Изменения

Передо мной поставлена задача представить здесь некоторые факты, которые подтвердили бы, что искусство письма было известно в Индии задолго до времени жизни нашего грамматиста – Панини, ученика самого бога Шивы. Профессор Макс Мюллер придерживается противоположной точки зрения, которую он неоднократно высказывал, начиная с 1856 года, и встретил в этом поддержку со стороны ряда других блестящих западных исследователей. Коротко говоря, их позиция заключается в том, что уже сам факт отсутствия в ведах и на всём протяжении брахманического периода каких-либо упоминаний о “письме, чтении, бумаге и писчем пере”, как и почти полное умолчание о них в период сутр,  

Передо мной поставлена задача представить здесь некоторые факты, которые подтвердили бы, что искусство письма было известно в Индии задолго до времени жизни нашего грамматиста – Панини, ученика самого бога Шивы. Профессор Макс Мюллер придерживается противоположной точки зрения, которую он неоднократно высказывал, начиная с 1856 года, и встретил в этом поддержку со стороны ряда других блестящих западных исследователей. Коротко говоря, их позиция заключается в том, что уже сам факт отсутствия в ведах и на всём протяжении брахманического периода каких-либо упоминаний о “письме, чтении, бумаге и писчем пере”, как и почти полное умолчание о них в период сутр,  

{{Стиль А-Цитата|“заставляет нас предположить, что даже тогда [в период сутр], когда уже начало обретать известность искусство письма, индийская литература продолжала сохраняться исключительно благодаря устной традиции” (“''Hist. Sans. Lit.'',” p. 501).<ref>Max Müller, ''A History of Ancient Sanskrit Literature'', London, 1859. – Пер.</ref>}}

{{Стиль А-Цитата|“заставляет нас предположить, что даже тогда [в период сутр], когда уже начало обретать известность искусство письма, индийская литература продолжала сохраняться исключительно благодаря устной традиции” (“''Hist. Sans. Lit.'',” p. 501).<ref>Müller, Max. 1860. – Пер.</ref>}}

Для подтверждения этой своей теории он расширяет объём памяти наших почтенных праотцов до таких феноменальных размеров, что с помощью особой мнемонической техники она уже была якобы способна вместить в себя целый город спасительных сведений, в который незадачливые мудрецы могли нырять в случае особой нужды – и как тут не вспомнить о бычьей шкуре царицы Дидоны.<ref>Намёк на легендарную основательницу Карфагена, царевну Дидону. После бегства из финикийского Тира, где её жизни угрожал вступивший на трон родной брат, она со своими спутниками высадилась на северном побережье Африки, где местный царь пообещал выделить для беглецов столько земли, сколько может покрыть собой бычья шкура. Дидона, разрезав шкуру на тонкие ремешки, смогла опоясать ими целую гору. – Пер.</ref> Но какой же гигантской памятью в этом случае они должны были бы обладать, если, по признанию профессора Вебера, – а он, как мы видим, большой любитель перегонять чистейшую эссенцию арийских эонов в эфирное масло столь жалкого по продолжительности промежутка времени, как библейский период, – Европа уже сегодня обладает десятью тысячами санскритских текстов, к которым следует присовокупить и те десятки тысяч, которые по скупости своей карма пока что не решилась отдавать в европейские музеи и библиотеки!  

Для подтверждения этой своей теории он расширяет объём памяти наших почтенных праотцов до таких феноменальных размеров, что с помощью особой мнемонической техники она уже была якобы способна вместить в себя целый город спасительных сведений, в который незадачливые мудрецы могли нырять в случае особой нужды – и как тут не вспомнить о бычьей шкуре царицы Дидоны.<ref>Намёк на легендарную основательницу Карфагена, царевну Дидону. После бегства из финикийского Тира, где её жизни угрожал вступивший на трон родной брат, она со своими спутниками высадилась на северном побережье Африки, где местный царь пообещал выделить для беглецов столько земли, сколько может покрыть собой бычья шкура. Дидона, разрезав шкуру на тонкие ремешки, смогла опоясать ими целую гору. – Пер.</ref> Но какой же гигантской памятью в этом случае они должны были бы обладать, если, по признанию профессора Вебера, – а он, как мы видим, большой любитель перегонять чистейшую эссенцию арийских эонов в эфирное масло столь жалкого по продолжительности промежутка времени, как библейский период, – Европа уже сегодня обладает десятью тысячами санскритских текстов, к которым следует присовокупить и те десятки тысяч, которые по скупости своей карма пока что не решилась отдавать в европейские музеи и библиотеки!  

Пусть меня поправят, если я ошибаюсь, но смею утверждать, что, во-первых, Панини – а он причислялся к самим риши – является величайшим грамматистом Индии, который не имел себе равных ни в древней, ни в новой истории, и, во-вторых, современные учёные в один голос признают санскрит самым совершенным из всех существующих ныне языков. Вот почему при всём нашем глубочайшем почтении к западному мнению, мы испытываем немалое разочарование, когда читаем такие, например, строки, в которых профессор Мюллер утверждает, будто “в терминологии Панини не встречается ни одного-единственного слова, которое предполагало бы существование письменности” (там же, с. 507).  

Пусть меня поправят, если я ошибаюсь, но смею утверждать, что, во-первых, Панини – а он причислялся к самим риши – является величайшим грамматистом Индии, который не имел себе равных ни в древней, ни в новой истории, и, во-вторых, современные учёные в один голос признают санскрит самым совершенным из всех существующих ныне языков. Вот почему при всём нашем глубочайшем почтении к западному мнению, мы испытываем немалое разочарование, когда читаем такие, например, строки, в которых профессор Мюллер утверждает, будто <br>

{{Стиль А-Цитата|“в терминологии Панини не встречается ни одного-единственного слова, которое предполагало бы существование письменности” (ibid. P. 507).}}

В самом деле, нам трудно убедить себя в том, что столь великий мыслитель, как Панини, оказался совершенно неспособным придумать буквы для сохранения собственной же системы грамматики (если только допустить, что таковых ещё не существовало в его время), поскольку именно его гению и принадлежит честь изобретения классического санскрита.  

В самом деле, нам трудно убедить себя в том, что столь великий мыслитель, как Панини, оказался совершенно неспособным придумать буквы для сохранения собственной же системы грамматики (если только допустить, что таковых ещё не существовало в его время), поскольку именно его гению и принадлежит честь изобретения классического санскрита.