семеричная классификация" "стоит даже гораздо ближе к брахманическому учению о логосе, чем к буддийскому", поскольку оба учения идентичны друг другу и совершенно неважно, будем ли мы называть единый "Логос" ''ишварой'' или ''авалокитешварой'',<ref>См. "Notes on the Bhagavad Gita — I,": "Если воспользоваться языком древних писателей, то этот ''Логос'' мы можем назвать ''ишварой'' [божественным духом] или ''Пратьягатамой'' [Мировой Душой]. . . Буддисты называют его ''авалокитешварой'' . . ." — p. 303 ("The Theosophist", v. 8) (''SDR'', TUP). </ref> Брахмой или "падмапани".<ref>См. выше, с. 178: "То, что принято понимать на санскрите под названием "падмапани" (или "авалокитешвара"), в Тибете называют "ченрези". . . На проявленных же планах он, подобно Дакше, является прародителем (в духовном смысле) человечества".</ref> Хотя между ними и есть небольшие различия, но они скорее мнимые, чем реальные по своей сути. С чисто ортодоксальной точки зрения, брахманизм и буддизм столь же различны и непримиримы друг с другом, как вода и пламя. Однако у каждого из них есть и свои уязвимые места. Даже по вопросам эзотерической интерпретации они не могут найти согласия между собой, но если взглянуть глубже в их соответствующие уязвимые места, то стена между ними тут же рухнет, так как окажется, что оба стоят на одной почве.  

"Ахиллесовой пятой" ортодоксального брахманизма является философия адвайта, сторонников которой правоверные брахманисты называют "замаскировавшимися буддистами". Слабым же звеном ортодоксального буддизма является северный мистицизм, представленный последователями философий Арьясанги (школа йогачара) и махаяны, которых единоверцы, в свою очередь, окрестили "переодевшимися ведантистами". При внимательном анализе и сопоставлении оказывается, что эзотерическая философия обеих школ — одна и та же, так как учения Гаутамы Будды и Шанкарачарьи тесны смыкаются друг с другом, если руководствоваться традицией и некоторыми эзотерическими учениями. И оказывается, что все различия между ними заключаются в одной только форме, а вовсе не в содержании.  

"Ахиллесовой пятой" ортодоксального брахманизма является философия адвайта, сторонников которой правоверные брахманисты называют "замаскировавшимися буддистами". Слабым же звеном ортодоксального буддизма является северный мистицизм, представленный последователями философий Арьясанги (школа йогачара) и махаяны, которых единоверцы, в свою очередь, окрестили "переодевшимися ведантистами". При внимательном анализе и сопоставлении оказывается, что эзотерическая философия обеих школ — одна и та же, так как учения Гаутамы Будды и Шанкарачарьи тесно смыкаются друг с другом, если руководствоваться традицией и некоторыми эзотерическими учениями. И оказывается, что все различия между ними заключаются в одной только форме, а вовсе не в содержании.  

В "Анугите"'''[1]''' можно встретить фрагмент, выдержанный исключительно в мистическом ключе и наполненный семеричной символикой. Это рассказ Брамина о блаженстве, которое можно испытать, выйдя за пределы сферы иллюзий — той, "в которой любые фантазии подобны оводам и москитам, в которой горе и радость подобны холоду и зною, в которой заблуждение подобно слепящей тьме, жадность подобна хищным зверям и пресмыкающимся и помехами в которой выступают желание и гнев".<ref>"Anugītā", Telang, p. 284.</ref>

В "Анугите"'''[1]''' можно встретить фрагмент, выдержанный исключительно в мистическом ключе и наполненный семеричной символикой. Это рассказ Брамина о блаженстве, которое можно испытать, выйдя за пределы сферы иллюзий — той, "в которой любые фантазии подобны оводам и москитам, в которой горе и радость подобны холоду и зною, в которой заблуждение подобно слепящей тьме, жадность подобна хищным зверям и пресмыкающимся и помехами в которой выступают желание и гнев".<ref>"Anugītā", Telang, p. 284.</ref>

Деревья, говорит комментатор, это чувства, так как они способны приносить свои плоды . . . удовольствие и боль; ''гости'' — олицетворения той или иной силы, которой обладает каждое чувство: они и получают вышеуказанные плоды.  

Деревья, говорит комментатор, это чувства, так как они способны приносить свои плоды . . . удовольствие и боль; ''гости'' — олицетворения той или иной силы, которой обладает каждое чувство: они и получают вышеуказанные плоды.  

{{Стиль А-Цитата|"Скиты — это деревья, под сенью которых гости находят укрытие. Семь форм сосредоточения — это исключения из своего "я" семи функций семи чувств и т.д., о чём мы уже говорили. Семь форм посвящения относятся к посвящению в высшую жизнь через отказ от каждого члена этой семёрки [чувств] как не своих самостоятельных действий" (см. "Хандогья-упанишада", с. 219 и коммент.).<ref>Там же, коммент., примеч., с. 285.</ref>}}

{{Стиль А-Цитата|"Скиты — это деревья, под сенью которых гости находят укрытие. Семь форм сосредоточения — это исключения из своего "я" семи функций семи чувств и т.д., о чём мы уже говорили. Семь форм посвящения относятся к посвящению в высшую жизнь через отказ от каждого члена этой семёрки [чувств] как не своих самостоятельных действий" (см. "Чхандогья-упанишада", с. 219 и коммент.).<ref>Там же, коммент., примеч., с. 285.</ref>}}

Приведённое объяснение хоть и неудовлетворительно, но, по крайней мере, безобидно.  

Приведённое объяснение хоть и неудовлетворительно, но, по крайней мере, безобидно.  

{{Стиль А-ТД. Сноски ЕПБ}}

{{Стиль А-ТД. Сноски ЕПБ}}

'''[1]''' Английский редактор поясняет здесь: "Я полагаю, посвящён Брамину (Brâhman)".<ref>В оригинале "The Bhagavatgîtâ" стоит слово Brahman, ''не'' Brâhman.</ref> Это было бы, честно говоря, довольно жалким посвящением для йога, находящегося в процессе постепенного освобождения. Мы же осмелимся заявить, что этот "Огонь" или "Я" есть наивысшее, подлинное "Я", соединённое, то есть ''единое, с Брахмой'', Единым Божеством. Это "Я" уже больше не может оторваться от вселенского Духа.

'''[1]''' Английский редактор поясняет здесь: "Я полагаю, посвящён Брамину (Brâhman)".<ref>В оригинале "The Bhagavatgîtâ" стоит слово Brahman, ''не'' Brâhman.</ref> Это было бы, честно говоря, довольно жалким посвящением для йога, находящегося в процессе постепенного освобождения. Мы же осмелимся заявить, что этот "Огонь" или "Я" есть наивысшее, подлинное "Я", соединённое, то есть ''единое, с Брахманом'', Единым Божеством. Это "Я" уже больше не может оторваться от вселенского Духа.

{{Сноски автора завершены}}

{{Сноски автора завершены}}

"слиться с ним"? Здесь всё обстоит скорее наоборот: именно вследствие тяготения чувств личности к ''безличному'' "Я", вследствие их стремления соединиться с ним последнее, то есть {{Стиль С-Капитель|Огонь}}, и сжигает низшие пять и тем самым очищает высшие два — "ум и разумение", то есть высший аспект ''манаса'''''[1]''' и ''буддхи''. Это же с очевидной ясностью следует из текста.  

"слиться с ним"? Здесь всё обстоит скорее наоборот: именно вследствие тяготения чувств личности к ''безличному'' "Я", вследствие их стремления соединиться с ним последнее, то есть {{Стиль С-Капитель|Огонь}}, и сжигает низшие пять и тем самым очищает высшие два — "ум и разумение", то есть высший аспект ''манаса'''''[1]''' и ''буддхи''. Это же с очевидной ясностью следует из текста.  

"Великие мудрецы" ''исчезают'' после того, как "им возданы почести". Но кем же воздаются почести, если они (эти пресловутые чувства) "не соединены с "я"? Да разумеется, {{Стиль С-Капитель|Умом}}, манасом (в этом случае слившимся с ''шестым чувством''), который не является и не может являться Брахманом, наивысшим "Я", Кшетраджней — духовным солнцем души. А с последним должен со временем слиться и сам манас. Это именно он воздаёт почести "великим мудрецам" и радушно встречает ''земную'' премудрость. Но едва лишь, озаряя её, "воссияет иной лес", как именно Разум (буддхи, 7-е чувство, но 6-й принцип) и становится ''единственным'' деревом — тем деревом, плоды которого суть освобождение — и оно-то окончательно и уничтожает самые корни дерева ашваттха, символа ''жизни'' с её иллюзорными радостями и усладами. Вот почему всякий, достигший этого состояния освобождения, по словам всё того же мудреца, "не имеет больше страха". В этом состоянии "очертания его неразличимы",<ref>Там же, p. 287: "[Всякий] благой [человек], достигший этого [состояния], не имеет больше страха. Очертания его неразличимы [примеч.: "Он расходится во все стороны, очертания его неразличимы ни с какой стороны"]"</ref> ибо они расходятся во все стороны.  

"Великие мудрецы" ''исчезают'' после того, как "им возданы почести". Но кем же воздаются почести, если они (эти пресловутые чувства) "не соединены с "я"? Да, разумеется, {{Стиль С-Капитель|Умом}}, манасом (в этом случае слившимся с ''шестым чувством''), который не является и не может являться Брахманом, наивысшим "Я", Кшетраджней — духовным солнцем души. А с последним должен со временем слиться и сам манас. Это именно он воздаёт почести "великим мудрецам" и радушно встречает ''земную'' премудрость. Но едва лишь, озаряя её, "воссияет иной лес", как именно Разум (буддхи, 7-е чувство, но 6-й принцип) и становится ''единственным'' деревом — тем деревом, плоды которого суть освобождение — и оно-то окончательно и уничтожает самые корни дерева ашваттха, символа ''жизни'' с её иллюзорными радостями и усладами. Вот почему всякий, достигший этого состояния освобождения, по словам всё того же мудреца, "не имеет больше страха". В этом состоянии "очертания его неразличимы",<ref>Там же, p. 287: "[Всякий] благой [человек], достигший этого [состояния], не имеет больше страха. Очертания его неразличимы [примеч.: "Он расходится во все стороны, очертания его неразличимы ни с какой стороны"]"</ref> ибо они расходятся во все стороны.  

"Там всегда пребывают семь женщин", — продолжает свой образный рассказ мудрец. Эти женщины (по толкованию Арджуны Мишры, это: махат, ахамкара и пять танматр) всегда обращены лицом вниз, ибо они — помехи на пути духовного восхождения.  

"Там всегда пребывают семь женщин", — продолжает свой образный рассказ мудрец. Эти женщины (по толкованию Арджуны Мишры, это: махат, ахамкара и пять танматр) всегда обращены лицом вниз, ибо они — помехи на пути духовного восхождения.