Изменения

Тот человек, который при всей своей добродетельности ещё, однако, не становится подлинным “сыном Божиим”, всё-таки находится “под стражею закона” – того нравственного закона, который имеет просветительскую и подготовительную задачу, это и есть тот самый “детоводитель [школьный учитель – Пер.] ко Христу”,<ref>См. Гал.3:23-26: “А до пришествия веры мы заключены были под стражею закона, до того [времени], как надлежало открыться вере… Итак закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою; ... по пришествии же веры, мы уже не под [руководством] детоводителя... Ибо все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса”. – Пер.</ref> собственный наш дух Божий – то есть наша наивысшая личность. Понять различие между двумя этими состояниями значит постичь точный смысл того, что подразумевается под личностью ложной, временной, и личностью истинной, вечной, как и тот смысл, в каком мы здесь употребляем само это слово, “личность”. Нам не дано знать, сохраним мы или не сохраним ощущение своей тождественности с нашими прошлыми и навсегда отвергнутыми “я”, когда пройдём через это великое изменение, когда великий труд<ref>Сегодня имеется ясное понимание того, что тот “великий труд”, о котором так часто говорят философы-герметики и точным архетипом которого выступает труд алхимический, т.&nbsp;е. превращение грубых металлов в золото, в той же мере относится и к превращению духовному. Кроме того, имеются твёрдые основания полагать, что и материальный процесс также реален.</ref> нашей жизни будет завершён – сейчас ли или когда-либо в жизни загробной.  

Тот человек, который при всей своей добродетельности ещё, однако, не становится подлинным “сыном Божиим”, всё-таки находится “под стражею закона” – того нравственного закона, который имеет просветительскую и подготовительную задачу, это и есть тот самый “детоводитель [школьный учитель – Пер.] ко Христу”,<ref>См. Гал.3:23-26: “А до пришествия веры мы заключены были под стражею закона, до того [времени], как надлежало открыться вере… Итак закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою; ... по пришествии же веры, мы уже не под [руководством] детоводителя... Ибо все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса”. – Пер.</ref> собственный наш дух Божий – то есть наша наивысшая личность. Понять различие между двумя этими состояниями значит постичь точный смысл того, что подразумевается под личностью ложной, временной, и личностью истинной, вечной, как и тот смысл, в каком мы здесь употребляем само это слово, “личность”. Нам не дано знать, сохраним мы или не сохраним ощущение своей тождественности с нашими прошлыми и навсегда отвергнутыми “я”, когда пройдём через это великое изменение, когда великий труд<ref>Сегодня имеется ясное понимание того, что тот “великий труд”, о котором так часто говорят философы-герметики и точным архетипом которого выступает труд алхимический, т.&nbsp;е. превращение грубых металлов в золото, в той же мере относится и к превращению духовному. Кроме того, имеются твёрдые основания полагать, что и материальный процесс также реален.</ref> нашей жизни будет завершён – сейчас ли или когда-либо в жизни загробной.  

Выражаясь философским языком, исчезнуть должна будет “материя”, и меняться будет сама “форма”. Ответ на вопрос: сохраняется ли наша трансцендентная тождественность с нынешним<ref>“Человек может уже обрести бессмертную жизнь и оставаться на протяжении вечности всё тем же ''внутренним я'', каким он был на земле, но из этого вовсе не вытекает, что он непременно должен либо оставаться Смитом и Брауном, каким он был на земле, либо утратить свою индивидуальность” – ''Isis Unveiled'', I, p. 316 (в русском переводе см.: Разоблачённая Изида. Кн. I. М., 2003. С. 450. – Пер. </ref> “А” или “Б”, должен зависеть от ответа на другой высказанный выше вопрос: чем является дух Божий, нашей изначальной, центральной сущностью или ипостасью? Но нахождение “под стражею закона” означает для нас невозможность действовать непосредственно и по собственной воле – в этом случае мы можем действовать лишь косвенно, то есть в добровольном согласии с чужой волей. Та воля, в соответствии с которой мы по природе своей привыкли действовать, – т.&nbsp;е. наша собственная воля – должна пониматься не как простое волеизъявление, а как вся наша природа – т.&nbsp;е. как та самая “властительница-любовь”, которая то-то и то-то делает для нас притягательным, а всё остальное отталкивающим.  

Выражаясь философским языком, исчезнуть должна будет “материя”, а меняться будет сама “форма”. Ответ на вопрос, сохраняется ли наша трансцендентная тождественность с нынешним<ref>“Человек может уже обрести бессмертную жизнь и оставаться на протяжении вечности всё тем же ''внутренним я'', каким он был на земле, но из этого вовсе не вытекает, что он непременно должен либо оставаться Смитом и Брауном, каким он был на земле, либо утратить свою индивидуальность” – ''Isis Unveiled'', I. P. 316 [см.: РИ, 1. С. 450 – Пер.] – Ч.К.М.</ref> “А” или “Б”, должен зависеть от ответа на другой высказанный выше вопрос: чем является дух Божий, нашей изначальной, стержневой сущностью или некой ипостасью? Но нахождение “под стражею закона” означает для нас невозможность действовать непосредственно и по собственной воле – в этом случае мы можем действовать лишь косвенно, то есть в добровольном согласии с чужой волей. Та воля, в соответствии с которой мы по природе своей привыкли действовать, – т.&nbsp;е. наша собственная воля – должна пониматься не как простое волеизъявление, а как вся наша природа – т.&nbsp;е. как та самая “властительница-любовь”, которая то-то и то-то делает для нас притягательным, а всё остальное отталкивающим.  

Пребывая “под стражею закона”, эта природа находится в подвешенном, “замороженном” состоянии, а поскольку это состояние относится только к её деятельности и проявлениям, но при этом отнюдь не отменяется, то закон этот – как замена чужой воли – нам необходим. Собственная наша воля, или природа наша, продолжает оставаться центральной в нас, а то, чему мы подчиняемся – старательно или идя против самих себя – является скорее периферийным или ипостатическим. Постоянство, с которым мы либо подчиняемся, либо сопротивляемся, заставляет периферийное выдвигаться всё более и более к центру, после чего и происходит тот самый “взрыв”, о котором писал Сен-Мартен. Под действием этого “взрыва” наша природная воля навсегда рассеивается и истребляется вследствие соприкосновения с божественным, и последнее отныне становится уже нашим собственным. Так “детоводитель” приводит нас “ко Христу”, и если под “Христом” мы будем понимать не историческую божественную личность, а логос, слово или проявления Бога ''внутри нас'', – то тогда, полагаю, мы и приходим к той главной истине, которую проповедовали ''веданта'', Капила, Будда, Конфуций, Платон и Иисус.  

Пребывая “под стражею закона”, эта природа находится в подвешенном, “замороженном” состоянии, а поскольку это состояние относится только к её деятельности и проявлениям, но при этом отнюдь не отменяется, то закон этот – как замена чужой воли – нам необходим. Собственная наша воля, или природа наша, продолжает оставаться центральной в нас, а то, чему мы подчиняемся – старательно или идя против самих себя – является скорее периферийным или ипостатическим. Постоянство, с которым мы либо подчиняемся, либо сопротивляемся, заставляет периферийное выдвигаться всё более и более к центру, после чего и происходит тот самый “взрыв”, о котором писал Сен-Мартен. Под действием этого “взрыва” наша природная воля навсегда рассеивается и истребляется вследствие соприкосновения с божественным, и последнее отныне становится уже нашим собственным. Так “детоводитель” приводит нас “ко Христу”, и если под “Христом” мы будем понимать не историческую божественную личность, а логос, слово или проявления Бога ''внутри нас'', – то тогда, полагаю, мы и приходим к той главной истине, которую проповедовали ''веданта'', Капила, Будда, Конфуций, Платон и Иисус.